Ирина Мартыненко - Граничные хроники. В преддверии бури Страница 57

– У меня нехорошее предчувствие… – заявил серкулусу телепат. – И я действительно боюсь. Нет, конечно, не Резервации. Я думаю, вам это все-таки по силам. Чего-то другого. Сам не могу сформулировать. Но чего-то большего… Значительного…

Альберт, чувствуя, что неспособен подобрать нужные слова, замолк. Ему сложно было рассказать о своих опасениях, и это несмотря на то, что обычно он не привык молчать и тем более в тех случаях, когда он сам для себя понимал, что это важно. Однако ничего так и не смог произнести, оттого немного сконфузился, прекрасно осознавая – лучше предупредить сейчас, чем потом заламывать руки и причитать. Слишком уж он хорошо помнил, что случилось прошлый раз, когда у него так натужно скрутило сердце и завыло в груди.

– Я… – вновь попытался сказать о своих опасениях Альберт. – Я думаю… – он глубоко вздохнул, чувствуя на себе тяжелый и пронзительный взгляд неожиданно внимательно слушающего его бессвязную речь серкулуса. – Я не знаю, но… У меня было уже такое… Тогда… Перед самой Волной… Я думаю, все повторяется… Будет Волна, Дэзмунд. – Телепат смотрел в глаза серкулусу ровно и прямо, как делают это только уверенные в своих словах люди. – Волна грядет по наши головы…

– Не знал бы я тебя, пророк ты доморощенный, – через какое-то время проговорил Дэз, – подумал бы, что ты напугать меня хочешь, но… Я помню, в прошлый раз ты говорил примерно так же, а я тебе не поверил. Признаю, моя вина. Сам потом из-за этого хлебнул хорошенько. Теперь… Уж лучше верить тебе, чем слушать клокотание госпожи Рыбы. Она мне и так сегодня в очередной раз смерть предсказала. Что может быть лучше на фоне грядущего апокалипсиса?

Дэз усмехнулся. Грустно и натужно. Через силу. Он пытался хоть как-то подбодрить своего товарища по Гильдии, но скорее больше себя самого. Слишком уж он хорошо понимал, что может быть сокрыто за неосновательными опасениями телепата. Альберт хоть и не одержим, но здешнюю атмосферу воспринимал, как губка, а значит, у серкулуса появился очередной повод для мурашек.

Винсента одолевало чувство какой-то странной, бесконечно тоскливой безысходности. Оно клубилось в его груди почище гномьей коптильни под жаркими струями голубоватого пламени плавильных печей. Глупое и совершенно неуместное, оно давило на него всеобъемлющей жалостью многоликого джолийского народа в лице одного единственного Арталы Арайны.

Терзаемый столь глубоким чувством, парень отстраненно посмотрел на аляповато разрисованную кадку с грубоватым цветком. Остатки несчастного, потревоженного растения, с огромным трудом втиснутого ими обратно вовнутрь горшка, казалось, взирали на Винса с немым укором за свою потревоженную участь. Комья, чуть ли не в сито перемеленной жирной черной земли были тут же: на полу, выпачканной ею кадке, на некрасивом нарисованном от руки цветке, на самом горшке, на листьях поблекшего растения, лежащем рядом ковре, и даже на стуле, на который совсем недавно облокачивался Артала. Взгляд паренька невольно задержался на несчастной зеленолистой жертве репрессий, отмечая про себя, как тяжко потом придется выкручиваться ему, а не джолу, перед жителями всего Серого этажа за умышленно порченное имущество, а главное, потом еще смотреть в суровые глаза Анарин, так как в общем-то цветочек-то был, как ни крути, ее собственностью. Юный некромант сопроводил мрачные мысли тяжким вздохом и впал в глубокое раздумье. Что ему еще оставалось делать, раз Арайну никогда не тревожили по подобному поводу. Все и без того знали, что он неспособен на какие-либо меры без посторонней помощи. В данном случае отдуваться за все придется, по-видимому, самому Винсенту. Самое ужасное, что он только сейчас обо всем этом вспомнил. Но что уже делать, ведь крылатик уже в небе, а в него, по старой пословице, дважды не влетают.

Предугадывая очередную шибко умную фразу со стороны стоящего позади и во всю нервничающего джолу, парень негромко, но довольно жестко отчеканил:

– Артала, я просто не представляю, куда ты мог положить свои ключи, – Винс еще раз попытался втолковать своему другу незыблемые истины обрушившийся на них обоих действительности. – Смотри, мы уже здесь все перерыли – и нет. Ничего нет. Ни следов, ни отпечатков, ни малейшего намека – абсолютно ничего. Вспоминай, может быть, ты их перепрятал накануне отъезда или еще куда-то дел до этого? – Понимая всю бесполезность собственного вопрошания к здравому смыслу и в очередной раз предугадывая терзающие Арталу мысли, паренек, не сдержавшись, более яростно, чем было нужно, продолжил: – И я не Анарин, в конце-то концов! Может, она и знает, где лежат твои ключи, но только не я… Ну, не знаю я, где они, Артала. Не знаю… – а потом, более тише, добавил: – И между прочим, где ты их прятал прошлый раз, я помнил, и если сейчас их там нет, ты, конечно, извини, но это не моя вина.

Винсент уже перестал надеяться на то, что джолу поймет его. Честно говоря, он уже был и не рад, что затеял всю эту возню с потерянными воспоминаниями, но паренек тогда просто не мог поступить по-другому, ведь Артала ему вечно напоминал то несчастное добродушное домашнее животное, вечно мокнущее под дождем с невероятно тоскливым видом, от которого сердце сжимается в комок из-за приступа совестливости вперемешку с жалостью. И это несмотря на то, что джолу обладал недюжим интеллектом и был весьма вменяемым, вроде как, существом. Даже разумные объяснения Артала иногда понимал и принимал к сведению, но порой… Порой он становился ничем не лучше Сохиши Шиско. Правда, джолу упрям, в отличие от мастера-механика, не был, скорее, он просто не понимал, как определенные события в его жизни заходят в смысловой тупик. Вот и сейчас Арайна никак не был настроен на что-то, хоть как-то ассоциирующееся со словом «понимание». От этого становилось еще грустнее. Увы, парень прекрасно осознавал, во что это ему выльется.

– Винсент, – глубокомысленно заявил юному некроманту джолу, – я обращаюсь к тебе как к разумному, адекватно мыслящему индивидууму в проблематике моего казуса. С твоей точки зрения, логично подходить к подобному консенсусу, исходя из прагматичности собственной натуры, но, зная типичную эгоистическую природу человека, я полагаюсь на то, что впредь буду учитывать типовое неадекватное реагирование на определенные внутренние парадоксы, которые проистекают из глубинного подсознания стандартно мыслящего человеческого индивида, являющегося, по сути, частью социума, а не монотоитичным существом. Поэтому, я прошу тебя, Винсент, в контексте вышеизложенной проблемы попытаться последовательно абстрагироваться, дабы добиться реалистичного итога причинно-следственной цепи выводов, исходя из которой, можно будет прийти лишь к одному итогу – открыть мою дверь.

Единственное, что понял Винс из всего сказанного Арталой, это то, что он от паренька не отстанет, пока юный некромант не откроет джолу его комнату, пускай даже для этого надо будет использовать собственные зубы.

– Артала, – в очередной раз повторил он, – я не знаю, где твои ключи!

– Я не буду ссылаться на вашу образованность и вполне материалистический подход к реально существующей действительности, но я имею право высказать предположение, основанное на понимании типовых мотивов и мотиваций, связывающих человеческую натуру с материальным благосостоянием и моральным удовлетворением.

– Артала, ты меня не подкупишь, – отрицательно покачал головой путник. – И не надо давить на совесть! Моя совесть кристально чиста – я ей не пользуюсь!

Джолу непонимающе посмотрел на Винса, тот лишь развел руками. В жизни Арталы две беды – отсутствие кратковременной памяти о нем самом и отдаленное представление о том, что означают определенные обороты речи.

– Э-э, правда? – джолу был явно поражен.

– Артала, я шучу, – вздохнул паренек.

Он совсем забыл, что у его долговязого друга была еще одна глобальная проблема, по сравнению с которой все остальное казалось каким-то мелочным. Джолу не понимал шуток. Попытки привить хоть какое-то мало-мальское понимание юмора в рациональном сознании Арталы почему-то даже в теоретическом варианте всегда оставляли желать лучшего.

– А-а-а, – протянул Артала и для пущей убедительности натужно засмеялся, отчего у Винсента мороз по коже прошелся.

Смотреть на смеющегося джолу гораздо страшнее, чем слушать его речи, но паренек стоически держался, стараясь ни о чем плохом не думать. Только когда тот вволю отсмеялся, Винс решился продолжить свою политику, он уже было открыл рот, но внезапно в его мозгу что-то щелкнуло. Неожиданная догадка посетила юного путника, заставив в мгновение пересмотреть всю стратегию поведения.

– Слушай, Артала, – как можно более дружелюбно произнес паренек, – а зачем тебе нужно домой, ты же вроде всегда отдыхаешь в своей подсобке в библиотеке, а для нее тебе ключи не нужны.