Виталий Кривенко - Экипаж машины боевой Страница 6

– Да что ты так запереживал, Индрек, я просто рассказал случай, который произошел со мной, только и всего, а ты сразу начал.

– Да я не переживаю, просто неприятное это дело, груз 200 сопровождать.

– Ну конечно. Чего ж тут приятного? Одно успокаивает, что там не ты лежишь, и то ладно.

– Это точно.

– Ну ладно, Индрек, я пойду на склад, а то наши выезжают скоро, надо проверить, чего там мои болваны получили из боеприпасов. Ты что куришь-то, блатные есть какие-нибудь?

– "Ростов" будешь?

– "Ростов" у меня тоже есть, я думал ты LМорэі или LКэмэлі куришь.

– Да какой LКэмэлі? Я еще первую зарплату не получил, сегодня надо сходить.

– Обмывать будешь?

– Елки-палки, у меня вся получка только на обмывку уйдет, всем надо обмыть.

– Индрек, мне все не нужны, ты главное обмой своим пацанам, а остальные потом.

– Ладно, ладно, обмою, какой базар. Хасану и Туркмену привет от меня передай.

– Ладно, передам и скажу, что ты обещал два флакона водяры. Ништяк?

– Ништяк, ништяк, передавай, как приеду из Союза, зайду.

Я встал и направился к выходу:

– Давай, Индрек, заходи, будем ждать, – сказал я напоследок, и вышел из палатки.

Жара стояла ужасная, наверное, все шестьдесят лупит, да еще афганец задул. Ох, как уже надоел этот суховей, и когда только я не буду видеть эту сумасшедшую жару, раскаленный песок и скалы, когда не буду слышать, как завывает этот проклятый ветер-афганец, подымая песок на несколько метров от земли, а пыль чуть ли не до самого неба. Проклятая страна, и за что нам такое наказание.

Я медленно шел в направлении склада, и мечтал о том, что буду делать по приезду в Союз. Как бы там ни было, а это, наверное, мой последний рейд, а потом долгожданный дембель.

На дембель уже все было готово, и парадка со значками, и дипломат упакован, оставалось главное, провезти в Союз чеки через таможню, а подарков можно будет и в Ташкенте накупить. Хотя кому подарки-то везти? Разве что себе самому. Можно было бы зайти к этой сыкухе – Ленке, дочке директора, ей уже восемнадцать стукнуло. Да только папаша ее, дурак, как узнает, житья все равно не даст, найдет какой-нибудь повод и посадит к чертям собачим, если конечно я его раньше не прибью, козла.

Так в раздумьях я даже не заметил, как пришел на склад. Носорог, сидя на ящиках, что-то оживленно рассказывал чижам, размахивая руками, а те делали вид, что внимательно его слушают, лишь бы только не злить этого придурка.

Я подошел поближе, Носорог меня увидел и начал вставать, медленно и с большим обломом.

– Ну что Носорог, все получили?

– А як же, усе, шо ты казав, получено.

– Я проверять не буду, но если что-то не так, то ты, Носорог, сам знаешь, что будет.

– Не, не, туто усэ, шо ты казав, я провирыв два рази. Мы усе разложилы по кучкам на кажный БэТиР.

Я сел рядом с ними и закурил сигарету, настроение было какое-то тоскливое, разная ерунда лезла в голову, да еще этот сон не дает покоя.

Мы сидели на ящиках с патронами и молчали, думая каждый о своем.

– Слушайте, – обратился я к пацанам, – вам сны снятся?

– Да бывает, – ответил парнишка литовец, и добавил, – дом часто снится, мать, отец, братишка снится, ему было четыре годика, когда меня призвали, через месяц будет уже пять.

– Оно и понятно, вы недавно из дома. А у меня нет дома, я вырос в детдоме, учился в спецшколе, потом колония, и вот армия. Поначалу мне тоже снился детдом, а сейчас,.. – я замолчал, что толку говорить кому-то о своих снах, все равно не поймут, я и сам-то в них разобраться не могу.

Тут вдруг в разговор встрял Носорог:

– А мини дивчина снылась, гарна така дивчина. Я йии раздягаю, усэ сняв, глядь, а у нэй диркы ныма. Я ны пийму, куды суваты-то?

Я не выдержал, и крикнул:

– Слушай Носорог, заткнись! Сам придурок, и сны у тебя дурацкие. Молчи лучше.

– А шо я, я кажу шо мини снылось, – ответил приглушенно Носорог.

– Лучше не кажи ничего, не нервируй меня. Ты вообще, что-нибудь путное говорил когда-нибудь? Постоянно чушь мелешь, – сказал я Носорогу.

Показались наши БТРы, ну вот и все, подумал я, сейчас грузимся и вперед, заре навстречу, и вдруг вспомнил, что не ходил на обед. Как вспомнил про обед, так сразу жрать захотелось, ну черт с ним, по дороге в какой-нибудь продуктовый дукан заскочим или, на крайняк, сухпай приговорю.

– Ну все, подымайтесь, сейчас грузиться будем, машины вон на подходе, – скомандовал я бойцам.

БТРы мчались на всех парах, подымая пыль. Первым подъехал БТР ротного, второй с новоиспеченным взводным, это был его первый рейд, и у него был боевой вид, он гордо восседал на башне БТР а с АКСом, как царь на троне. Третьим подъехал БТР во главе с командиром второго взвода, потом машина старшины и последним был наш.

Я заметил на броне нашего БТРа Сапога, его было не узнать, в новом танкаче, отмытый, побритый, лицо его излучало счастье и восторг. Хасан сидел позади Сапога и прикалывался, тыча в него пальцом, после чего жестом показал, «мол, как он тебе?» Я показал ему, что все, мол, ништяк, на высшем уровне.

Ротный спрыгнул с брони и крикнул мне:

– Ну что, все готово?

– Да, готово, пусть разбирают боеприпасы, здесь разложено на каждую машину, – ответил я ротному, и спросил:

– А кто колонной командовать будет, товарищ старший лейтенант?

– Замполит будет. Командир в Шиндант уехал утром. Чего у вас там утром с замполитом вышло? Он мне на вас жаловался.

– Не заметили, как он вошел в палатку, не поприветствовали его, ну и так далее.

– Не заметили, говорите? Да вы его в упор не видели, вы друг друга ни черта не видели, а чего уж там говорить об остальных.

После чего ротный повернулся к машинам и крикнул:

– Ну, чего сидите как в гостях? А ну давай по быстрому хватайте патроны и грузите в машины, нас колонна ждет на бетонке.

Рота высыпалась с БТРов, и все принялись грузить боеприпасы в машины. Я подошел к Носорогу и взял у него свой АКС и подсумок с двумя связками, по паре «магазинов» в каждой. «Магазины» у меня были от РПК, на 45 патронов.

– Ну чего стоишь, давай иди помогай своим грузиться, – сказал я Носорогу и пошел на свой БТР.

Хасан подал мне руку, я запрыгнул на броню и спросил его:

– Колонна большая?

– Нет не большая, три танка, наших пять машин, три машины со второй роты, одна машина замполита, другая комбата, потом тягач с ремроты, Урал с РМО, летучка и две «таблетки». Ну вот, вроде и все.

– Да, не густо. А куда едем-то?

– На иранскую границу. С дружественного кишлака передали, что сегодня с Ирана ожидается два каравана с оружием и медикаментами для духов, – ответил Хасан.

– А потом куда? Снарядились-то надолго, не похоже, что за двумя караванами едем.

– Да откуда я знаю, спроси вон у замполита, если не терпится узнать.

– Замполиту лучше на глаза не попадаться, хотя бы первое время.

– Я пошел заколочу. Ты будешь? – спросил Хасан.

– Давай делай, буду, конечно.

Хасан запрыгнул в люк БТРа, а я повернулся к Сапогу.

– Ну что, Сапог! Как жизнь? – я хлопнул его по плечу.

– Да нормально, – пробубнил Сапог со счастливой улыбкой.

– А чего так вяло, недоволен, что в рейд едешь?

– Нет, почему, доволен, конечно, – ответил Сапог уже веселей.

– Благодари Хасана за эту услугу.

– Я знаю.

– Чего ты знаешь? Ни хрена ты ничего не знаешь. Снайперку хоть не забыл, дурень?

– Да нет, взял, там она в БТРе.

– Оружие должно быть всегда при тебе, челдон ты недоделанный. А ну, достань, бегом.

Сапог молча полез в люк за винтовкой.

Рота погрузила боеприпасы, и колонна двинулась к бетонке, наш БТР пока стоял. Я постучал автоматом по броне и крикнул:

– Туркмен, ну чего ты там, уснул что ли? Все уже уехали.

Туркмен, это наш водила, звали его Нурлан, он был по национальности казах, но родом из Туркмении и мы его называли Туркмен. Он полтора года отучился в Ташкентском военном училище, но его отчислили за что-то, и призвали на срочную службу.

Туркмен был спокойный как индеец, но с понятием у него было все нормально, он всегда любые споры и стычки между пацанами «разводил» по уму. Говорил он мало, но конкретно.

Туркмен был нашего с Хасаном призыва и в роте, да и в полку, с ним считались, он на гражданке занимался боксом и дзюдо, и мог любого уложить одним ударом. Но он никогда никого зря не трогал, и в драку вступал, если таковая случалась, только при крайней необходимости, когда уже никакие убеждения не помогали. Некоторые младшие офицеры тоже побаивались его, Туркмен однажды сломал руку одному прапору из ремроты, когда тот попытался ударить Туркмена по лицу. За что они повздорили с этим прапором, я не знаю, Туркмен не рассказывал об этом, да и мы не спрашивали, это их дело. Тот прапор на разборе сказал, что сам сломал себе руку по неосторожности, а когда вышел из госпиталя, то даже извинился перед Туркменом.

Ближе всех к Туркмену были мы с Хасаном, хотя он и был сам себе на уме, но к нам с Хасаном относился по дружески, и терпеливо сносил все наши приколы в его адрес.