Михаил Васильев - Остров Страница 59

— Чего? — Миллер осторожно спрятал окурок сигары в кулак.

— На охоту, говорю, пришли. На человеков. На нас, значит.

"Такая война, — думал он, глядя на пехотинцев, с такой понятной ему ленью копающих землю. — Мучаем друг друга, ждем, кто кого первый замучит до смерти."

Сзади еще галдели мизантропы, приближался постоянно циркулирующий разговор:

— …Мы кто: блоха, нам насмерть собаку не загрызть.

— Поглядим… Ума бы хватило, — скрипел Демьяныч.

— С этим проблем нет, — бодро звучал Чукигек.

— Молчите, пиздюки, — совсем бесполезно сипел, повернувшись назад, Мамонт. — Тихо, уроды лагерные.

Совершенно внезапно сбоку, из кустов, выбежал Тамайа, выставив вперед свой длинный пулемет. В длинных цветастых трусах и газетной панаме бежал вниз по склону, прямо на замерших, повернувшихся к нему, черных. Неожиданно длинное пламя с грохотом ударило в сторону, заметавшихся сразу, пехотинцев. Из леса посыпались вниз мизантропы, с восторженным матом неслись по склону. Заросли бамбука становились все реже. Мамонт, тоже охваченный внезапным ликованием, бежал вслед за другими. Навстречу приближался тошнотворный запах крови. Мизантропы уже стреляли, кружась среди лежащих тел, добивали раненых. Демьяныч, — уже далеко, — догнавший, ползущего в сторону леса, черного, бесконечной очередью в упор бил в тело врага. Жизнь прочно держалась, никак не уходила из бьющегося в конвульсиях человека.

Странно, но прошло лишь несколько минут, не больше пяти. Мизантропы уже выворачивали карманы убитых, выкидывая солдатские пожитки на траву. Оказалось, большинство черных убежало и скрылось в ближайшем небольшом лесу. Оттуда раздалось несколько выстрелов. Мизантропы, не обращая внимания на летящие пули, сразу же открыли в ответ бешеный огонь. Сейчас Мамонт увидел и понял, что это значит- "бешеный огонь". Маленький лесок разлетался на куски, исчезал на глазах..

— Сбежали, сволочи жопоногие, — заговорил Чукигек. — Жаль, много сбежало. — Он нашел в траве какую-то обгоревшую трубу и сейчас пытался ногами катить ее в сторону обрыва. Оказалось, что это минометный ствол. Приблизившись, Мамонт увидел ненавистные ему минометы. В траве лежали, несобранные еще в целое, стволы, плиты, в открытом ящике — две серые пузатые мины, оказавшиеся неожиданно тяжелыми. Мамонт, приседая от их тяжести, двинулся вниз по склону. Здесь берег острова был высоким скалистым обрывом. Он швырнул мины, одну за другой, вниз, в море. Оказалось, там, внизу, вдоль всей отвесной скалы, будто насыпь, идет гряда щебня, накопившиеся за тысячи лет камни, попадавшие когда-то сверху.

Сзади тоже расхватывали и тащили к берегу минометные части и ящики.

— Автоматы-патроны хоть не кидайте, мудаки, — кричал Демьяныч. — Лопату куда?

Рядом Пенелоп с кряхтением поднял над головой плиту и метнул ее вниз. Собравшиеся мизантропы наблюдали как летит тяжкое железо, иногда ударяясь о склон и выбивая меловую пыль. Все закончилось белым всплеском. — "Все."

Уходить надо, сейчас, глядишь, опять черные нагрянут, — заговорил Чукигек. Балансируя на одной ноге, он еще глядел вниз.

— Пусть попробуют, — произнес Демьяныч.

Склон шел вдоль берега и ниже, у леса, куда убежали черные, обрыв был ниже. Сейчас, у крайних кустов, появился Секс. Забросив винтовку за спину и присев на корточки, стучал каким-то железом.

— Чего это он? — спросил непонятно у кого Демьяныч.

— Молотком стучит, — равнодушно произнес дальнозоркий Козюльский.

Миллер, утомившись, опять перешел на родной язык.

— Готовимся к ночной диверсии, — заговорил вслед за ним Мамонт. — Оказалось, что достойны. В общем, пойдем посмотрим.

Тень Демьяныча отразилась в луже, и сразу стало заметно, что лужа красная — , что это кровь. В вытоптанной траве лежали трупы — уже не люди, а грязные, совсем бесполезные, предметы в черных дырах от пуль. Даже разинутый рот убитого, — того, в которого стрелял Демьяныч, — был уже не рот, а тоже просто дыра. Равнодушно идущие между ними мизантропы один за другим останавливались у свежего железного костыля, забитого негром в береговой камень. Некстати вспомнилось, что он, Мамонт, здесь впервые увидел остатки древней взлетной полосы.

— Вот это подготовка и есть, — отвернувшись от трупов, заговорил, повторяя услышанное от Миллера, Мамонт. — Вот к таким железкам привязываем альпинистские тросы, а ночью поднимаемся по склону… Ну да, — от себя прокомментировал он. Ночью — прилив, этот говорит, можно на веслах подойти и залезть.

— Это на кой? — со скепсисом спросил Демьяныч.

Из речи Миллера Мамонт понимал не все и что-то переводил наугад, рассчитывая на свою фантазию.

— Отсюда можно зайти в тыл вьетконговской батареи, — говорил Миллер. — То есть русской, то есть этой… черной. Незаметно пройти мимо позиций черной этой пехоты и неожиданно орудия уничтожить. Взорвать.

— Вот такая вот скромная мечта, — опять вставил Мамонт.

— Ночью-то пройти можно, — Согласно кивнул Демьяныч. — Кто нас ночью заметит. И не заметишь никак — спокойно пройдем. Черные на верхушке острова сразу догадались батарею поставить. Зенитные орудия — крупный калибр. Если их не подорвать, считай, ничего не сделаешь, никак этих черных не одолеть. Только прятаться. Да, дело нужное. Все же американы не совсем дураки, понимают.

— Это план сержанта первого класса Секса, — помолчав, опять заговорил Миллер и кивнул на негра. Тот, забивая костыли в камень, один за другим, на корочках приближался к мизантропам. — Сержант Секс часто действует дерзко, идет на риск, но каждый раз оказывается, что он знает, что делает. Он хороший эффективный солдат, мы много поработали во Вьетнаме. Недаром ему там дали кличку Кофемолка. — Миллер почему-то заржал.

Мизантропы и даже Демьяныч тоже заухмылялись. У старика улыбка не получалась — видно было, что ему приходилось делать это редко, и была больше похожа на оскал.

"Почему это Кофемолка?"

Секс поднял блестящую от пота, будто начищенную ваксой, рожу.

— Решать проблема, — неожиданно сказал он по-русски. — Много работа. Нормально. Гагарин. Давай-давай.

Мамонт, с трудом поднимающийся по туго натянувшемуся тросу, прекратил бессмысленные усилия, замер, уцепившись за какой-то выступ. Неимоверный груз тянул вниз. Вот она — традиция любой армии — требовать того, что сделать невозможно. В стороне похабно громко стучали, неосторожно сбитые, камни, мигали фонарями мизантропы. Кто-то застрял, матерился там, в темноте.

"Хрен с ним", — в отчаянии подумал он, больше не оставалось сил, чтобы удерживать пулемет. Тяжелое железо рухнуло вниз, ударившись о камень, высекло искры. Оставшиеся в лодке Демьяныч и Пенелоп уставились вверх, задрав головы. Смутно темнели пятна лиц, светлым пятном угадывалась только демьянычева кепка-аэродром, неизвестно с каких времен сохранившаяся. Вода почему-то поднималась медленно, медленнее, чем они ожидали, и гряда щебня еще возвышалась, была видна. Освещен был только горизонт, никогда не исчезающим, желтым светом. Невдалеке — черный слепой корабль без единого огонька. Советский эсминец.

— Ты чего? Где козлодой этот? — сдерживая голос, негромко закричал Демьяныч. — Умер там совсем?

— Живой я. Живой, — пробормотал Мамонт. Сильно жали, навязанные Сексом, новые грубые ботинки с шипами. Мысленно матеря негра, он сбросил их, — туда же вниз, не боясь поразить нижестоящих. Уперся голыми пятками в холодный камень. От ощущения пустоты под собой осознал вдруг нелепость этого предприятия. Перед глазами- волнистые борозды, проложенные водой, потеки мела, еще — следы шурфов, сколы, оставленные каким-то могучим инструментом. Вспомнилось, что там, наверху, когда-то был аэродром. Наверное, из-за короткой взлетной полосы понадобилось сделать эту скалу отвесный. Чьи-то самолеты ныряли с этого искусственного обрыва, планировали, набирая скорость.

"Вроде палубы авианосца, — подумал он. — Соображал кто-то."

После очередной бессонной ночи думать было неприятно. Он посмотрел на свои трофейные часы, дешевенькие, с кустарно окрашенными фосфором стрелками. — "Четыре". Опять появились люди, имеющие право в любое время сдвинуть его с места.

"Романтика, бля! Молодой я вам, по скалам лазить."

Остальным мизантропам, кажется, удалось подняться наверх. Там иногда появлялся какой-то блуждающий свет, как будто чужой прожектор. Вроде его не подразумевалось, не должно было быть.

Вверху послышались невнятные голоса, — все громче, — как будто ругань, потом крики; в разных, непохожих, голосах — один, знакомый, сдавленный и рвущийся наружу, страх. Все прервали выстрелы, сухой треск. Сбоку, гремя подошвами о камень, торопливо спускались вниз мизантропы. Наверху лопнуло и сразу загрохотало, уже непрерывно. Мамонта тряхнуло вместе с его веревками, вдоль всей скальной стены посыпались щебень и пыль. Он еще попытался удержаться, цепляясь за камни, сорвался, полетел. — "Все, конец! — Уже ощутил воду, в которую вот-вот рухнет. — Сейчас." — Резкий болезненный рывок, он повис, раскачиваясь.