Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 11 2010) Страница 59

Но до поры до времени некоторые свершения «советские люди» могли записать в свой актив. В первую очередь это, конечно, выигранная война с Германией.

Но вот вопрос: какая  армия одержала победу над Германией? Это никоим образом не РККА 20-го года. Ту армию фактически разгромил Сталин – опять-таки более решительно, чем это могли бы сделать белые. Уничтожить почти весь высший командный состав армии, практически всех комиссаров высших звеньев, большую часть командиров и комиссаров средних звеньев – с такой масштабной задачей белые вряд ли справились бы. Разумеется, «новая» Красная армия (она, кстати, вскоре и называться стала иначе – Советской) сохраняла определенную преемственность по отношению к «старой», но ведь и «старая» сохраняла многообразную преемственность по отношению к царской армии (прямой и законной наследницей которой была Белая армия). Даже необычное ее облачение было найдено в царских складах: к моменту захвата власти большевиками там скопилось полтора миллиона комплектов новой и еще не опробованной формы, созданной по эскизам А. Васнецова, – шинели с «разговором» и шапки-«богатырки» (ставшие называться «буденновками»). Но к концу 30-х дух революционной армии вызывал уже в Кремле такое отторжение, что сделавшаяся привычной форма (красивая, кстати, форма, заслуживавшая иного содержания), а также знаки различия и прочее стали меняться (окончательно поменялись в годы войны) на новые, мало чем отличавшиеся от тех, что были в старой армии. От этого, конечно, армия не стала Белой, но и Красной она уже не была.

Эта война во всех ее подробностях жива в памяти народной, что, разумеется, оправдано. Но Великая Отечественная не должна «заслонять» собою Великую Гражданскую. Первая из них (вторая в порядке времени) была войною за физическое существование народа. Хоть и с величайшей натугой, она окончилась бесспорной победой; 9 мая 45-го года в этой эпопее была поставлена твердая точка. Великая Гражданская была войною за душу народа и за соответствующий выбор исторического пути. Она закончилась отточием - и продолжается сейчас. Д о л ж н а  продолжаться. Только теперь уже, конечно, не посредством рук, а посредством умов.

«Вы победили, друзья и братья…»

Читая мемуары Шульгина,

Склоняясь над строками «Русской Смуты»,

Я до последней верую минуты,

Что русская судьба не решена.

Дмитрий Купцов

После падения советской власти прагматики, занявшие властные позиции, призвали общество забыть о красных и белых, а просто «делать дело». Их призывы заключали в себе некоторый резон, поскольку был момент, когда могли возобновиться уличные бои. К счастью, момент этот давно прошел.

Зато теперь постоянно звучат сетования на то, что не существует национального консенсуса по вопросу о Революции и Гражданской войне (а также последовавшей за ними сталинщины). Если консенсус означает всеобщее согласие, то это вещь недостижимая и ненужная; другое дело, что должна быть преобладающая (и отраженная в учебном процессе) точка зрения на Гражданскую войну, подтверждающая, что была в ней только одна правда – Белая.

Собственно красных уже давным-давно не существует; те, кто выступает сегодня под красным флагом, – сталинисты, чьи взгляды представляют собою довольно-таки противоестественную мешанину. Зато серого и грязного (включая сюда и то, что называет себя гламурным) вокруг больше, чем когда бы то ни было. После падения советской власти в стране вольготно раскинулся новый «кабак» (Солженицын).

Если бы в Гражданской войне победу одержали белые, ее следствием явилась бы напряженная духовная работа, имеющая целью определить дальнейшие пути России. Эта работа все равно была проведена, только в эмиграции. Большевики дали маху, выпустив из страны два (кажется, их было два) «философских парохода» (и еще могли бы спохватиться и послать им вдогонку подводные лодки, которые бы их потопили, да не догадались). Зато у нас есть теперь духовный запас, на который можно опереться (к сожалению, слишком медленно осваиваемый).

И есть опыт Белого сопротивления, оставивший в наследство потомкам попытку осуществления Белой идеи, внутри которой светится рыцарская идея.

Кому-то она (рыцарская идея) покажется сегодня анахроничной. Кому-то она казалась анахроничной, более того, заслуживающей осмеяния уже четыре столетия назад – когда вышел «Дон Кихот». Но только поверхностный читатель может прийти к выводу, что Сервантес смеялся над рыцарством. На самом деле его великая книга (напомню, что Достоевский поставил ее на первое место среди всех книг, когда-либо написанных рукою человека) пронизана рыцарским духом, но в то же время предупреждает, что выбравший трудную стезю рыцарства не должен попадать в смешное положение. И не напяливать «шлем Мамбрина» там, где он не нужен [35] .

Наше общество находится в состоянии глубокой нравственной дезориентации, делающей призрачными любые проекты, рассчитанные на сколько-нибудь длительную перспективу. Нужно сильнодействующее средство, чтобы справиться с нею. Таким средством может быть и рыцарская идея. В молодежной среде есть запрос на героизм (проза и поэзия молодых авторов свидетельствуют). Ему нужно просто найти выход. Вступающий на стезю рыцарства всегда выбирал себе пример, достойный подражания: это мог быть реальный Сид Кампеадор или вымышленный Амадис Галльский. Сегодня у нас есть невымышленные образцы, достойные того, чтобы брать с них пример.

Двадцать лет спустя после катастрофы, постигшей Россию, Иван Шмелев писал: «Ледяной Поход длится. Он вечен, как бессмертная душа в людях, – негасимая лампада, теплящаяся Господним Светом» [36] . Спустя еще семьдесят лет можно сказать, что героические тени продолжают свой поход и ждут, чтобы к ним присоединились живые.

Сергей Эфрон (который был и остался героем-первопоходником, как бы он ни повел себя потом в эмиграции), имея в виду товарищей по борьбе, верил: «Их огнем питаться будут потомки» [37] .

Начинать надо с приобщения юношества к невыдуманной истории Гражданской войны. Чтобы со школьных лет знали, кто были ее подлинные герои. Врангель, а не, скажем, Ворошилов. Василий Чернецов, которого известный журналист Б. А. Суворин назвал «казачьим Баярдом», а не Василий Чапаев (ничем не примечательная фигура, ставшая легендарной лишь благодаря тому, что комиссаром при нем состоял неплохой писатель).

И чтобы не только на уроках истории узнавали правду, но и на уроках литературы. Чтобы заучивали наизусть лучшие стихи из «Лебединого стана». Кто-то возразит, что «белогвардейская рать святая» вымечтана Цветаевой, смутно представлявшей себе все реальности Белого движения. Все его реальности она, может быть, представляла смутно, но «верхний ход» его выписала с натуры, ничем не погрешая против истины. А это, «верхний ход», как раз и есть самое нужное для сегодняшних отроков и отроковиц.

И наверное, стоит им повторять за Владимиром Солоухиным, сожалевшим, что не довелось ему сражаться на стороне белых:

Я мог погибнуть за Россию,

Но не было меня тогда.

И еще учить наизусть некоторые отрывки из Ильина, великолепный язык которых сближает их с художественной прозой. К примеру, начало статьи «Ушедшим победителям» или даже всю эту небольшую статью, опубликованную в газете «Русские ведомости» за 27 октября 17-го года и обращенную к погибшим юнкерам, последним защитникам Кремля: «Вы победили, друзья и братья. И завещали нам довести вашу победу до конца…» и т. д. Ильин риторичен [38] , а риторика нынче не в моде (различные риторические приемы широко используются в рекламе, политических выступлениях и т. д., но я говорю сейчас о «высокой риторике»). Главной задачей литературы теперь стало улавливание дурных запахов жизни, а риторика обращает к должному, а в должное теперь не очень-то принято «верить». Но если существует «вечный человек» (и если этот «вечный человек» еще способен собрать воедино распадающийся мир), то существует и вечная потребность в риторике, которая лишь на время может оказаться «сдавлена». Недаром ведь две тысячи лет в школах учили Цицерона – даже в советские годы эта традиция на короткое время была возрождена в некоторых московских школах (до сих пор помню наизусть: «Quousquetandemabutere, Catilina, patientianostra…» еtс.). Но что нам Катилина, когда есть свои животрепещущие сюжеты! И есть свой замечательный мастер риторического слова, у которого оно насыщено глубоким чувством и потому способно заражать и увлекать.