Лена Элтанг - Картахена Страница 51

Муж получает такую же записку от доносчика и отправляется убедиться в том, о чем и так давно догадывается. Явившись в беседку к одиннадцати часам, он застает там только свою смерть и остается сидеть на дощатой скамейке до утра. Тот, кто его застрелил, должен был знать время и место встречи. И причину тоже.

Анонимус, пославший письмо с нарисованным кипарисом, знал время и место. Ли Сопра знал время и место, но также знал, что записка всего лишь розыгрыш, потому что и сам получил такую же. Разве то, что он все же отправился к беседке, не доказывает, что он и анонимус – одно лицо? Разве не следует из этого, что история с участием в спектакле была затеяна для того, чтобы оказаться не слишком далеко от поляны и обеспечить себе алиби?

Теперь я знаю, что скажу комиссару через десять минут.

Я не понимаю, как важная улика оказалась на видном месте в комнате Ли Сопры, скажу я ему. Разумеется, он должен был ее уничтожить. Вы кругом правы, и все козыри у вас на руках. Сейчас мне нечем крыть, но я уверена, что объяснения найдутся. Только дожидаться этих объяснений я не могу, понимаете? Часики убийства тикают. Мне надо продолжать поиски. Я должна идти туда, куда меня ведет мое чутье, как бы смешно это для вас ни звучало.

А чутье говорит мне, что капитан отправил записку Аверичи, убил его, а потом бегом вернулся на репетицию. Тогда ясно, почему он не уехал сразу после убийства хозяина, хотя его никто не задерживал. Раньше я думала, что это такая уловка, мол, я не виновен и мне некуда торопиться. Но нет. Нет. Он остался, чтобы выяснить, у кого теперь марка. Она могла оказаться в доме, то есть хозяин изменил своему правилу и не взял свой талисман в казино. Она могла оказаться у человека, который шел мимо беседки и спугнул убийцу. То есть у Бри.

Представляю, в какое бешенство пришел капитан, когда увидел, как брат осматривает карманы убитого. Полагаю, несколько минут он стоял за стволом дерева, подальше от синей мерцающей лампы, но не решился наброситься на брата. Раньше я думала, что он не мог выйти из укрытия, потому что боялся быть узнанным. Но теперь, когда я знаю о платье цвета морской волны и нейлоновых локонах, эта причина кажется недостаточной – в таком виде капитана не узнала бы даже родная дочь. Зато появилась другая причина: у него не было времени. Выстрелив в хозяина, мирно сидевшего в беседке, он должен был мчаться назад со всех ног. Опоздай он к третьему акту, от его алиби остались бы пух и перья, как от мертвого дрозда.

Итак, моя рассыпанная на столе головоломка сложилась в картинку с видом на холмы, точно такую, как продают у нас в холле вместе с конвертами и леденцами. У Ли Сопры есть алиби, но мне удалось пошатнуть его призрачную крепость. Вот что я скажу комиссару, когда приду в участок. Выяснить это было совсем не трудно, скажу я ему. Вы бы тоже справились. Нужно было только обыскать одну комнату, почитать Бернарда Шоу и немного подумать.

В библиотеке не было ни души, я сразу села к компьютеру, надеясь спокойно в нем покопаться. В первый раз, когда я наткнулась на форум собирателей марок, и потом – когда поняла, что кто-то из обитателей «Бриатико» искал сведения о перевернутой королеве, – я была в таком напряжении, что мне и в голову не пришло забраться поглубже. Теперь все будет по-другому: я выждала момент и точно знаю, что рыжая кислятина не появится до полудня. Ее прямо корежит, когда кто-нибудь садится на ее стул возле компьютера. Сама слышала, как она жаловалась тосканцу, что уже целых четыре человека попросили у нее пароль. А когда тот заметил, что компьютер куплен для всех и стоит не у нее в спальне, она пожала плечами и сказала, что постояльцы брезгуют этим старьем и давно уже пользуются модемами у себя в номерах. Сюда, мол, ходит только один-единственный постоялец, у которого сломался ноутбук. А в основном шляется обслуга, чтобы отвлекать ее от работы.

Я знаю, кто этот постоялец, даже спрашивать не стану.

Дождавшись, когда монитор перестал наконец мерцать и гудеть, я открыла текстовую программу и внимательно просмотрела все файлы за полгода, начиная с января, когда капитан появился в «Бриатико». Сначала я пробежала глазами записи Вирги: библиотечный каталог, который она взялась составлять от скуки, и счета за выпивку, которые ей приходилось вести, – с этим у нас строго, здесь ведь никого не угощают. Еще один тяжелый файл принадлежал неизвестному постояльцу: мрачное письмо к дочери, датированное январем, в нем была уйма фотографий, в основном вид на деревню из его окна. Может, уже и умер, бедняга. Дальше шли рассылки для служащих: поздравления, корпоративные новости и прочая дребедень. Вирга распечатывает все это на цветной бумаге и вешает на кухне и в сестринской.

Кто-то прошел по коридору, послышались голоса, и я занервничала. Предчувствие томило меня, оно стояло перед глазами, будто облако копоти, и застилало глаза. Во всем этом есть какой-то смысл: дырявая открытка с часовней, залитое дождем лицо хозяина в беседке, гибель моего брата, филателисты и красная куртка капитана, до сих пор гуляющего по парковым аллеям. Почему он не уезжает? Ведь он получил все, за чем охотился. Должен быть смысл, но я его не вижу!

Я закрыла тексты и принялась проверять сетевые закладки: ссылки на разные отели в округе, магазины, телепрограммы, метеосводки и бюро путешествий. Одна ссылка вела на журнал с девками, другая – на eBay, эту я открыла с любопытством и увидела горы подержанных ракеток и целый курятник желтых пушистых мячей. Социальных сетей никто закладками не отмечал, почтовых серверов тоже. Наконец в одной из закладок мелькнуло слово diario, и я ухватилась за него, но вместо текста мне показали синий экран с окошком для пароля.

Diario di un flautista libico. Ну, вот оно. Значит, все-таки блог! Странное название, если учесть, что капитан ходил на своей яхте по северным морям, а не к берегам Северо-Восточной Африки. Если он вообще куда-нибудь ходил.

И с чего ты взяла, что этот блог принадлежит капитану, сказал мой внутренний голос, немного похожий на голос комиссара. А с того, что пароль у Вирги просили четверо, трое из обслуги и один постоялец. Трое минус Садовник и тренер, остается один. Думаю, что этот один – я. А четвертый – это постоялец, у которого сломался ноутбук.

Я встала, закрыла библиотечную дверь на задвижку, устроилась в кресле у рабочего стола и стала думать, каким мог быть пароль у капитана. Когда я курила, еще до колледжа, паролем к моему блогу была марка любимых сигарет. Что он курит? Кажется, Yesmoke. Я вбила в окошко пароля, ни на что особенно не надеясь. Мимо. Что он любит? Лакрицу, это точно. Вечно таскает из вазы с конфетами, что стоит на конторке портье. Лакрица не подходит. Откуда он родом? Не важно, такой человек не станет использовать ни город, ни дату рождения.

Briatico написала я, но окошко с паролем только мигнуло красным. Branca. Неверный пароль. Кто бы сомневался. О чем он думал, сидя здесь в пустой библиотеке, прислушиваясь к ветру, хлопающему расщепившейся створкой окна? Или это был жаркий прозрачный день, и он видел постояльцев, плавающих в зелени парка, будто голубые медленные карпы, в своих длинных халатах? Смотрел ли он на этот портрет, висящий над столом, – молодая хозяйка сидит там, едва заметно улыбаясь, чистое лицо залито солнцем и сияет, как китайская чашка. Попробуем имя хозяйки. Стефания? Неверный пароль.

Так можно до утра провозиться, ясно, что ничего не выйдет. Я встала и подошла к окну, чтобы вдохнуть свежего воздуха. За вершинами кипарисов, в глубине парка, виднелась камышовая крыша беседки, пару дней назад я проходила мимо и видела, что кто-то привязал к перилам поминальную ленточку. Раньше там была часовня Святого Андрея, покровителя Амальфи. Все, что я про него знаю, это то, что его распяли на косом кресте, сложенном из двух бревен. Зато про часовню я знаю намного больше.

Santo Andreas напечатала я, снова подойдя к столу. Пароль неверный.

Бесполезно. Откуда мне знать, что было в голове у капитана, когда он придумывал свое секретное слово. Ладно, зато я могу попробовать выяснить другое. Например, что у него в голове в настоящий момент. В этой сухой, желтоватой, продолговатой, будто дыня, голове с двумя узкими дырками для глаз. И почему он, черт возьми, не уезжает.

Когда часовня Святого Андрея сгорела, мое детство кончилось в одночасье. Мы с братом ходили туда играть, вернее – он ходил, а меня ему приходилось таскать за собой, мне было десять лет, и я от него ни на шаг не отходила. Часовню приводили в порядок с начала весны, она стояла в лесах, а на двери висел амбарный замок, потому что реставраторы оставляли там инструменты и рабочую одежду. В то лето их было двое – один, кажется, римлянин, – работали они медленно и сильно увлекались местным вином. Бри знал, где они прячут ключ: под большим куском розового туфа, украшающим клумбу с люпинами.