Макар Троичанин - Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 1 Страница 54

- А чё тебя-то? – вклинился нетерпеливый виновник размолвки. – Мужиков, что ли, нет?

- Тогда не было, - подтвердила Варя, - с войны остались одни старики да инвалиды. Это сейчас стали возвращаться, да и то им не до работы, всё празднуют победу, а больше – то, что остались живы, - она вздохнула, переживая, видно, за тех и за других, оправдывая и жалея. – А из баб я самая молодая и грамотная оказалась, - сглотнула слюну, сухо и отрывисто дополнила: - И девок не осталось в деревне: немец угнал ещё во вторую военную зиму.

- А тебя за что оставили? – никак не хотел угомониться уязвлённый носитель сборного революционного имени, задетый за жабры неуважением не к ним, а к себе.

- 3 –

Она не ответила, будто не расслышала, рассказала о другом:

- Сразу после победы приехало их двое, тоже на ЗИСу, к нам за картошкой да ещё за чем, что пожрать сгодится для своих. Только-только мы «Варвару» на ноги поставили, чихала она смрадным дымом и глохла. Председатель их к себе зазвал, а утром одного на лошади на станцию отправил, а второй, шофёр, покопался внутрях своей машины, что-то снял там, и остался с ней. В тот же день Иван Иваныч ко мне пришёл, говорит нам с матерью – вдвоём мы живём, - вот, товарищ у вас будет жить, а тебя, Варвара, учить шоферскому делу. И чтоб через неделю, больше у него нет времени, ты у меня ездила и знала, как обращаться с машиной. Время будет, я завсегда буду рядом. Ты уж постарайся, Варя.

«Варвара»-машина выбежала из рощи на широкое поле и наддала резвее по сравнительно ровной дороге, оставляя сзади лёгкий шлейф из ещё не полностью просушенной пыли. По обочинам отклонялись от встречного, гонимого ею, воздуха васильково-ромашковые заборы в пыльной траве, отгораживающие жёлто-зелёную бескрайность переливающихся волнами под лёгким ветром колосьев и стеблей невысокой поспевающей ржи. Несмотря на рань, солнце уже вовсю палило, сжигая последние капли на листьях цветов и трав, загоняя птиц ввысь, в прохладу утренних потоков воздуха. Всё чаще в кабину затягивало оводов, мух, разнокалиберных комаров, всякую другую летающую, жужжащую, жалящую мелкоту, заставляющую Марлена заполошённо и безуспешно отбиваться, отмахиваясь руками, хотя они его и не трогали, всячески стараясь выбраться на волю через стёкла. Осоловев и часто клюя носом, Владимир слушал рассказ Варвары, для которой он, по-видимому, был нужнее, чтобы тоже ненароком не заснуть за рулём.

- Учителя моего тоже Иваном звали. Маялся он со мной целыми днями от зари до зари…

- И ночами, - вставил Марлен.

- Не без этого, - простодушно согласилась Варвара, - как же откажешь, когда он за день так изматывался от моей дури, что чуть не плакал вместе со мной. И заметь, не пил вовсе, - она легко вздохнула, улыбаясь приятным всё же воспоминаниям. – Да нравился он мне, хотя и старше был аж на 15 лет. Добрый такой, заботливый, мы с мамкой отдохнули с таким мужиком за эту неделю. Как вспомню, сколько я кровушки перепортила ему своей тупостью, а ни разу даже не только не ударил, даже не выматерился по-настоящему. Я б за такого замуж пошла без оглядки, ноги б ему мыла и воду ту пила.

- Что ж не пошла? – снова не удержался Марлен.

- Женатый он был и жену свою любил с ребятишками, двое их тогда у него было, - снова вздохнула уже с лёгкой печалью. – Теперь уже, наверно, больше, раз любят друг друга. – Повернулась к Марлену. – Так что невеста я ещё, имей в виду, младший лейтенант, - засмеялась громко, расслабленно, не отводя глаз от соседа. Тот насупился чему-то, видно, не нашёлся сразу, что ответить на откровенное предложение да ещё после откровенного рассказа.

- Ладно, не навязываюсь, не боись.

Варвара снова повернулась к дороге, вспоминая прошлое.

- Словом, выучил он меня крутить баранку да обиходить «Варвару! А потом уже доводкой, как они говорили, другой Иван занимался.

- И ночью? – снова ехидно спросил Марлен.

- Дурак, одначе, ты, а не я, - незлобиво, как бы между прочим, не сбиваясь с мысли, ответила Варвара и предложила, сразу же, вероятно, забыв об услышанной гадости. – А мой Иван-учитель уехал через неделю или чуток более. Приехали за ним на полуторке тот, что наперво был, лыбится, да ещё один с ним. Привезли к ихнему ЗИСу карбюратор вместо того, что тогда сняли и отдали нам, как будто пробитый, а на самом деле, чтобы остаться по уговору с председателем. Поставил он его, завёл двигатель, да и был таков, - вздохнула. – Хороший мужик Иван. Дай, боженька, ему счастья! Иван Иванович не оставил их в накладе: навалили они чуть не полкузова картохи и всякого овоща, да порося дал и ещё бутыль старую более ведра с самогоном, тряпками обмотанную, поставили они её середь картошки. Укатили… - Варвара снова, уже тяжело, с надрывом, вздохнула. Сразу резко нарисовались тонкими тенями ранние морщинки у глаз и в уголках губ, нижняя губа слегка обвисла, обнажив молодые крепкие зубы с лёгкой желтизной, что-то сверкнуло под солнцем в обращённом к пассажирам глазу, слабом ещё, девичьем, не женском, и «Варвара»-машина, резко взвыв, рванула вдруг, отбросив офицеров на спинку сиденья. – Вот так я и стала шоферюгой. Ни днём, ни ночью теперича нет спокою. Не девка, а мужик. Завсегда в копоти да в масле, в штанах да в кирзачах. Ни в какой бане не могу смыть всей грязи, так въелась на всю жизнь.

- Я тебе помогу, - хохотнул Марлен, уже переваривший неожиданную обиду от женщины, которую, как и остальных баб, никак не считал себе ровней, но легко прощающий всех и себя в первую очередь.

- 4 –

Дорога выбежала из ржаного моря, пошла, огибая его, по травяному пляжу, отгороженная от матёрого леса частоколом молодых стройных берёз в таком ярко-зелёном промытом уборе, что при движении рябило в глазах, а стволы деревьев превращались в сплошную размытую белую полосу. Потом среди них всё чаще и чаще стали попадаться ели и ёлочки, редкие тонкие рябинки с гроздьями пока жёлтых ягод, осины и тополя с трепыхающимися от нагоняемого машиной ветра нежными листочками. И вдруг лесная рябь за окном разом кончилась, оборвалась на травянистом широком взгорке, усыпанном такой неразберихой цветов, что от радуги их цветения глазам стало ещё больнее.

Варвара затормозила.

- Стоп, машина, пора заправиться.

- И то, - тут же согласился Марлен и стал нетерпеливо подталкивать Владимира в бок, торопясь выбраться из кабины.

 Тот не заставил себя ждать. Уставшее, оцепеневшее от заревой сырости и долгого сидения тело, ещё не проснувшееся без привычной за много лет гимнастической встряски, сразу как бы растворилось в парном утреннем воздухе, пропитанном терпким запахом цветочного букета, трав, хвои. Солнце пронизывало насквозь, от головы до пят. Высоко-высоко в чистом небе купались жаворонки, журча бесконечной песней. Владимир снял фуражку, сразу запотевшую по околышу, расстегнул ворот гимнастёрки, подставляя под живительные лучи голову, лицо, шею, глубоко вдохнул, ловя всей грудью пьянящий не жаркий ещё ветерок, легко шелестящий в траве и уже расшатывающий вершины дальних деревьев. Захотелось подурачиться, сделать что-нибудь несусветное, заорать навстречу дальнему эху, запеть, наконец. Он с трудом задавил в себе этот животный восторг, возникший в экстазе проснувшейся дикой природы, разумом вернулся к реалиям своего бытия здесь, на чужой земле в чужом обличье, где и природа, провоцируя, испытывает. Об этом никогда нельзя забывать, если хочешь вернуться к привычным аккуратным ухоженным и спокойным, покорённым лесам, садам и цветникам, никогда не вызывающим спонтанных эмоций, радующих не душу и сердце, а мозг своими чёткими линиями и рациональными сочетаниями. Там и солнце, и воздух, и ветер, и дождь, - всё другое, красочное, но не возбуждающее, не вызывающее психических аномалий, а рождающее гармонию в душе и в сердце, не мешающее мозгу работать.

Чтобы дать хоть какую-то зарядку телу, Владимир легко и с удовольствием, зацепившись за борт руками, рывком перекинул себя в кузов машины, спружинив сначала на земле, а потом и там. Опустился на корточки перед одной, а потом и перед другой печками-малютками газогенераторов, быстрыми и ловкими движениями набросал толстых смолистых чурочек в затухающее пламя, уже подёрнутое серым пеплом, плотно закрыл дверцы. Внизу уже торопил Марлен, сидя на траве и перебирая в своём мешке двумя руками, чуть не засунув туда же и голову, но так ничего и не достав до сих пор.

- Слезай, давай порубаем что-нито, - звал он.

В который уже раз, поняв только по смыслу, что ему предлагают, Владимир снова одним рывком вернулся на землю. Есть хотелось и даже очень.

- Да тут ехать-то осталось всего-ничего, через полчаса будем, - вмешалась Варвара. – Накормят вас, чего тут-то будете.

- Ну да, накормят, - быстро возразил Марлен, так и не решив, что ему нужно в собственном мешке. – Знаю я. Начнутся всякие встречи, сборы-разговоры, так и до обеда проканителятся, а то и до вечера. И вообще, я хочу есть, и всё! – он вытащил, наконец-то, какой-то свёрток, понюхал и, не разворачивая, положил рядом с мешком, снова погрузившись в него до плеч.