Артем Белоглазов - Сборник "Русская фантастика 2010" Страница 59

– Гады, – сказал кто-то рядом. – Вот же гады.

Саня опустился на колени. Жанна была жива, тяжело, с хрипом дышала. Саня расстегнул кобуру, достал пистолет, поднёс к виску. Нет, сначала её, подумал он. Лучше от моей руки, чем…

Внезапно на серебристой поверхности корабля появилось пятно. Оно росло, расширялось и, наконец, приняло форму круга. Саня заворожено смотрел, как из раздраенного шлюза размахивают белым флагом. Затем в проёме появился человек, снизу к нему заскользил вдоль борта подъёмник.

Не выпуская флага из рук, человек шагнул на платформу. На глазах десятка тысяч уцелевших изгоев он спустился на землю и, чеканя шаг, двинулся от корабля прочь. На полпути до ограды космодрома остановился. Стоявший рядом с Саней парень присвистнул, разглядев в бинокль генеральские звёзды на погонах.

Саня сам не знал, что заставило его встать, рывком поднять на руки бесчувственную Жанну и двинуться навстречу парламентёру. Мучительные десять минут он ковылял по растрескавшемуся на солнце бетону. Человек пять обогнали его, и к окружившей генерала группе Саня примкнул последним.

– Мы заберём женщин. Только женщин, – услышал он. – На борту есть вакансия на пять тысяч человек. Мужчин мы взять не можем. Даю полчаса на раздумья. В случае, если вы не согласны, через тридцать минут "Исход" получит команду на старт.

– Ты, гнида! – коренастый рыжебородый изгой схватил генерала за ворот. – Вы заберёте всех, ты понял? Всех! Иначе тебе не жить. Ты останешься здесь и подохнешь вместе с нами. Нет, я раньше сам тебя пристрелю, элитный подонок.

– Уберите руки, – брезгливо сказал генерал. – Ваша угроза не имеет значения. Я в любом случае остаюсь. Повторяю: мы не можем забрать мужчин. На борту нет для них места. Но женщин заберём. До пяти тысяч женщин, впрочем, такого количества, похоже, не наберётся. И прошу вас – думайте скорее. У вас осталось двадцать восемь минут.

Саня оттолкнул рыжебородого и подался вперёд.

– Согласны, – выдохнул он. – Мы согласны.

– Тебе кто право дал решать за всех, сука!? – рыжебородый ухватил Саню за рукав. – Я – замнач штаба, решение за мной. Так вот, мы не согласны! – заорал он. – Слышишь, ты, как тебя, генерал, мы не согласны. Вы или заберёте всех, или…

– Или что? – насмешливо спросил генерал.

– Или все здесь подохнем.

Свободной рукой Саня рванул из кобуры пистолет и выстрелил рыжебородому в лицо. Остальные четверо шарахнулись в стороны. Генерал, криво усмехнувшись, остался стоять на месте.

– Мы согласны, – повторил Саня. – У меня на руках женщина. Ей нужен врач, срочно.

– Не беспокойтесь, на борту есть врачи.

Генерал повернулся к Сане спиной и принялся размахивать флагом. Потом бросил его на землю.

– Я передал ваше согласие на борт, – сказал генерал. – Пусть женщины двигаются к подъёмникам. Без оружия. Раненых забирают с собой. Там, внутри, встретят. Извольте распорядиться, молодой человек.

Саня сидел, опёршись на руки, на земле и оцепенело смотрел на сужающееся отверстие шлюза.

– У нас осталось минут пять-десять, – небрежно сказал генерал. Он присел рядом с Саней на корточки. – Ваша девушка?

– Жена. Вы считаете, они долетят?

– Не они. Но через несколько десятков поколений обязательно долетят. Сам "Исход" долетит в любом случае. А вот наши потомки на его борту – неизвестно.

– У меня нет детей.

– У меня тоже. Но разве это так важно? Уцелеет цивилизация Земли. Лет через пятьсот она возродится на другой планете. И если так, спасательная миссия оправдает себя.

– Наверное, так и есть, – сказал Саня. – Наверное, это действительно называется спасательной миссией. Только я назвал бы по-другому. Кровавым дерьмом.

– Да, – сказал генерал задумчиво. – Вы правы. Только так было всегда. И есть. И будет. Все великие деяния начинались с крови. Были на ней замешаны. На крови жертв. Сейчас жертвами стали мы с вами. Для того, чтобы другие…

Саня не расслышал, что ещё сказал генерал. Его слова заглушил нарастающий рёв стартовых двигателей.

Артём Белоглазов, Александр Шакилов

Дервиш

– Овцы подвержены странным заболеваниям, – вздохнул Рик. – Или, говоря иными словами, овцы подвержены многочисленным болезням, симптомы которых крайне схожи; животное попросту не может подняться, поэтому невозможно определить, насколько серьезно положение – вполне вероятно, что овца лишь подвернула ногу, как возможно и то, что животное прямо на ваших глазах умирает от столбняка. Моя овца как раз и погибла от столбняка.

Аким К-28 сидел, привалившись к облицованной термопластом стене, и глядел вверх, туда, где эстакады сороковой горизонтали вклинивались в мобиль-шоссе сорок один бис. Напротив – матовая поверхность, близняшка той, что упирается в нахребетник экзо, слева – тупик, исчёрканный граффити. Как двадцать восьмой оказался в этой пластиковой кишке? Вопрос терзал не хуже тупой изматывающей боли в ноге: резкий толчок, дрожь суставов, скрежет намертво сцепленных клыков-имплантов, желтоватых по последней "дикой" моде.

Отсекая вершины небоскрёбов, искрил фиолетовым логотип UniRob; на грани восприятия мерцало в завитушках гипнослоганов нечто едва различимое, кажется, Mod.

Игнорируя гипно – фильтр по умолчанию, – двадцать восьмой пялился в засвеченное рекламой "небо". Что я делаю здесь, в аппендиксе маркетов? – с отчаянием думал он. Что?!

На сорок первом, как и в начале любой десятки, располагались: медкомплекс с изолятором для вирт-одержимых, франшиза полицейского участка и хозяйство рембригад.

Медкомплекс, пирамида ленивых копов, октаэдр ремпрофилактики и ТО. И муниципальные здания, неказистые, слепленные из песчаника и коралла. Аким, не выбирая, отправился бы в любое из них, даже в обезьянник к копам-нойиб. Куда угодно, лишь бы там имелся регенератор. Или аптечка с обезболивающим.

Неподалеку, экономя чужое время и кислород, регулировщик направлял людской конвейер, равнодушный ко всему, кроме директив начальства, целеустремленный, когда надо перевыполнить план на ноль три процента и апатичный вне офисов и нейроподключений. Взмах жезла, свисток, стоп машина, прыжок на месте, а вам направо. Если не туда и мимо, сменить полосу ой как непросто: топай до развилки. Вокруг столько маркетов, патинко и вирт-гаремов, что без регулировщика никак.

Подползти к тротуару Аким не пытался: затопчут, да и всё. Конвейер – штука глупая, смелет в муку и не поперхнется.

Какие же вы сволочи, думал Аким. И я, наверно, тоже.

За пятнадцать минут, проведенных у стены, он сорвал голос. Оказалось, ненавидеть людей легко.

А ты бы помог куску дефектной плоти, статус которого определяется быстрее, чем КЗ ошпарит мозги дроида? Теперь, когда инфопланта нет… Вон стоят, трое. Шакалы! Аким скривился и плюнул.

Два парня и девушка. Лицо красотки доступно похотливым взорам, голова не покрыта, лодыжки и плечи обнажены, в цепких пальцах бубен – костяной обруч обтянут истёртым джатексом. Парни молоды: бороды не отросли – куцые нити на подбородках и щеках. Тощие тела завёрнуты в кошмарные рубища из поливинилхлорида. Что-то напевая – слов не разобрать, – троица тыкала пальцами в двадцать восьмого.

Кто они? Чего хотят?!

– Что вам надо?! Что?!

Оборванцы танцевали под грюканье бубна.

– Помогите! Кто-нибудь!..

Ни намёка на сочувствие.

В однородной массе прохожих – креветочном пюре – мелькнул знакомый хиджаб, салатовый с золотой вышивкой-биосхемой. Из-под платка вывалилась кокетливая россыпь длинных, ниже поясницы, косичек, которые так приятно трогать, когда они ласкают плоский – ни грамма жира – живот, щекочут лицо и опадают на широкие мужские плечи.

– Малика! – просипел Аким, силясь подняться, и охнул от боли, прострелившей ногу. Малика, подруга дней и ночей, первая и единственная, не обернулась. Могла себе позволить: не шестерёнка механизма с энным уровнем дублирования – руководитель лаборатории по исследованию реликтовых видов, начинающий теорпрограммист, красавица с рейтингом двадцать пять. Такие не оборачиваются на невнятный оклик из-за спины – предосудительно. И даже если бы взглянула украдкой – не заметила: трудно проникнуть за грань восприятия.

– Малика! Стой, я сказал!! Малика!..

Миг – и зелёный комби затерялся в толпе быстрее, чем исчезает моноцикл, стартующий на ста двадцати в час. Боль не отпускала, жевала голень острыми зубами, и двадцать восьмой не выдержал: завыл, скребя шероховатый пластик тротуара.

– Будьте вы прокляты! Прокляты! – Древнее, запрещенное ругательство. Никто не повернул головы.

Как двадцать восьмой попал сюда? зачем?! В памяти провал – шахтой по добыче магмы.