Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 2 2013) Страница 52

Он был почти рад ее отъезду, но вскоре почувствовал, что не может вынести ночного одиночества. Ему грезилась ее кожа, то переливавшаяся веснушчатым млечным путем, то расстилавшаяся ковыльной пустошью с вкраплениями песчаника. Он рванулся за ней, но спустя год метаний и диких ссор вернулся.

Абстиненция началась через неделю. Он засыпал ее невнятными телеграммами, ежедневно вызывал на переговоры, требуя встречи и боясь ее, без конца брал билеты и за несколько минут до отправления сдавал их. Наконец он догадался напиться и пьяным вскочил на подножку уходящего состава.

К Екатеринбургу страх вытолкнул его из вагона. Прослонявшись несколько часов по замусоленному вокзалу, он пересел на обратный поезд, но к Харькову тоска вновь схватила его за горло. В Перми припадок ужаса снова выгнал его на перрон и качнул назад. Приступы учащались, сокращая размах колебаний, пока он не очнулся неподвижно стоящим на привокзальной площади городка с незнакомым ему названием Крематорск и не понял, что уже никуда не хочет.

Он был в тонком зимнем пальто мышиного цвета, с чемоданом, набитым стихами. Губы его безостановочно шевелились, подбирая рифму к слову “параблепсис”. Рифмы не было. Стихи и семья взаимно исчерпали друг друга. Он чувствовал, что жизнь его, струной натягивавшаяся меж двумя удаленными на тысячи верст городами и издававшая все более высокий тон, сейчас лопнет, испустив звук крематорского лета.

Его нашли на полосе отчуждения среди заросших бурьяном и забросанных гнилью шпал узкоколейки. Из чемодана, как из опрокинутой урны, вываливались мятые листки, в кармане пальто был рубль с копейками, неотправленная телеграмма жене и паспорт с квитанциями за оплату телефонных переговоров. На обороте одного из квитков было набросано его последнее стихотворение:

Совсем уж небо звезданулось,

дожди нежданно окосели,

столбы зараз офонарели,

и тронулся на реках лед…

Есть в Крематорске место, где по вечерам, когда так отчетливы звуки и запахи, с особенной тоской вспоминается пыльное южное детство. Это засыпанный хлоркой общественный туалет. Если взглянуть дальше, там, за городской площадью, за зданием бывшего исполкома тянутся приземистые грязные улицы, за ними ковыльное поле и лесок, который, по уверениям местных охотников, кишит одичавшими кроликами.

Одиссея

“Одиссее” на русской почве не повезло. Как-то не прижилась и не случи-лась, в отличие от “Илиады”. На сегодняшний день существует только три ее поэтических перевода; для сравнения, например, на английском языке таких переводов — дюжина. В. А. Жуковский не знал древнегреческого и переводил с немецкого, при этом разрушил весь Гомеров эпический строй, убрав повторы и длинноты, попытался превратить эпос в роман, а из вынужденного скитальца Одиссея сделал туриста а-ля Чайльд-Гарольд. Переводы В. В. Вересаева и П. А. Шуйского, языком как раз владевших, чересчур прозаичны и тяжеловесны, хотя количество упущенных ими мелочей и тонкостей довольно велико. Увы, поэзия и филология разминулись трижды.

Предлагаемый здесь опыт нового перевода Первой песни “Одиссеи” был сделан около десяти лет назад и до сих пор отлеживался, ожидая своего часа. Мне хотелось сохранить в нем архаическую непосредственность оригинала и в то же время показать современность его звучания, передать сложность и простоту Гомеровых поэтических выражений и при этом не соскользнуть в голимую прозу. Насколько это удалось? — не мне судить.

Эту публикацию я решил не утяжелять примечаниями, которые сами собой неизбежно напрашиваются при чтении текста: например, почему “испытанный”, а не какой-то иной эпитет приложен к Одиссею в первой строке? зачем использован там же глагол “поскитаться”? что такое “поршни” или “наметка”? Мне кажется, что значения и особенности употребления этих слов читатель может найти в общедоступных словарях русского языка, а полного погружения в реалии тогдашней жизни краткие сноски все равно не дадут. Мне хотелось, чтобы внимание было сосредоточено больше на фонетической и ритмической фактуре перевода.

Гекзаметр по-русски я рассматриваю как дольник с мужской или женской цезурой на шестиударной основе, в котором любое ударение, кроме предцезурного и последнего в строке, может быть опущено и стать мнимым или подразумеваемым, как это обычно происходит в русских дольниках. Основной ритмический закон оригинала: в каждых трех соседствующих стихах ритмический рисунок повторяться не должен. Он создает необходимую вариативность, мешающую быстрому засыпанию при чтении или прослушивании. В своем переводе я постарался этот важный закон соблюсти.

Будет ли эта работа продолжена и завершена? — пока не знаю. Н. И. Гнедич переводил “Илиаду” двадцать лет, получая из императорской казны 4000 золотом ежегодного содержания для того, чтобы не отвлекаться на заботы о хлебе насущном от довольно трудоемкого и кропотливого дела. При современных интерактивных словарях и доступных в интернете ресурсах двадцати лет не потребуется, но пять — отдай, четыре на сам перевод и год на его редактуру и полное свед е ние. В нынешних условиях для меня этот матросовский подвиг представляется неосуществимым. Остается отложить его до лучших времен, которые, возможно, когда-нибудь да настанут.

Песнь первая

Муза, вещай мне о муже испытанном, кто поскитался

много с тех пор, как поверг священную Трои твердыню,

грады многих племён повидал и нравы изведал,

много и на море вынес напастей сердцем отважным,

спутникам и своей душе взыскуя возврата.

Но не сберёг всё равно сопутников, сколь ни старался, —

собственным погубили они себя безрассудством,

ибо, глупцы, коров Гелиоса Гипериона

съели, за что у них возвращения день он и отнял.

Что-нибудь нам и о том, богиня, дщерь Зевса, поведай.

Все уже остальные, избегшие гибели грозной,

дома были, равно и войны избежав и пучины, —

лишь одного, по жене изнемогшего и по возврату,

властная нимфа держала, богинь богиня, Калипсо

в недрах пещеры глубокой, желая соделать супругом.

Даже когда наступил тот год по прошествии срока,

в коем ему прийти домой предназначили боги

на Итаку, и там не смог избегнуть борений

со друзьями своими. — Его все боги жалели,

кроме Посейдона, чей гнев Одиссей богоравный

стойко сносил, покуда своей земли не достигнул.

Но к Эфиопам, далече живущим, сей отлучился,

ко Эфиопам, что врозь на самом краю обитают,

часть — при закате, часть — при восходе Гипериона,

дабы быков и баранов приять их стоглавую жертву.

Там за пиршеством сей веселился, — все ж остальные

у Олимпийца Зевса в хоромах вместе собрались.

К ним со словами отец и людей и богов обратился,

ибо в сердце своем пресловутого вспомнил Эгиста,

что достославным Орестом убит, Агамемнона сыном,

и, воспомнив его, ко бессмертным речи направил:

“Ой, о горе, во всём-то пред смертными боги виновны!

ибо всё зло, мол, исходит от нас, а разве не сами

за свои, вопреки судьбе, безрассудства страдают?

Так и Эгист, судьбе вопреки, Атреева сына

взял супругу, его же убил самого по возврате,

зная о гибели грозной, о коей поведали мы же,

зоркого Аргусобойцу ему пославши Гермеса

с тем, чтоб и трогать не смел ни его самого, ни супругу,

ибо ему Орест отомстит за Атреева сына,

лишь повзрослеет и землю свою вернуть пожелает.

Так и сказал Гермес, но мыслей благих не посеял

в разум Эгиста, — последний за это за всё поплатился!”

Был же на то ответ ясноокой богини Афины:

“О сын Кроноса, наш отец, величайший владыка!

И поделом, коль настигла его надлежащая гибель,

пропадом пусть пропадёт и любой свершивший такое;

у меня же в душе за разумного боль Одиссея,

беды вдали от друзей сносящего долго, к несчастью,

там, на острове в море, где пуп расположен пучины.

Лесом сей остров порос, ибо там обитает богиня,