Наталия Терентьева - Чистая речка Страница 51

– Вот, – сказал Виктор Сергеевич, наконец отпуская меня и уже доцеловывая в брови и лоб. – Ну, а что ты теперь скажешь? Я тебе нравлюсь?

Видел бы он себя со стороны, как самодовольно он в этот момент выглядел. Мне ничего не оставалось, как повторить то, что я сказала, – сколько времени прошло? Полчаса назад?

– Я пока не решила, – спокойно пожала я плечами.

– Да… – Виктор Сергеевич фыркнул, засмеялся, посмотрел на себя, взял меня за плечи, отпустил… – Не решила?

– Нет.

– А зачем тогда целовалась?

– Вы мне нравитесь… В смысле что не противны.

– Брусникина!!! Да ты что, со всеми, кто тебе не противен, будешь целоваться?!

– Нет, – я покачала головой. – Нет. Вы же не все.

– Ты нарочно говоришь! – засмеялся Виктор Сергеевич. – Я понял твой секрет! Я понял теперь! Ты так своих пацанов на коротком поводке держишь! Только я не пацан. – Виктор Сергеевич улыбался, но как-то… яростно.

Я с осторожностью взглянула на него. Ну вот, не хватало мне еще с Виктором Сергеевичем поссориться. Веселухин взорвался, Серафима взорвалась, Вульфу всю перекорежило… И что, мне в одиночестве совсем оставаться? Я не могу жить среди врагов.

– Прости, – Виктор Сергеевич несколько раз выдохнул. – Что-то я… Я устал. От этих дур устал, которые за мной бегают. А ты молодец. Ты даже не представляешь себе, какая ты молодец. Всё, мир! Товарищ, держи пять! – Он протянул мне руку.

Я дала ему руку с некоторым сомнением. Виктор Сергеевич пожал мне руку, а потом поцеловал ладонь, как в тот первый раз.

– Ты чудесная девочка, Брусникина. Прости меня. Я… не знаю, что на меня нашло.

Я могла бы ему сказать, что, по моему мнению, он просто очень любит себя, но не стала. Мне хотелось, чтобы этот разговор как можно быстрее закончился. И я спросила его:

– Вы не знаете, где можно в городе сделать хорошую фотографию, копию, с очень плохой, и заламинировать ее?

– А зачем тебе? Выходи, – он подтолкнул меня к выходу и запер дверь. – Давай побыстрее уйдем, а то я как-то… нестабилен рядом с тобой. А стемнело-то как! Поехали, до темноты полной уже все равно не доедем. Главное, чтобы Веселухин твой нас с камнем или с винтовкой не дожидался, да, Руся?

Я кивнула.

– Что ты спрашивала? Какое фото?

Я рассказала ему, что решила поменять мамину фотографию, испорченную, но не знаю, как это сделать, ведь оригинал испорчен. И что у меня есть другая, но слишком маленькая, я не уверена, хорошо ли будет, если ее увеличить.

– Я помогу тебе. Правда, я буду очень рад что-то сделать для тебя. Принеси фото.

– Спасибо, но я хочу сама сделать. Просто я не знаю где.

– Я найду место, конечно. Скан сами сделаем. Приноси фотографию в следующий раз. Или… Может, завтра? Вы никуда завтра не идете, не едете?

Я засмеялась даже.

– Мы никуда в воскресенье не ездим.

– А на экскурсии?

– Нет. С тех пор, как погибла Надежда Сергеевна, никуда. Да и тогда… Это очень сложно. На поездку нужны деньги, а у детского дома их нет.

– Ясно… – Виктор Сергеевич, не сводя глаз с темной дороги, легко погладил меня по руке. – А ты хочешь куда-нибудь поехать?

– Завтра?

– Нет, почему? Я не знаю… в каникулы…

– Разберемся, – ответила я. – На каникулах у нас с вами конкурс.

– Ну да, – засмеялся Виктор Сергеевич. – Это ты – мне говоришь. Эх, голову такому человеку задурила…

Я так поняла, что он имеет в виду себя. «Такой человек» – это он, Виктор Сергеевич Милютин, за которым бегают учительницы и старшеклассницы.

– Так что насчет завтра? Хочешь, в монастырь съездим? Ты не была? Сорок километров отсюда, дорога, правда, отвратная, но мы потихоньку поедем. И в связи с такой благой целью я даже удержусь, не буду к тебе лезть с поцелуями… Пофотографируем – у тебя в телефоне нормальная камера, кстати, я ей раньше фотографировал. Слушай, как приятно, черт побери, видеть у тебя в руках свой старый телефон. Брусникина, давай я тебе еще что-то подарю из своих вещей! Возьмешь?

Я только покачала головой.

– Что ты, что? Знаешь, кстати… – Он приглушил мотор, перегнулся назад, доставая что-то с заднего сиденья. – Возьми, пожалуйста. Мне так будет спокойнее. Как будто незримо я буду с тобой.

– Что это? – Я с удивлением смотрела на Виктора Сергеевича. – Вы так необычно говорите…

– Сам себе удивляюсь, Брусникина. Считай, стихами с тобой заговорил. Бери, бери… Я его раза три надевал, мне мал, тебе чуть великоват будет, как раз прелести скроет, глядишь, и Веселухин успокоится, когда ничего не видно…

Я развернула вещь, которую он мне дал. Светло-рыжая толстовка, на которой написано одно слово Why? что значит «Почему?». Я вообще-то не очень люблю, когда на вещах что-то написано по-английски. Если написать это же по-русски, будет, наверно, глупо, поэтому и пишут на иностранном языке. Но говорить это Милютину я не стала.

– Это что, ваш свитер?

– Ну да, унисекс, одинаково, и на мальчиков, и на девочек. Будешь носить?

– Да у меня хватает вещей…

– Но это не просто вещь. Это талисман. Договорились? Завтра утром встанешь, зубки почистишь, кашку поешь…

– Пригоревшую, – добавила я, смеясь.

– Ужас! – вздохнул Виктор Сергеевич. – Вот, свитер мой наденешь, а тут и я подъехал. Стою за околицей, чуть поодаль – метров… двести.

– Прячетесь от Веселухина? – уточнила я.

– А ты как рекомендуешь?

– Я… – Я с сомнением взглянула на Виктора Сергеевича.

А вдруг я в него влюблюсь? Я знаю, что бывает потом с девочками. Может быть, я уже влюблена, только пока не поняла этого? Я бы с удовольствием поехала завтра с ним в монастырь. Разговаривала бы, с ним очень интересно разговаривать. Но, наверно, не стала бы больше целоваться. Он мне совсем не так нравится. Не переворачивает. Откуда я знаю, что должно переворачивать? Недавно я читала, что наша генная память хранит гораздо больше, чем мы думаем. Человек рождается, уже очень многое о мире зная и понимая.

– Ну как? Поедешь?

– Да. Только я бы не хотела, чтобы о нас что-то не то говорили.

– Конечно, – очень спокойно сказал Виктор Сергеевич. – Иначе меня просто с работы выгонят.

– А знаете, давайте я с собой свою подружку возьму, тогда точно ничего не скажут.

– Ты ошибаешься! – усмехнулся Виктор Сергеевич.

– Да нет, ей всего девять лет.

Он покосился на меня и вздохнул.

– Ну, ты даешь, Брусникина… Хорошо придумала. Нет уж, давай я лучше тебя за околицей подожду. Будем играть в шпионов и разведчиков. В десять нормально, не рано?

Я неуверенно кивнула. Потом подумала и сказала:

– Виктор Сергеевич, свитер ваш я все-таки не возьму.

– Почему, если не секрет? – спокойно спросил мой тренер. – Что-то я не успеваю за полетом твоей мысли. Почему?

– Потому что если вы хотите, чтобы это была моя вещь, вы должны пойти к директору и написать заявление, а иначе это мне не принадлежит. А идти к директору с таким лучше не надо, вам уж точно.

– Я понял, – ответил Виктор Сергеевич и больше ничего до самого детского дома не сказал.

Когда мы подъехали, ворота были открыты, и я увидела во дворе незнакомую машину, очень большой, мне в темноте показалось, зеленый внедорожник, явно неновый, с симпатичной мордой.

– От ты, девка, даешь… – вышедший мне навстречу дядя Гриша качал головой и весело размахивал кулаком. Философское его настроение, кажется, прошло. От дяди Гриши внятно пахло водкой, но держался на ногах он еще твердо. – Обыскалися тобе!

– Я в школе, на занятиях была…

– Да ясен пень, но Пафнутя уж побёг за тобой в город… – Дядя Гриша с подозрением взглянул на Виктора Сергеевича. – Из-за его, чо ли, Пафнутя-то бесится… Ясно-ть…

– Брусникина! Тебя люди с утра, считай, ждут! – На крыльцо вышла воспитатель. – Ну, ты даешь, правда! Что у тебя с телефоном?

Я достала телефон.

– Да ничего. Разрядился просто…

Вот интересно. То, что я почти сутки ничего не ела, это никого не волновало, а то, что у меня телефон не работал, всех просто взорвало. Паша убежал за мной. И кто может меня ждать? Неужели приехал папа? Он вроде недавно совсем был, года еще не прошло. Да и машина такая…

– А кто меня ждет?

– Да вот ждут!

Из глубины нашего плохо освещенного двора показалась пара. Сначала мне показалось, что это парень с девушкой. Но потом, когда они поравнялись с фонарем, я увидела – это женщина лет сорока пяти (я плохо понимаю возраст) и мальчик, приблизительно моего возраста, может быть, чуть старше.

– Руська, ну что, я поеду? – Виктор Сергеевич под ошарашенным взглядом нашей воспитательницы поцеловал меня в висок, сжал мне руку, погладил по спине, сел в машину, потом снова выглянул. – Слушай, ты никакие ваши правила не нарушила? Не надо тебе справку написать, что ты… – он весело подмигнул мне, – танец репетировала в школе?