Артем Белоглазов - Сборник "Русская фантастика 2010" Страница 60

– Будьте вы прокляты! Прокляты! – Древнее, запрещенное ругательство. Никто не повернул головы.

Как двадцать восьмой попал сюда? зачем?! В памяти провал – шахтой по добыче магмы.

Восстановить стёртые файлы, резервная копия воспоминаний. …парковка.

Чёрная капля скарабея, служебного мобиля: серия К передвигается по гигаполису на бронированных модифах. …салон отказывается впустить хозяина. Банальный сбой системы. И боль. Резкая, из ниоткуда. Аким падает на пластик стоянки. Боль дёргает руку, впивается в колено, рвёт пах. Брызжет кровь, мешаясь с графитной смазкой. Сама по себе поднимается нога – нет контроля! – протискивается в возникшие из пустоты захваты. Перед широко раскрытыми светофильтрами двадцать восьмого материализуется скальпель, акулий резец в обрамлении титана. Скользит по щеке, упирается в кадык: дёргаться не надо, смертельно опасно и бесполезно. Пленник сглатывает слюну, молчит.

Скальпель впивается в плоть. Анестезии нет, рот непроизвольно раскрывается, исторгая вопль… …и темнота. Из темноты – лицо. Вот откуда боль, вот кто виновен. Резец не парит в мареве, срыгнутом эйр-системой, но прихвачен к фалангам агрессора.

Аким вглядывается в лик врага, собирая во рту слюну, чтобы хоть как-то отплатить за унижение и боль. Враг – молодой парень, из тех, кого учителя называют дервишами: чёрные круги под глазами, морщины на лбу как шрамы, губы – сплошная язва. Дервиш, иначе не скажешь. Безумец-невидимка, в недозволенных медитациях и молитвах обретший способность растворяться в пространстве и "сгущать" тело где и когда вздумается.

Аким вздрагивает: вот так встреча. Парень бросился в глаза на лекции в Университете Личности, где Аким преподавал основы индивидуальности и достиг немалого успеха, неутомимым трудом заслужив нынешнее положение. Аким – кандидат на получение научной степени, как минимум, престижной, как максимум, гарантирующей свободное оплодотворение. Малика днём и особенно ночью изо всех сил мечтает о том, как станет матерью и – сама! – воспитает детей. Подобные грёзы – явное отклонение от нормы, почти извращение. Но… подопытные крысы спариваются не только для удовольствия.

"Аким, – страстно шептала жена, ускоряя ритм, – ты хочешь продолжить род?!"

Боль – падальщица у трупа: грызет ногу, выискивая, чем бы насладиться, изгваздать острое рыльце. К-28 слабеет с каждой минутой.

– Помогите!..

Нет ответа.

Людской поток. Термопласт упирается в спину.

Разве Аким мог самостоятельно дойти сюда? Или доползти? Нет, конечно! – его бросили. Дервиш с дружком и эта, непокрытая, больше некому. Освежевали, будто овечью тушку, и оттащили к блочной развязке. Сцедили сквозь зубы шанс на спасение? – медики рядом, копы ещё ближе? Или возжелали усилить страдания жертвы, кинув вблизи тысяч людей?

Под хребтом эстакады завис полицейский сканер – обычный, диаметром с мяч для файтинга. Прошёлся над толпой, поведением напоминая ремонтный бот, привлеченный сигналом неисправного механизма.

В полис-пирамиде, где копы дуреют от безделья и отращивают бока, пожирая тонны кебабов, на "картинку" поглядывает оператор.

– Эй, – захрипел Аким, – я ранен…

Сканер приблизился – полосатый, сине-белый шар. Несколько секунд изучал скорчившегося двадцать восьмого, а затем – Аким мог поклясться! – пренебрежительно отвернулся и, взмыв над людским морем, застрекотал винтами по неотложным патрульным делам.

Роботом управлял планетарный Искин, в подчинении которого находились не только полицейские сканеры – вообще всё. И Хозяин Сущего отказал Акиму в праве называться человеком!

– Тварь! Отрыжка даджжала!! – выкрикнул Аким. Дико хотелось, чтобы неуничтожимый сканер взорвался, рассыпался дождем осколков. Вспомнились истории об изгоях и не прошедших контрольную сверку. Двадцать восьмой пропускал глупые байки мимо ушных мембран, не желая верить в домыслы стрингеров. И вот тебе – вляпался. …полумрак парковки, в трещинах бетонных колонн – фосфоресцирующая плесень. И, как назло, никого поблизости. Двадцать восьмой тяжело дышал. Он не мог поверить в этот бред! Вспышка боли – запредельно яркий фейерверк в светофильтрах. Скальпель вонзился в голень. Не во сне, а наяву.

– Нет! Не на-а-а-адда!! – завопил Аким.

– Надо. Ещё как надо. – Грязные ногти вцепились в ногу, рывок – и дервиш сжимает окровавленный кусок плоти, инфодовесок, оплетенный трубками сосудов. – Тебе надо. Ты же плодотворно творческий.

– Я?!

– Ты. Конструктивно изменённый. Давай теперь, приспосабливай среду.

За спиной дервиша возникли две тени. Миг – и трансформировались в людей: скуластого парня и худенькую девушку. Улыбаясь, глядели на Акима.

– Помогите, – прошептал двадцать восьмой, вызвав хохот троицы.

– Обязательно поможем, не сомневайся.

Цепляясь нитью за колтуны волос, дервиш снял ожерелье. Аким моргнул, ещё раз, и ещё… Нет, зрение не обмануло: бусины – самые настоящие инфопланты! Десятка два, не меньше. Парочка детских личинок. Пяток стариковских куколок. Остальные – примерно одного размера и окраса.

– Нравится? – девушка заметила взгляд Акима.

– Нет! Нет!!

Дервиш расхохотался, ловко распаял оптоволокно, заострил скальпелем кончик и… …нанизал окровавленный инфоплант.

Очередной трофей пополнил коллекцию.

Двадцать восьмой потерял сознание.

Тогда.

Не сейчас.

"Процесс индивидуализации рассматривается как вторичный по отношению к социализации… рефлексивное обособление человеком своего "Я" от исполняемых им социальных ролей… в ситуациях общения… через культивирование способностей в актах деятельности…" Дервиш скакал у чёрного хитина скарабея, подволакивая ногу, пуская слюни и невпопад цитируя выжимки из лекций. Едва Аким лишился инфопланта, невидимка приобрёл вполне конкретные очертания.

Без инфопланта Искин не мог транслировать единственно верную картинку. Взамен двадцать восьмой получил реальность, в которой существуют не только законопослушные граждане.

И бартер ему не понравился.

Воспоминания… …грязный оборванец, нелепый на фоне белых воротничков и строгих девичьих никабов. Чужак, как и студенты, законтачил ЦНС с университетской сетью, а значит, и с лобными долями Акима – дабы напрямую перенимать мудрость преподавателя, по традиции озвученную вслух. Надёжно пришабренный экзо позволял двигаться по аудитории без отрыва от сети, надзирая за юным поколением, буйным и шаловливым. Студенты обожают тискать студенток под партами. А ведь до совершеннолетия ни-ни, да и после – только вступив в законные отношения.

– На низшем уровне развития человек полностью подчинен внешним обстоятельствам… Для достаточного приспособления… соответственно склонностям, задаткам и способностям… Люди, занятые интенсивной творческой деятельностью, не ограничиваются приспособлением к среде, но стремятся к её конструктивному изменению… – вещал Аким. Рот открывался самостоятельно, режим "лекция": голосовые связки размеренно напрягаются, эйр-программа корректирует дыхание.

Сейчас программа сбоила: оборванец раздражал взор, ожерелье на шее вызывало муторные ассоциации. Но лекция закончилась, К-28 разорвал соединение, а парень… он просто исчез. Поразмыслив за чашечкой транка, Аким твёрдо решил: померещилось, мало ли.

И вот – неожиданная встреча.

Которую в здравом уме нельзя назвать приятной.

Изъяли инфоплант – зачем дервишам симбионт? зачем?! – и вышвырнули как использованную тарелку. Но всё-таки: не прикончили, не спихнули в пасть утилизатора – поднесли чуть ли не к "конвейеру". Уязвить или?..

Полицейский сканер… Без инфопланта Искин не идентифицировал Акима, а, значит, не присвоил гражданство, не наделил правами и обязанностями. Но медпомощь гарантирована всем без исключения! Даже распоследнему анархисту-растафарианцу, забредшему в Казанский Сектор.

Акима проигнорировали.

Давно, когда двадцать восьмого еще не вырастили, когда лунная Хиджра мирно уживалась с солнечной и гигаполис не укрылся силовым куполом, многие люди и кибо держали в личных сотах домашних питомцев. Искин заботился о зверушках – упоминания можно найти в архивах. Но, похоже, забота была недостаточна: на планете не осталось ни кошек, ни собак, ни волнистых попугайчиков. Одни крысы. Хозяин Сущего боролся с грызунами – без особого успеха – и, признав геноцид нецелесообразным, взялся изучать неистребимых тварей. Малика, любимая жена, ставила опыты на зверьках.

Хуже полудохлого крысюка… Крыс хотя бы кормят, за ними ухаживают…

Аким неуклюже повернулся, и боль опять пронзила ногу. В голове плескалось мутное болото, вроде тех, что на белковой фабрике: в бетонный отстойник сливается некондиция, иногда вполне жизнеспособная, и всё это движется в белёсом бульоне, создаёт пищевые цепочки, а затем вычёрпывается и отправляется на вторичную переработку.