Банана Ёсимото - Амрита Страница 56

Как-то раз я проснулась посреди ночи от ужасной жажды. Лунный свет неподвижно лежал на потолке, и все было так торжественно и тихо, что я вдруг подумала, что время остановилось и мир кончился. Часы показывали три часа ночи.

Некоторое время я просто лежала в кровати с открытыми глазами.

«Ну вот, – расслабленно думала я. – Опять накатило».

Я уже и не помнила, когда испытывала подобные ощущения в последний раз. Давненько это было…

После того как я выписалась из больницы, я просыпалась с этим чувством почти каждую ночь. Когда я открывала глаза, оно уже было со мной, это непонятное чувство, которое невозможно описать словами.

Как будто ничего больше нет. Как будто я плыву в космической пустоте. Я привыкаю к этому ощущению. Понимаю его умом. Привыкаю к этой мысли.

Где я? Когда я? Что я делала вечером, до того как лечь спать?

Ощущение, что реальность становится все дальше и призрачнее, не покидает меня. Во мне не осталось никаких чувств. Пустая оболочка. Неподвижно лежащее тело. Трехлетнее? Тридцатилетнее? Я не знаю. Где я? Когда? Что я делала весь прошлый день? Все кажется бесконечным сном. И если сейчас кто-нибудь скажет мне: «Ты разве не поняла? Ты же младенец, который вот-вот должен родиться!», то я безоговорочно поверю ему. Кругом такая тишина. Такая пустота. Как чистый лист белоснежной бумаги.

Может быть, я сошла с ума?

Каждый раз, когда это со мной происходило, я задавала себе этот вопрос.

И каждый раз вместо ответа ко мне, не спеша, одно за другим, приходили воспоминания. Как корабль, который после долгого странствия медленно причаливает к таким знакомым, таким родным берегам. Становится на якорь в тихой воде.

Я вспоминаю маму, ее ласковую улыбку, когда она желает мне спокойной ночи.

Вспоминаю дорогих мне людей.

Друзей, которых так давно не видела и неизвестно, когда увижу. Вспоминаю наши встречи и все те прекрасные моменты, которые мы пережили вместе.

… Фейерверки летними ночами… На диком пляже вспыхивают и гаснут светлячки… Ночной снегопад – мы с Маю, сидя на подоконнике, всматриваемся в бесконечный танец белых хлопьев, горит маленькая настольная лампа, по радио передают нашу любимую песню. Мы с сестрой подпеваем вполголоса…

Я с удивлением вспоминаю все это, капля за каплей наполняя пустоту, заново создавая свое пространство. Я становлюсь на якорь.

… Немыслимо багровое солнце Сайпана медленно скатывается с небосклона и тонет в океане. Красноватые отсветы на скулах Сасэко. В закатных лучах ее волосы отливают медью…

Сочетание не менее гармоничное, чем цветущий тюльпан: сочный цвет и ароматный запах.

… Мой брат, совсем еще малыш, бродит по дому в поисках мамы и плачет, а мне хочется смеяться – такой он потешный…

… Тепло, идущее от усталого, отяжелевшего тела Рюичиро… и всех остальных, с кем я когда-либо делила свою постель…

… Ослепительное солнце, когда днем выходишь из кинотеатра…

… Я сажаю в саду дерево, ощущаю коленями прохладу земли…

Обрывочные образы – их даже трудно назвать воспоминаниями, но как бы я мне хотелось, чтобы они навсегда остались со мной. Хочу жить, хочу помнить, хочу быть причастной!

«Хочу быть причастной!» Это звучит как молитва.

«Пусть беды минуют моих детей и родителей, минуют мой дом и мое поле. Пусть этот год принесет мне удачу, чтобы сердце мое наполнилось счастьем» – вопль, обращенный туда, куда всегда обращают свои молитвы люди – с самых древних пор и до наших времен.

Судьба непредсказуема. Мы не знаем, что будет с нами завтра, что будет с нами в следующий момент… Скажем, я ударилась головой и осталась жива, хотя с таким же успехом могла удариться головой и умереть прямо на месте, или в больнице, или еще тысяча разных вариантов, не один из которых невозможно предугадать, а это значит, что все они в одинаковой степени возможны. Именно поэтому мысль о том, что мы оказались «сейчас и здесь» совершенно случайно, на уровне инстинкта вызывает в нас страх.

После того, как я пришла к этому выводу, мне как-то полегчало. Я вылезла из кровати и спустилась на кухню налить себе что-нибудь попить.

В результате я сварила себе кофе.

Обжигаясь, начала пить, и тут мое внимание привлек конверт, лежащий на кухонном столе. Я прочла надпись на конверте и от удивления чуть не подавилась горячим кофе. Это была ознакомительная брошюра из частной школы-интерната для аутичных и проблемных детей, неприспособленных к учебе в обычной школе. Нетрудно было догадаться, что все это означало.

Почему же никто мне об этом не сказал? Неужели с братом действительно все так серьезно? Погодите, но он же снова начал ходить в школу. Я сама видела – и вчера, и позавчера…

Как это получилось? Ведь на Сайпане мы с братом были не разлей вода, а теперь он отдалился от меня настолько, что я даже в общих чертах не представляю себе, что с ним происходит.

Казалось бы – живем под одной крышей, едим чуть ли не из одной тарелки…

Все это неприятно меня удивило.

На следующий день я спросила про школу-интернат у Джюнко.

– Ешио сам захотел там учиться, – ответила мне она. – Сам принес домой эту брошюру. Они с Юкико сегодня туда поехали на собеседование.

– А в чем проблема с обычной школой? Не понимаю, что за срочность?

– Ну… честно говоря, с тех пор как вы вернулись с Сайпана, он ни разу в школе не появлялся. Но мы только на прошлой неделе об этом узнали.

– Что?! – я не поверила своим ушам.

– Он прогуливал занятия.

– То есть рюкзачок – это как бы для маскировки?

– Ну да. Но это еще не все. Кто-то из его новых взрослых друзей ежедневно звонил в школу и каждый раз придумывал какую-то уважительную причину. Поэтому-то мы так долго ничего не знали.

– Я тоже ничего не знала.

– Мы уже догадались. Хотя сначала думали, что это ты звонила в школу и покрывала Ёшио. Собственно говоря, именно поэтому мы не очень волновались – мало ли, может быть, ты снова что-то придумала оригинальное, вроде этой вашей поездки на Сайпан. Но в школе нам сказали, что звонил мужчина. Вот тут-то мы с Юкико и запаниковали.

– Ёшио, кажется, говорил про каких-то новых друзей. Вы что-нибудь про них знаете?

– Ровным счетом ничего. Он отказался про них рассказывать. Сказал только, что в обычной школе ему не нравится и что если уж где-то учиться, то тогда в таком вот частном интернате. – Джюнко вздохнула. – Даже непонятно, что это с ним такое…

– Извините, что на вас все это свалилось, – сказала я. – У нас в семье все какие-то чокнутые, все с проблемами.

В ответ Джюнко улыбнулась.

В конце концов – она уже который год жила с нами вместе и давным-давно стала частью нашей семьи. А мы стали частью ее. Вот поэтому-то она так и беспокоилась за Ёшио.

Семья – это такая штука, которая все время растет. Чем чаще ты меняешь место жительства, чем с большим количеством людей делишь, как говорится, стол и кров – тем больше становится твоя семья. Это бесконечный процесс.

Я не знаю, хорошо это или плохо, но, как только с Ёшио начались проблемы, вдруг выяснилось, что в характере Джюнко, которая на первый взгляд казалась обычной домохозяйкой, присутствуют все те черты, которых всегда так не хватало нам с мамой. В ней чувствовалась самая настоящая материнская страсть или, если хотите, материнская чувственность.

В такие вот моменты я любила Джюнко больше всего и каждый раз думала о том, что, даже если когда-нибудь ей придется уехать от нас, она все равно навсегда останется членом нашей семьи.

Разве это не удивительно?

Пока мы разговаривали с Джюнко, мама с Ёшио вернулись домой.

– Может, сходишь с ним куда-нибудь? – спросила мама. А брат, не говоря ни слова, но с таким лицом, будто вот-вот заплачет, поднялся к себе в комнату.

Мама взглянула на меня, и этого взгляда мне вполне хватило, чтобы понять, что часть вины за происходящее она относит на мой счет. Она не стала ничего объяснять, но было ясно, что вариант, когда брат запирается в комнате и в полном одиночестве плачет там несколько часов подряд, ее не устраивает. Значит, она дает добро, чтобы мы с Ёшио поехали вдвоем в город и где-нибудь перекусили. Ну хорошо.

– Нет проблем, – только и сказала я и отправилась на второй этаж за братом.

Брат валялся на кровати с таким потерянным видом, что от жалости к нему у меня буквально слезы навернулись на глаза.

Но это была не та светлая жалость, которую испытываешь, скажем, к потерявшемуся котенку, а гораздо более сильное, глубокое чувство. Я слишком хорошо знала, что сейчас чувствует брат, знала, как он страдает от собственного бессилия, и мне было до глубины души жалко его, но я не знала, как ему помочь.

Однако страдания брата не поколебали моего вновь обретенного счастья.

– Ёшио, пошли куда-нибудь поедим, – сказала я с улыбкой.

– Мне что-то не хочется. Ты меня немного утомляешь своим счастливым видом, – сказал он. Как всегда, в своем репертуаре. Мальчик знает, что сказать, чтобы уколоть побольнее. Он словно видит меня насквозь.