Лиз Мюррей - Клуб бездомных мечтателей Страница 55

Ты этого не знаешь, но он приезжал к тебе в больницу и поцеловал тебя в губы. Медсестра увидела и очень сильно его отругала, говоря, что подобное поведение опасно для здоровья. Я рада, что ты не слышала ее слов. Всю твою жизнь люди относились к тебе так, словно тебя надо обходить стороной. В том числе и я сама.

Ты считаешь, что я тебя бросила? Я никогда не узнаю ответа на этот вопрос.

Ты можешь представить, как папа возвращался на метро после того, как тебя навещал? Наверное, он обхватывал голову руками, как делал всегда, когда сталкивался с тяжелой ситуацией. Вокруг него сидели пассажиры, читали газеты, в то время как тело его жены умирало, а дочери занимались своими жизнями. Как он, наверное, мечтал, чтобы ты была здорова, а не находилась в стенах, которые пахнут смертью. Может быть, в его голове не умещалась мысль, что ты умираешь.

Тебя хоронили на следующий день после Рождества. Почти неделя ушла на то, чтобы найти бесплатное место на кладбище. На Рождество я была в кафе в Ривердейле и ела двенадцатидолларовый ужин. Я была с друзьями: Лизой, Карлосом, Сэм и Фифом с его кузинами. Каждый из нас потерял, по крайней мере, одного из родителей. Мы вспоминали вас, вспоминали то, как вы читали нам сказки и укрывали одеялами, когда мы были совсем маленькими. Мы помогали друг другу пережить нашу потерю.

Во время ужина я обратила внимание на то, что Лиза очень на тебя похожа. У нее такая же хрупкая, тонкая фигура и глаза цвета янтаря. Лиза стала красавицей. Очень жаль, что мы долго не общались. Мне так захотелось ее обнять.

Кто-то заплатил за наш ужин. Перед тем как выйти из кафе, Карлос засунул в музыкальный автомат две двадцатипятицентовые монеты, и заиграла песня Sade под названием «Жемчужины».

С любовью,

X. Стена

Через неделю после маминых похорон я потеряла сон. В номере было ужасно холодно, и у меня началось такое сердцебиение, словно мое сердце было птицей, бьющейся в клетке. Если я засыпала, то меня мучили кошмары. Мне снился один и тот же сон, что я отвернулась от мамы тогда, когда моя помощь была нужна ей больше всего. В этом сне мама все время умирала, отчего я постоянно просыпалась. У меня началась бессонница.

Той зимой в Нью-Йорке стояли невиданные холода. Администрация мотеля сжалилась над жильцами, и в номерах стали топить сильнее, но стало так жарко, что когда мы ложились спать, то обливались потом. Я просыпалась в собственном поту и в поту Карлоса. Мои воспоминания о том периоде крайне фрагментарны. Я помню запах роз, которые купил Карлос и которые стояли около кровати. Этот запах был сладко-трупным. Радио Карлоса играло рэп. Сэм красила перед зеркалом глаза и губы.

Мое психическое состояние было ужасным. У меня тогда было два полюса: или я молчала как рыба, или меня захлестывали эмоции. На третью ночь Карлосу это надоело, и он начал звонить по мобильному и открыто флиртовать с другими женщинами, стоя на балконе. Он стал брать с собой Сэм на долгие прогулки, с которых возвращался с пакетами недоеденной еды из ресторанов с французскими и итальянскими названиями. Карлос никогда не водил меня в такие дорогие рестораны. Я понимала, что ему со мной стало сложно.

Последней нашей ночью в мотеле стала новогодняя ночь наступившего 1997 года. Мы втроем валялись на кровати и грызли семечки. В полночь люди ликовали на Таймс-сквер.

«Первый Новый год без тебя, мама», – подумала я.

После этого Карлос исчез на три дня. В номере не было никаких ценностей, и менеджер мотеля заявил, что «выбросит нас на улицу» ровно в одиннадцать утра. Мы не спали всю ночь. Я и Сэм понимали, что Карлос не появится.

Не помню, кто из нас начал первой паковать вещи, но помню, что мы помогали друг другу собирать наши пожитки. Сэм сложила свой скарб в чемодан, который нашла на помойке. Она засунула в него комиксы, косметику, свои стихи, рваные джинсы и свитера. Все свои вещи: одежду, мамину монетку «Анонимных наркоманов» и дневник с ее черно-белой фотографией – я сложила в свой рюкзак. Все, что нам не принадлежало, мы с силой бросали о стену.

У Сэм нашлось десять долларов. Станция метро была слишком далеко, а наши вещи слишком тяжелы, поэтому, когда взошло солнце, мы взяли такси и поехали в Бедфорд-парк. Я не знаю зачем, у нас не было никакого конкретного плана.

Мы не собирались расставаться, это произошло само собой. Сэм пошла навестить Оскара, чтобы оставить у него свои тяжелые вещи. Было воскресенье, и мы знали, что все наши друзья должны быть дома. Я пошла стучаться в двери Бобби, Джоша, Джейми и Фифа. Бобби разрешил мне оставить у него пластиковый мешок с моей одеждой. Я помылась у Джейми, когда ее мама куда-то ушла. Я сушила волосы, когда в дверь квартиры Джейми позвонил Карлос. Держась рукой за дверную ручку, она повернулась ко мне. В ее глазах был вопрос: «Что ты хочешь, чтобы я ему сказала?»

Она открыла дверь. Глаза Карлоса были как у сумасшедшего.

– Шэмрок, я снял нам новую комнату. Пошли, – заявил он.

Я понимала, что должна быть в месте, в котором уверена. Но я не знала, когда вернется мама Джейми, сомневалась, что смогу у нее остаться, поэтому не послушала голос разума и инстинкта и пошла с Карлосом. Мы сидели в такси, волосы мои были мокрыми, и я спросила:

– Мы можем заехать за Сэм?

– Потом ее заберем, – ответил мне Карлос.

Я не стала с ним спорить.

Его армейский камуфляж был грязным, сам он – небритым. На его ботинках «тимберланд» почему-то не было шнурков. Он постучал по стеклу, отделяющему нас от водителя, и произнес:

– Трасса «Новая Англия», съезд двенадцать плюс один.

– Чего? – переспросил водитель.

– Трасса «Новая Англия», съезд двенадцать плюс один! – заорал Карлос, схватившись за волосы. – Меня преследует сам дьявол, поэтому я вслух не произнесу этого числа. Шэмрок, плохи у меня дела.

Мое сердце учащенно забилось.

– Тринадцать? – переспросила я. – Ты имеешь в виду съезд номер тринадцать?

Лицо Карлоса исказила гримаса, и он утвердительно кивнул.

– Да, – ответил он, наконец, тоном, по которому я поняла, что он в состоянии психического срыва.

Я не представляла себе, на каких наркотиках сидит Карлос.

«Боже, – подумала я. – Зачем я вообще с ним поехала?»

Я сказала водителю:

– Отвезите нас на трассу «Новая Англия», съезд номер тринадцать.

Услышав слово «тринадцать», Карлос разразился потоком ругательств на испанском. Машина поехала быстрее.

Я запустила руку в свой рюкзак и дотронулась до маминой монетки «Анонимных наркоманов», которую хранила все эти годы. Когда я прикасалась к ней, мне казалось, что я прикасаюсь к маме.

«Господи, дай мне спокойствия, чтобы принять то, что я не могу изменить…»

Наше новое пристанище под названием Holiday оказалось мотелем у огромной фырчащей трассы, в котором останавливались дальнобойщики и те, кто пару часов хочет заняться плотскими утехами. В принципе, он был похож на наш предыдущий мотель, за тем исключением, что я понятия не имела, где Holiday находится. Я не представляла, как добраться до остановки общественного транспорта и в вопросах передвижения полностью зависела от Карлоса. У меня было гнетущее чувство, что Карлос не собирается привозить сюда Сэм.

Я решила, что лучшей тактикой будет соглашательство. Что бы Карлос ни говорил, я всегда соглашалась. Я боялась ему перечить.

– Пошли в номер, – приказал Карлос, расплатившись с администратором, и я послушно последовала за ним.

У Карлоса был ключ от номера, и пока он открывал, я покорно ждала. В номере он проверил свой пейджер, телефон. На протяжении последующих нескольких дней мы мало говорили друг с другом. Время от времени Карлос говорил: «Пора есть!» – я хватала пальто и шла за ним. Иногда вечерами он уезжал, не удостоив сообщить мне, когда собирается вернуться.

Я часто вспоминаю ночи, проведенные в одиночестве в мотеле Holiday на трассе «Новая Англия», съезд «двенадцать плюс один». Пожалуй, это одни из худших ночей всей моей жизни.

В ожидании Карлоса я смотрела телевизор, через тонкие стены отчетливо слыша, как в соседних комнатах занимаются любовью. У меня не было денег, чтобы позвонить, и мне некуда было бежать. Помню, как папа однажды рассказывал мне, что ему пришлось провести восемь недель в одиночном заключении в тюрьме, и книга была единственным предметом, который у него был. Папа говорил, что у него начались галлюцинации про героев той книги, которые с ним разговаривали и как бы присутствовали в камере. По ночам я ходила по номеру из угла в угол. Я страдала из-за смерти мамы и скверной ситуации, в которую попала.