Иосиф Гольман - Игры для мужчин среднего возраста Страница 56

Ефим — странной формы колокольчик из бронзы. Он даже руку протянул взять, но остановился, увидев разом посерьезневший взгляд монаха.

Нет, тот ничего вслух не запрещал. Но по лицу было видно — не советовал.

— Что, не по моему характеру? — предположил Береславский.

— Как раз по вашему, — как-то печально улыбнулся Егор.

— … Но лучше взять что-нибудь другое, — продолжил его мысль умный профессор.

— Лучше взять что-нибудь другое, — не стал спорить настоятель.

— Этим колокольчиком я не тех вызову, — пояснил мне Береславский.

По форме — вроде как пошутил. По тону — нет.

— А если все-таки я возьму? — спросил он своего нового друга.

— Человек не должен вмешиваться в судьбу другого человека, — мягко ответил тот.

— А этот колокольчик — без проблем? — спросил Ефим про другой, на вид серебряный.

— Этот — без проблем, — улыбнулся Егор.

— Но я все же возьму первый, — вдруг неожиданно для меня принял решение мой друг. И не успел я глазом моргнуть, как колокольчик, который «может вызвать не тех», оказался сначала в его руке, а потом — в кармане.

Я не слишком верю в Бога, как ни прискорбно. Но Ефимово приобретение почему-то меня напрягло.

Улучив момент, тихо спросил Егора, почему он не помешал Ефиму взять «опасный» предмет?

— Потому что это — его путь, — мягко ответил настоятель.

В общем, уехал я из дацана все же более встревоженный, чем успокоенный.

Ефим же вытащил из кармана колокольчик и прямо в машине начал названивать.

Что за человек!

Точно могу сказать, что ему было не по себе. Я теперь его тоже неплохо знаю. Но все равно не могу взять в голову, ну зачем постоянно лезть в бутылку? Как будто что-то кому-то все время доказывает.

Я попросил его прекратить звенеть.

Он прекратил.

Но ровно через пять минут мы на полном ходу пробили сразу две покрышки. Единственные из всей нашей колонны.

Ефим справился с управлением. Механик Саша быстро поменял колеса.

Однако я все-таки подошел к нашему командору и сказал ему только одно слово:

— Дай.

Он медлил.

Тогда я напомнил, что в машине не он один. А в самолете, когда в Москву полетим, вообще будет куча народу.

Короче — отдал.

Я запаковал колокольчик в бумагу — даже обмотал язычок ватой, благо этого добра у меня навалом — и решил по приезде в столицу отнести его местным буддистам. Их штучка, пусть они и отдуваются.

Тем более что Ефим скорее всего уже завтра про нее забудет — какая-нибудь новая игрушка объявится. У него ж поведенческие алгоритмы, как у моего внучатого племянника, один в один. Только возраст разный. Этому — за сорок, а тому — за три.

Кстати, Самурай наш со своей Смагиной вообще с нами в дацан не поехали. И я понимаю почему. Для него это — не экскурсия.

А вот еще одно, теперь — по его окончании — забавное воспоминание. После посещения дацана Василий вдруг вспомнил, что через полтора часа у нас прямой эфир на местном телевидении.

Вместо недостаточно быстрого Ефима — для ускорения — за руль сел второй водитель первого экипажа, и мы с бешеной скоростью понеслись по мокрой после дождя дороге в город. Не сбавили темпа и на улицах, насквозь проскакивая светофоры — сопровождавший гаишник, сидевший в первой машине, высовывал из окна полосатую палку.

Успели перед самым эфиром.

Ефиму дали слово первым, и он не нашел ничего лучшего, как начать с извинений перед теми, кого чуть не передавили по дороге в студию.

Такой шквал звонков начался! Столько всего наговорили зрители — и про местное начальство, и про местных гаишников, и про стремительных нас.

Но командор ловко сумел вырулить на более безопасные и веселые темы — в умении легко трепаться ему не откажешь.

А еще я запомнил улан-удэнского Ленина. И вовсе не из-за того, что в этой республике он, само собой, был бурятом. А по другой, более впечатляющей причине.

Это — нечто. Хичкок отдыхает.

Самая большая каменная голова в мире, я думаю.

Мы пошли к нему фотографироваться. Громада ленинской башки — здесь была установлена именно голова гигантских размеров, а не целая статуя — потрясала воображение.

Ефим старательно целился в объектив и не заметил, как вступил в собачьи какашки. А заметив, ничуть не смутился. Взял щепочку и начал скрести подошву.

— «Я себя под Лениным чищу», — цитатой объяснил он мне свои действия. И гнусно подмигнул.

— Ничего святого, — только и сумел сказать я, потрясенный его политическим нигилизмом. Ведь всю сознательную юность его учили почитать великого вождя — и в октябрятах, и в пионерах, и в комсомольцах.

Но, видно, не в коня корм.

— Это что! — заржал наш командор. — Вот когда меня в круизе чайка обосрала… В четыре руки отмывать пришлось.

Честно говоря, последнее его воспоминание мне понравилось — не все же ему вспоминать злополучный эпизод с козой. Но развивать тему не стал, именно из опасений нарваться на ненужные реминисценции.

В Улан-Удэ мы прожили двое суток, а в Чите и совсем недолго — одну ночь. Семинаров здесь не предусматривалось.

На вокзале передали «Нивы» двум милиционерам — Ефим оплатил вооруженную охрану. Те погрузили своим ходом машины на платформы. Как я и ожидал, это и в самом деле было очень печально.

А мы всей бандой загрузились в скорый поезд Владивосток — Москва.

Раньше я любил поезда. Теперь — после трех недель пробега — уже нет. Явно не хватало этого щемящего чувства свободы, присущего каждому автопутешественнику.

Да, самое главное забыл.

Ефим научил меня водить машину.

Оказалось, не только очень просто, но и фантастически приятно. Приеду — куплю поношенный «жигуль».

Интересно, что скажет моя жена, когда узнает, что давно запланированный ремонт отменяется? Думаю, точно не промолчит.

Но — решение принято.

В Хабаровск приехали поздно вечером. Вышли из поезда, устроились в гостинице. Не помню названия, но советской-пресоветской. Береславский там опять нарвался на неразрешимую проблему: попросил бутерброд с сыром, а такой позиции в меню не оказалось.

Сыр — был. Хлеб — был. Масло сливочное — тоже было. А бутерброда — нет.

И ведь упорный какой! Дай ему бутерброд — и все! Без меня, пожалуй, получил бы вместо бутерброда апоплексический удар — так разнервничался.

Но я — не буржуй избалованный — мгновенно все чудесным образом разрулил. Просто заказал указанные выше ингредиенты отдельно. А нож — для разрезания и намазывания — уже лежал на столе.

По-моему, даже Береславский был потрясен административным изяществом, с которым я разрешил эту неподъемную задачу.

По крайней мере, после ужина он, преисполненный благодарности, вышел со мной покурить. Точнее, курил я, а он стоял рядом, вдыхая свежий ночной хабаровский воздух, приправленный вонючим выхлопом моей «Примы».

— Интересно, а мы в Москве, когда вернемся, будем общаться? — вдруг, сам от себя не ожидая, спросил я Ефима.

— Будем, но мало, — честно ответил он. И после паузы тихо добавил: — Но все равно хорошо, что мы с тобой встретились. Ты — прикольный, Док.

Тепло сказал. По-дружески.

Врасплох прямо меня застал. Я расчувствовался, сентиментальным стал. Наверное, старость подступает.

Глава 34

Хабаровск, 9 августа

Из дневника Самурая (запись шестая)

Утро началось со звонка на станцию.

Ничего хорошего нам там не сообщили. Наши платформы ожидались только ближе к вечеру. Правда, железнодорожники пообещали отдать машины сразу, даже если состав прибудет ночью. Однако это мало что меняло. Ясно, что на последний этап мы выедем все равно не раньше начала завтрашнего дня.

А этот день нам предстояло провести в уже поднадоевшем Хабаровске.

И тут я решил: не исключено, что это тоже неспроста складывается. Я давно подумывал о встрече Шамана и Береславского. Ее и вчера можно было при желании организовать. И позавчера. Но что-то меня останавливало. Может, ожидание каких-то неожиданностей: уж слишком разные они люди.

А сейчас все складывалось само собой.

Я позвонил Ефиму в номер. Он отреагировал на идею мгновенно. Иногда мне кажется, что ему все равно куда ехать — лишь бы ехать.

Док тоже был готов составить компанию.

И Танечка моя не возражала, чему я был очень рад. С первого дня знакомства надеялся когда-нибудь показать ее Шаману, хотя тут уж точно не ожидал никаких неожиданностей. Если и есть некие опасения с Татьяной Валериановной, то лишь в том, что моя маленькая Родина и мой маленький народ могут показаться ей не слишком интересным местом для постоянного обитания. Все же она выросла в большом городе.

Бандитов тоже можно было не бояться — машина-то наша еще не пришла. А весь порошок, как они предполагали, находился в ней.