Фрэнк Харди - Власть без славы. Книга 1 Страница 51

— Спокойной ночи, мамочка! Я иду спать.

Она забралась к Нелли на колени и поцеловала ее.

— Ты плакала, мамочка?

— Я? Плакала? Нет, детка, я устала, только и всего. Я тоже скоро лягу спать. Ну, иди и не забудь помолиться на ночь.

— Мамочка, а почему ты грустная?

Няня, пришедшая вместе с девочкой, смущенно ждала у двери. Нелли проглотила слезы.

— Я не грустная, детка, просто я устала. — Она поцеловала девочку и погладила ее по головке.

Потом няня увела Марджори наверх, а Нелли высморкалась и вытерла глаза; и тут она услышала шаги мужа.

Джон Уэст не поднялся, как обычно, наверх, чтобы умыться. Он вошел в столовую, свесив голову на грудь; всегда непослушная прядь волос теперь уныло падала на лоб; плечи опустились; руки безжизненно болтались, глаза еще глубже ушли в орбиты, и под ними легли темные круги. Он занял свое место во главе стола, не глядя на жену, но чувствуя, что она не отрываясь смотрит на него.

«Почему она молчит? — думал он. — Может быть, она что-нибудь знает? Разве не бывало, что жены выдавали своих мужей?»

Не подымая глаз, он сказал:

— Сегодня вечером придет мистер Лэмменс. И запомни, если кто спросит, у нас сегодня никого не было.

Нелли встала.

— Он придет сюда? Ты же знаешь, я не люблю, когда эти люди приходят к нам в дом.

Он наконец посмотрел на нее.

— А чем они плохи? Почему им не прийти, если я их приглашаю?

Она обошла стол и встала перед мужем.

— Не беспокойся, я его даже не увижу. Я не желаю встречаться с ворами. С ворами и… убийцами!

Она произнесла это слово так, точно плюнула ему в лицо. Джон Уэст вскочил и схватил ее за плечи. Глаза его расширились от страха.

— Убийцами? Какими убийцами?

Она почувствовала, как дрожат его руки, вцепившиеся ей в плечи. Он не рассвирепел, не стал кричать на нее. Он избегал ее взгляда. Она вырвалась и посмотрела ему прямо в глаза.

— Не могу я больше этого выносить! — крикнула она. — Это ты велел им убить О’Флаэрти? Ты? Отвечай, Джон! Ты велел?

Она прочла правду в его глазах, потом он потупился и весь как-то обмяк, сгорбился. У Нелли вырвалось громкое рыдание, и она, плача, вышла из комнаты. Она прошла по коридору, неслышно ступая в комнатных туфлях по гладкому блестящему паркету, потом стала медленно подыматься по широкой лестнице.

Джон Уэст двинулся было за нею.

— Нелли! — позвал он, потом остановился в нерешимости и вернулся в столовую. Горничная заметила, что он почти не притронулся к еде.

В этот вечер они с Фрэнком Лэмменсом добрый час обсуждали создавшееся критическое положение. В присутствии своего ближайшего и надежнейшего помощника Джону Уэсту удалось овладеть собой. В Лэмменсе он не сомневался. С Лэмменсом он мог откровеннее, чем с кем бы то ни было, делиться своими страхами. Если здесь станет чересчур опасно, он уедет за границу. Пусть Лэмменс подготовит все на случай его отъезда и присмотрит пока за делами. А когда гроза минет, он вернется.

Затем Джон Уэст пожаловался на бессонницу, на мигрени и на боли в области сердца. Лэмменс хорошо знал, что Уэст помешан на своем здоровье. И, уверенный, что все эти боли — плод расстроенного воображения, он все же сочувственно посоветовал обратиться к врачу.

На прощанье Лэмменс сказал:

— Я думаю, что вам следует повидаться с Гарсайдом. Он человек опытный, он может дать дельный совет.

Настроение Джона Уэста сразу поднялось. В самом деле, как это он не подумал о своем адвокате?

Утром он отправился на Коллинз-стрит к врачу. Тот заверил пациента, что ничего серьезного нет, однако порекомендовал морское путешествие. Как ни был Джон Уэст крепок, живуч и энергичен, его все же подкосили долгие часы, проведенные в неотступной тревоге, да и все волнения и страхи последних дней.

Прямо от врача он направился к Дэвиду Гарсайду.

Гарсайд, вопреки своему обыкновению, был мрачен и подавлен, но прежде чем Джон Уэст нашелся, с чего начать, он деловито заговорил:

— Я все эти дни ждал вас, мистер Уэст. Положение чрезвычайно серьезное. Я не спрашиваю, распорядились ли вы насчет этого подлого покушения, когда уезжали в Сидней. Обычно, прежде чем взяться за какое-либо дело, я спрашиваю своего подзащитного, виновен ли он или нет, но сейчас я не настаиваю на ответе. Прямых виновников преступления и всех, кто знает, что вы с ним связаны — если предположить на минуту, что вы связаны с этим преступлением, — надо заставить молчать и по возможности держать подальше от О’Флаэрти. Этот О’Флаэрти — совершенный невежда, но он хитер, и здравого смысла у него вполне достаточно. Он пустил в ход старый-престарый трюк: сделал вид, будто у него в руках все улики, чтобы арестовать вас. А вы попались на удочку — вам уже кажется, что он знает то, чего он знать не может, и вы, пожалуй, наговорите ему лишнего, воображая, будто это для него уже не новость. Ваши люди, несомненно, совершат ту же ошибку. Поэтому мой совет: позаботьтесь о том, чтобы никому из ваших подчиненных не пришлось говорить с О’Флаэрти.

— Хорошо, с ними я потолкую. Те двое уже отправлены за границу, — сказал Джон Уэст, невольно выдавая себя перед Гарсайдом. Голос его прозвучал хрипло. Гарсайд видел, что он сам не свой. — Кстати, я и сам собираюсь уехать. Одному из моих боксеров, Биллу Сквирсу, предлагают заграничное турне, и я думал поехать с ним в качестве импрессарио, пока тут все не уляжется. Да и врач мне советует для поправки здоровья съездить за границу. Он считает, что я сильно переутомился.

Гарсайд рассмеялся, надеясь развеселить своего клиента.

— Переутомились? Это прелестно! Ясное дело, вы утомились, а потому вам надо уехать подальше, чтобы не пришлось томиться в тюрьме!

Джон Уэст нахмурился. Гарсайд тотчас сделал серьезное лицо.

— Извините, мистер Уэст, но чувство юмора никогда не покидает меня. Не стоит расстраиваться. Вы слишком много работаете, и тревоги последних дней тоже не прошли даром. Я далеко не уверен, что О’Флаэрти сумеет припутать вас к этому делу. Объявите, что вы намерены съездить за границу, но, может быть, вам еще и не придется ехать. Я наведу кое-какие справки. Зайдите ко мне опять в четыре часа. А пока что не падайте духом! Нам ведь это не в новинку!

Однако по некоторым зловещим признакам Джон Уэст предполагал, что О’Флаэрти твердо решил «припутать его к этому делу». Накануне он допросил Борова и произвел обыск в доме одного из сбежавших поджигателей. И Джон Уэст сообщил представителям печати о своем намерении повезти Сквирса за границу, где тот надеется завоевать звание чемпиона мира.

Когда Джон Уэст снова зашел к Гарсайду, он застал его в отличном расположении духа: в департаменте юстиции ему твердо заявили, что за недостатком улик О’Флаэрти, по крайней мере временно, отказался от мысли преследовать кого-либо в связи со взрывом бомбы и намерен только во что бы то ни стало добиться запрещения клуба и тотализатора.

Джон Уэст вздохнул с облегчением. Недавнего страха как не бывало. Он хрипло рассмеялся.

— У Дэйва О’Флаэрти пороху не хватит, — сказал он, тряхнув головой и расправляя плечи. — Где уж ему одолеть Джека Уэста. Джек Уэст — сила!

Утром следующего дня Бэдсон, на сей раз в полной полицейской форме, явился в Столичный конноспортивный клуб и вручил судебные повестки нескольким его членам, в том числе самому Джону Уэсту, Фрэнку Лэмменсу и Ренфри.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Новые условия требуют новых правил и новой тактики.

— Мои враги говорят, что я намерен покинуть страну, чтобы спастись от суда, — сказал Джон Уэст на банкете, устроенном Столичным конноспортивным клубом. — Так вот — никуда я не уеду! Для меня мое доброе имя дороже здоровья. В таинственных намеках, в сплетнях, которые ходят на мой счет, нет ни слова правды. Это гнусная ложь! Теперь все знают, что я не имел никакого касательства к покушению на О’Флаэрти. Все знают, что я никогда никого не подкупал — ни судью, ни кого бы то ни было.

Присутствующие на банкете — спортсмены, служащие тотализатора и клуба, несколько политических деятелей и журналистов — восторженно зааплодировали.

— Я останусь здесь и буду бороться против святош и против правительства.

— Ура Джону Уэсту! Долой святош!

— Но Берт Сквирс поедет за океан и потягается с сильнейшими чемпионами мира в Нью-Йорке, Лондоне и Париже. Будем надеяться, что он вернется победителем.

Гром аплодисментов. Берт встал во весь рост и поклонился.

— Нашего чемпиона в качестве импрессарио будет сопровождать не кто иной, как мистер Барни Робинсон.

Все единодушно захлопали. Пользующийся всеобщей любовью мистер Робинсон, точно боксер после победоносного матча, пожал самому себе руку, после чего произнес длинную речь, уснащая ее аллитерациями, перевранными латинскими цитатами и французскими словечками.