Джон Апдайк - Деревни Страница 53

Всю ночь лил дождь, шоссе тянулось блестящей лентой, весь мир был словно умыт осенними ливнями. Спадала последняя листва, делая дорожное покрытие скользким. «Стингрей» был отправлен в металлолом, и на страховую премию Оуэн купил «форд мустанг» — в сырую погоду он не желал заводиться, плохо слушался руля. Сиденья в машине были обтянуты искусственной кожей, по-чему-то с изображением различных пород крупного рогатого скота.

Флойд и Ева были в школе. При виде Оуэна на пороге кухни весело завиляла хвостом Дейзи, сука лабрадора. О его лодыжки, мурлыкая, терлись две кошки. На Филлис был синий костюм, простенькая белая кофта и туфли с невысокими каблуками. Она все еще была стройная, прямая, как в годы девичества, но не пыталась закрасить проступившую на висках седину и по-прежнему краснела, словно студентка на экзамене.

Они были одни в доме, обставленном разностильной и покупавшейся по случаю мебелью и вещами, привезенными из двух родительских жилищ, их поздневикторианского особняка в Кембридже и летнего коттеджа на Кейп-Код.

— Да, вся эта мебель — порядочный хлам, — сказала Филлис, проследив за его взглядом. — Мой брат в Итаке говорит, что у него в доме тоже шагу ступить некуда. И Франческа из-за тесноты сердится. Так всегда: всю жизнь экономить, чтобы купить то одно, то другое, набиваешь комнаты всяким барахлом, а тут еще умирают родители, и весь их скарб переходит к тебе. Впрочем, — быстро добавила она, чтобы не показаться бестактной, — твоя мама еще жива.

— Да, жива, потому что родом из крепких фермеров. Только жалуется на высокое давление и избыточный вес.

Оуэн терял женщину, которая двадцать лет, пусть с трудом, все же ладила с его матерью. Что до Джулии, она еще не была в Пенсильвании и не познакомилась с его сварливой родительницей.

— Мамино имущество никому не нужно. Вообще беда в том, что вещи переживают людей.

Разве для того он приехал сюда, чтобы говорить о мебели?

Филлис почувствовала, что ее бывший муж медлит, что ему не хочется уходить из комнат, которые он так любовно ремонтировал и подновлял, и сказала, не глядя на него:

— Может, выпьешь кофе, если у тебя есть свободная минутка. Надеюсь, в гостиной еще найдется местечко где присесть.

— Нет, Филлис, спасибо. Мне надо бежать, да и у тебя мало времени. Не забудь сообщить Халлорану данные о моих скромных доходах. Пусть они с Дэвисом переговорят обо всем.

Дэвис был его адвокатом, одним из тех, кого никто не мог переспорить. Изрядный циник, он внушал Оуэну, что хотя его жена и является потерпевшей стороной, он как единственный добытчик в семье не должен нести никакого материального ущерба. Филлис станет как бы его служащей, получающей каждый месяц определенное жалованье на содержание себя и детей. На этом его обязательства перед бывшей женой кончаются. Дом останется за ней, но его сбережения — за ним.

Словно чувствуя, что сделка будет невыгодная для Филлис, но и не желая отказываться от предложенного адвокатом плана, Оуэн топтался на кухне возле стола из кленового дерева, который они с Филлис купили в Нью-Йорке на Седьмой авеню, в самом центре деревни. Когда подросли его четверо детей, стол оказался слишком мал для всего семейства, и они ели по очереди, или же кому-то приходилось жевать бутерброд за кухонной стойкой. Оуэн вспомнил об этом с грустью.

Больше года он не был в своем прежнем доме так рано. Луч встающего солнца падал на пластмассовый циферблат электрических часов, показывающих без двадцати девять. Под часами Филлис скотчем прикрепила сделанные в школе цветные фотографии Флойда и Евы.

Обратной стороной ладони Филлис разгладила распечатки с колонками цифр его доходов.

— Спасибо, — сказала она. — Он такой дотошный.

Оуэн понял, что она имеет в виду Халлорана.

— Дэвис тоже, — согласился он.

— Знаешь, у меня такое ощущение, будто нас просвечивают рентгеном.

— Да, сладкая. Они пользуются нашим положением, чтобы получить высокие гонорары. Обдерут нас и примутся за других.

— Но из-за чего все это у нас?

Он знал этот взгляд искоса и знал это движение рукой, которым она поправляла волосы за ушами; и взгляд, и жест означали, что говорится нечто важное.

— Как из-за чего? Причина стара как мир. Твой муж встретил другую женщину.

Надо говорить напрямик. Сантименты теперь уже ни к чему.

— Мне это трудно понять. Джулия кажется мне какой-то ненастоящей.

— Ошибаешься, милая. Она вполне настоящая в том, что для меня имеет значение.

— Ты имеешь в виду постель? Постель с женой священника?

Он молчал. Неужели так просто? И это в нашей сложной жизни?

— Прости, если я тебя обидела. Но по-моему, ты слишком многого жаждешь от того, чем, помимо всего прочего, занимаются люди. Что-то я совсем разволновалась.

— Нет, ты прекрасна. Прекрасна как всегда. Такой и останешься, — сказал он в качестве прощального привета. — Правда, если только захочешь.

Филлис встретила его комплимент молча и снова заговорила о Халлоране:

— Он сказал, что мы очень подходим друг другу. И дети тоже так считают.

— Не надо, пожалуйста, не надо. Мы уже целый год говорим об этом.

— А, тебе надоело, знаю. Тебе со мной скучно. Но меня огорчает, что ты, человек, придумавший «Диджит-Айз», не видит того, что видят все в поселке. Не видит, что она притворщица и обманщица, которая ищет своей выгоды.

Эти слова сопровождались тяжелым вздохом и коротким смешком, чтобы сдержать слезы.

— У всех в поселке своя жизнь, свои радости и огорчения. Они привыкли к нам, как привыкли к обстановке в доме. Но мне не нравится, какими мы стали. Замужество плохо на тебя действует.

— Поэтому ты предпочитаешь еще кого-то? Фэй, полагаю, была не последней. Знаешь, я воспринимаю твои похождения как наказание за то, что была тебе плохой женой. Но я не сетую. Виной всему мужская природа.

— Ты абсолютно права, — поспешил согласиться Оуэн, заметив, что на щеках Филлис заблестели слезы. Ему не хотелось, чтобы близкая женщина, которая была выше житейских дрязг, чувствовала себя виноватой. — Ты всегда бываешь права.

— Нет, не всегда, не отделывайся пустой фразой. У тебя есть одна привлекательная черточка: ты так и не повзрослел по-настоящему. Ты был такой умный, что тебе не обязательно было взрослеть. Ты мог оставаться подростком и все же поступать как взрослый и работать как взрослый. Во всяком случае, до последнего времени, по словам Эда.

Упоминание имени партнера Оуэн пропустил мимо ушей.

— Ладно, пусть будет так, если ты точно знаешь, когда кончается юность и начинается зрелость. Но я стараюсь быть взрослым, стараюсь выбраться из трясины, в которой мы оба увязли. Самому выбраться и тебя вытащить. А любовь прошла, вот и все.

— Я никогда не говорила, что разлюбила тебя, — тихо сказала Филлис.

Оуэн почувствовал, что на глаза ему навертываются слезы, слезы жалости, — и пересилил себя.

— Это я разлюбил тебя, как ты не понимаешь? Ну, хватит об этом. Мы уже столько раз выясняли отношения. Было время, когда я хотел тебя, теперь хочу ее. После этого я перестану хотеть. Я сказал Дэвису, чтобы он соглашался на любые разумные условия. Старшие наши дети уже достаточно подросли, а Флойда и Еву мы совместно поставим на ноги.

— Ванесса говорит, что Ларсон готов простить ее и уехать в другой приход.

— Мало ли что говорит Ванесса! Ей бы мужчиной родиться. Любит командовать и лезть в чужие дела.

— Ванесса живет в реальном мире, в котором мы с тобой не научились жить, — продолжала Филлис. Щеки у нее горели. — А Джулия напоминает мне мою мать. Жена профессора, жена священника — в обоих случаях все делается напоказ. Это ведь оскорбительно, неужели не видишь?

— Я все вижу. Но видеть еще не значит делать, — сказал он, чувствуя, что дело идет к ссоре. — Пора принимать окончательное решение. Ты достаточно молода, здорова, по-прежнему красива…

— Один ты и считал меня красивой. Джейк Лоуэнталь называл меня закомплексованной девицей-недотрогой протестантского толка. Заторможенная, говорил, в своем развитии.

— Это было давно. И это неправда.

— Я достаточно молода, чтобы заарканить другого мужчину — ты это хотел сказать? Но где его взять в этом жалком поселке? Разве что Эд. Но ему вообще не нужна женщина. Он только ест и целые дни просиживает перед экраном, чтобы набить карман. Стейси говорила, что единственный способ затащить его в постель — это…

— Меня это не интересует… Хорошо, пусть не Эд, а кто-нибудь другой или вообще никто. Я об этом ничего не хочу знать. Остаток жизни я хочу прожить собственной жизнью.

— «Я», «я»… От твоего «я» тошно становится. Ты не единственный, кто живет на свете. Оуэн, у меня лопается терпение. Ты уже сделал великую глупость — спутался с этой авантюристкой. Но надо быть круглым идиотом, чтобы остаться с нею.