Марина Ахмедова - Женский чеченский дневник Страница 51

На небе все еще густели пятна и отражались в лужах.

У дороги притормозил грузовик. Водитель махнул рукой, показывая направление. Ей было по пути. В кузове на больших клетчатых сумках сидели тепло одетые мужчины и женщины – человек десять. Наташа присела на дно кузова. Ведено медленно уплывало, вместе с ним – боевики, стоявшие у дороги. В следующий раз Наташа встретится с ними уже в Буденновске.

Через час езды грузовик остановили мужчины в камуфляжной одежде. Наташа не заметила по дороге блокпоста, они просто появились из-за деревьев. Водитель вышел из кабины. Коротко переговорил с ними на чеченском.

– Выходите, – подошел он к кузову. – Я дальше не поеду.

– Почему?

– Потому что хочу жить.

Стихийный блокпост расположился прямо в кустах. При виде приближающихся машин люди в камуфляже выходили на дорогу. Они рассказывали водителям, где сейчас стреляют и с какой частотой, в каком направлении можно ехать, а в каком – нет. Они посоветовали пассажирам грузовика возвращаться назад – дорога вперед была слишком опасной.

Со стороны Веденского района поехала легковая машина. Она не остановилась, когда мужчины, выйдя на дорогу, замахали руками.

– Эй! Стой! – Один побежал за ней следом, но машина не сбавляла скорости, и через несколько метров мужчина остановился, вернулся к грузовику.

– Куда он поехал, сумасшедший? Сейчас его расстреляют...

– А может быть, нет... – сказал водитель грузовика.

Все принялись ждать. Прислушивались.

– Если он проскочит, – сказал водитель, – я тоже попробую.

Он еще не успел договорить, как где-то неподалеку прозвучал одиночный выстрел. А потом бухнуло. И еще раз – сильней. Вдали за лесом сверкнула оранжевая вспышка, пламя поднялось высоко и лизало верхушки деревьев.

– Интересно, кто там был? Почему не остановился? – гадали мужчины.

– Наверное, американский журналист. Он должен был утром уехать, – предположил кто-то из пассажиров.

– Я возвращаюсь в село, – объявил водитель. – Кто едет, залезайте назад.

– Как еще можно добраться до Назрани? – спросила Наташа.

– Через лес, – ответил человек, пытавшийся догнать машину. – Но там все заминировано. Ходить опасно. Сейчас пойдет наш проводник. Можешь идти с ним.

Женщины снова погрузили в кузов свои сумки. Водитель грузовика шумно хлопнул дверцей, развернулся и уехал. Наташа и еще несколько мужчин из пассажиров остались дожидаться проводника. Он показался из-за кустов через пятнадцать минут. Шел не торопясь, опираясь на неровную сучковатую палку, служившую ему посохом. Строго осмотрел собравшуюся группу, как будто оценивая физические способности каждого. Вздохнул. Он был немолод. Помятые щеки покрывала щетина с проседью. Наташа посмотрела вниз на его ноги, он был обут в обычные туфли на тонкой подошве.

– Идем друг за другом. Нигде не останавливаемся. Не разговариваем. Если только что-то важное будет сказать, и то шепотом, – начал он инструктаж. – Один смотрит в спину другого. Не теряем из вида. Не отстаем. Идем на расстоянии пятидесяти метров. Если кто-то наступит на мину, осколки не должны попасть в того, кто идет сзади или спереди. Внимательно смотрим под ноги – мины могут быть прикопаны в землю. Дорога займет три часа. Вопросов нет? Пошли.

Наташа повесила на плечо сумку. Ей хотелось смеяться. Она была счастлива – у нее все получилось. В кармане брюк лежали пленки.

– Давай помогу, – протянул руку к ее сумке один из сельчан.

– Еще чего! Подорвешься, я без аппаратуры останусь.

Они разбились на длинную шеренгу, вошли в лес и пошли по узкой тропинке на безопасном друг от друга расстоянии. Войдя в лес, они оказались в зиме – здесь все еще лежал снег. Покрывшийся сверху корочкой заледеневших снежинок, он был защищен от весенних лучей солнца густыми ветвями деревьев. Весна согнала зиму только с гор, и та кубарем скатилась сюда в узком русле звенящего ручейка и спряталась за почерневшими от сырости стволами деревьев.

Наташа старалась наступать в след идущего впереди. Проводник ненадолго останавливался, ощупывал деревья, метки на коре которых были видны ему одному, осматривал кусты – эту ветку надломил он сам, ветер или кто-то другой?

Странно, но птицы не пели. В лесу стояла тишина, и Наташе казалось, остановись она, зажмурься, и услышит, как лопаются почки на деревьях. Иногда в тишине оглушительно хрустела ветка под чьей-то ногой. Кое-где весна все же съела часть снега, и земля по обе стороны узкой тропинки чернела прогалинами.

Увидев первые весенние цветы, Наташа остановилась. Едва пробившись из земли, они тянули к небу слабые головки.

– Маленькие мои... хорошенькие мои...

Она вдруг отчетливо, как никогда раньше, осознала, что земля под ее ногами – живая и хрупкая, как только что рожденные ею дети.

– Нельзя тебя минами, нельзя, – шептала она.

Расстояние между ней и идущим следом сокращалось, но она не могла оторвать ног от земли, уйти от этих новорожденных головок, оставить их в окружении свинца с пороховой начинкой. Она вынула из сумки фотоаппарат и сделала несколько кадров. Если цветам в этом лесу суждено скоро погибнуть, то она сохранит их на пленке, где они будут жить вечно.

Дорога пошла в гору. Деревья поредели. Начиналась весна. Наташа оглянулась. Сзади лес был гуще. Теперь снег лежал лишь островками, а под деревьями росла черемша – уже жесткая, семенная.

Через три часа они вышли на дорогу, здесь их пути разошлись – проводник вернулся в лес, остальные разъехались на попутках в разные стороны. Наташа поехала в Назрань за Ризваном. Утром они уже были в Москве.

Она купила черную широкополую шляпу, на подкладке которой было написано – Made in France. Еще – длинное черное пальто с узкой талией и сапоги на каблуках. В таком виде она явилась в редакцию, распугав своей шляпой всех собак во дворе общаги.

– Наташенька, – встретил ее в «Огоньке» начальник фотослужбы и у Наташи в груди как будто что-то оттаяло.

Понравилось ей, как Геннадий Викторович это сказал – Наташенька.

– Вот, вот и вот, – она выложила из сумки негативы, прямо на просмотровый столик. – Нате, смотрите.

В редакциях ей никогда не задавали вопросов, только забирали пленку. Редакторов не интересовало, как она добыла тот или этот кадр. Жизнь и события здесь были поставлены на поток.

– Давай фотографии, а свои истории оставь при себе, – говорили ей.

И она привыкла. Носила истории в себе, стараясь не расплескать.

– Подожди, – мягко сказал Геннадий Викторович, отводя ее руку от просмотрового столика, – сначала расскажи, как там, как ты? Как съездила? Выговорись, а потом негативы посмотрим.

– Геннадий Викторович, столько эмоций... так их во мне много... Не знаю, что мне с ними делать...

– Наташенька, ты одну простую вещь запомни. Снимки – это и есть результат твоих эмоций.

Она преувеличила важность события. Взять интервью у Дудаева было важно только для нее самой. В редакции ей не рукоплескали. Она прошла через долгий месяц ожидания, и хотя подоконник теперь был очень далеко, втайне души она надеялась, что Москва встретит ее, как героя. Зачем ей это было нужно? А разве кто-то не ждет затаив дыхание всеобщего признания за то, что взял и вычленил из общего невозможного знаменатель возможного? Покажите ей хоть одного человека, который скажет, что в нем не бьется жилка тщеславия, и Наташа плюнет ему в глаз. Но она преувеличила значимость события. В который раз она никому ничего не доказала, разве что самой себе.

Прошла неделя в Москве, и события закрутились. В Москве – в столице, где, казалось бы, ловить нечего. Если положить на одну чашу весов маленькую Чечню, а на другую – большую Москву, бурлящую потоком людей, Чечня перевесит – в ней события случаются на каждом шагу. В перерывах между поездками Наташа опускалась в стоячие воды Москвы и жила будущими кадрами, которые ждут ее, но не здесь. Но в этот раз все было по-другому.

В редакцию «Огонька» заявились украинские журналисты, которые оказались сотрудниками ФСБ. Один из мужчин со смехом рассказывал Геннадию Викторовичу, как Наташа, выходя из редакции газеты «Ичкерия», бросила им – «Привет, фээсбэшники». Откуда она знает? – удивились и расстроились они тогда. Разглядывая сделанные ею фотографии, один из мужчин проговорил: «Мы видели, как она снимала в полный рост под обстрелом». И в груди у Наташи стало еще теплее.

Вслед за украинцами пожаловали сотрудники американского посольства. Пропал американский журналист. Предположительно в последний раз его видели в Ведено. Предположительно Наташа была последней из журналистов, с кем он разговаривал.

– Только он не захотел со мной говорить... – пожалела она, еще раз убеждаясь в верности своей теории – в горячих командировках нужно друг с другом общаться.

И наконец наступил день, когда дверь в фотоотдел приоткрылась и в комнату заглянул букет гвоздик.