Агония Иванова - Украденные воспоминания Страница 6

Что заставило их бежать? Что заставило их скрываться? Что такое страшное произошло с ними, из-за чего им пришлось перечеркнуть все важное, сорваться с места и искать приюта здесь? Пелена амнезии лишала Ульяну малейшей возможности найти ответы на эти вопросы. От этого она чувствовала себя потерянной, слабой и больной.

Сумасшедшей.

А может быть они только этого и ждут? Богдан и Света. У них уже давным-давно роман за ее спиной и все это проделывается для того, чтобы довести ее до предела и объявить сумасшедшей, упечь в больницу, избавиться от проблемы в ее лице. Не может быть, не может быть! Он же любит ее… Ульяна сама себе поверила.

— Я больна, да? — снова повторила она вопрос, так и не получивший ответа не разу за все это время.

— Я этого не говорила, — сказала Света.

Прохладный воздух, пробиравшийся в комнату через щели на оконной раме, обжигал пылающие легкие. Ульяна чувствовала сильное, непреодолимое желание, распахнуть окно настежь и вдохнуть в себя облака снежной пыли или броситься лицом в первый окажущийся под рукой сугроб. Но вместо этого она перевернулась на живот и уронила растрепанную голову на сложенные вместе руки. Выбежать без одежды в жестокую зимнюю ночь ей хотелось уже меньше.

— Скажи мне… — хрипло начала она, но остановилась, переводя дыхание, — раньше… я верила в Бога?

— Только ты можешь разговаривать о Боге в постели с мужчиной, — усмехнулся ее супруг и коротко прикоснулся губами к ее обнаженному плечу, заставив девушку вздрогнуть. Она блаженно прикрыла глаза.

— Хочешь сказать, что я часто так делала? — задала она следующий вопрос, — и так уж у меня было много мужчин?

— Этого я знать не могу, — отмахнулся Богдан. Ей почему-то показалось, что он сейчас откуда-нибудь достанет сигареты и закурит, но он этого не сделал. Она запоздало вспомнила о том, что у него аллергия на табак. Но кто же тогда курил в постели? Что-то из прошлой жизни, из потерянных ею воспоминаний, оставшееся за поворотом. Поэтому теперь она так заинтересовалась темой своей личной жизни до замужества. Или после замужества? Но тут девушка поняла, что сама загнала себя в тупик, потому что она не могла представить себе таких обстоятельств, которые бы заставили ее изменить Богдану.

Ульяна подняла голову и через полог спутанных прядей посмотрела ему в глаза, пытаясь уловить ответ во взгляде, но тщетно.

— Ну… — все-таки сдался мужчина, — по крайней мере, я не был у тебя первым.

Эти слова смутили девушку, она догадалась, что покраснела и была очень рада тому, что этого не заметно в темноте.

— Я скрывала от тебя что-то? Я вообще была скрытной?

— Да нет, что ты, — поспешил успокоить ее он, — я просто не хотел лезть в дела прошлого. Почему ты спрашиваешь? Сейчас тебе хочется что-то скрывать?

— Мне просто нечего скрывать. Да я и не помню ничего такого, что стоило бы скрывать, — сказав это, Ульяна тяжело вздохнула и взмолилась потерянным слабым голосом, — давай оставим эту тему. Вернемся лучше к Богу…

— Хорошо, — легко согласился Богдан, — ты верующая, хотя не особенно религиозная. Мы часто спорили на эту тему. Мой отец же был убежденный католик, ты считала его источником мирового зла…

— Но ты же сказал, что мы с ним виделись всего пару раз? — растерялась Ульяна. Она уже жалела о том, что вообще затеяла весь этот разговор.

— Да. И этого вполне хватило, — мужчина как-то нервно хохотнул, — тебе повезло, что ты потеряла память и не помнишь моего отца! Я бы сам рад его забыть.

— Едва ли мне повезло, — грустно и немного раздраженно осадила его девушка. Ничего хорошего в своем положении она не видела и с куда большим удовольствием вынесла бы целую толпу сумасшедших религиозных родственников Богдана, чем мучиться теперь этой неизвестностью.

— Он очень не хотел, чтобы я на тебе женился, — беззаботно продолжал ее супруг, тем временем скользя пальцами вдоль ее позвоночника. Каждый раз, когда его руки опускались слишком низко, Ульяна начинала нервничать, но виду не подавала. В тоже время ей было приятно, она снова разрывалась напополам, споря с собой о постыдности подобных чувственных удовольствий.

— Почему? — обронила она.

— Потому что ты порочная женщина, — рассмеялся Богдан и к величайшему облегчению девушки, оставил ее в покое и встал с постели.

— Я? — повторила эхом Ульяна, пытаясь как-то сопоставить подобную характеристику с собой, — куда ты!? — вдруг опомнилась она.

— На звезды смотреть.

— В таком виде?

— Сейчас я оденусь. Ты пойдешь со мной?

— Нет… — потянула девушка и раскинула руки в стороны, заняв все освободившееся место. Она полежала так немного, а потом засмущалась своей наготы и закуталась в мятую простыню.

Богдан остановился у дверного проема, застегивая пуговицы на рубашке. Темнота сглаживала его черты, и он уже не казался таким больным и исхудавшим. Но полог ночи не мог обмануть девушку — ведь она на ощупь знала все выступающие косточки и позвонки, обтянутые кожей так, словно она сейчас порвется. Ей было страшно думать о том, что довело его до такого состояния и еще страшнее предполагать, что этим чем-то были авария и ее пребывание в отделении нейрохирургии. Они когда-нибудь смогут жить, как раньше? Они когда-нибудь смогут забыть? Она то смогла, такая благодать была дарована ей милосердными небесами, а он…

— Я скоро вернусь, — пообещал мужчина и одернул воротник.

— Свитер одень… — напутствовала его девушка, в ответ получив только робкую нежную улыбку. Конечно же, он ее не послушался.

Глава пятая

Тишина обволакивала и заливалась в уши. Она наполняла собой голову, ползла дальше по телу и ледяным комком сворачивалась в легких. От этого неприятного ощущения Ульяна поежилась, закуталась в пуховик и натянула его повыше на нос, чтобы не дышать холодным воздухом.

Она стояла на крыльце дома, без шапки и шарфа, одетая достаточно легкомысленно и старательно вслушивалась в царство дремлющих звуков пустого поселка. Она не знала, что пытается услышать, но ей очень хотелось бы, чтобы сейчас где-нибудь залаяла собака, крикнула птица или заревел мотор автомобиля. Тогда бы она не чувствовала себя такой потерянной и незащищенной, оставаясь наедине со Светой.

Тщетно.

Здесь царила неумолимая и абсолютная тишина, нарушаемая только монотонным гулом зимнего леса и очень далеким шумом моря, и это были совсем не те звуки, которым бы обрадовалась девушка. Было в них что-то безнадежное и мертвое. Все здесь было пронизано этим духом угаснувшей, погребенной под снегом жизни.

Ульяна спустилась с крыльца, присела на корточки и стала пальцами раскапывать сугроб возле протоптанной дорожки. Вскоре ее замерзшие руки уткнулись в жухлую, осеннюю траву и холодную неплодородную песчаную землю. Ее воспаленный мозг начал рождать страшные фантазии о том, что она уже никогда не выберется отсюда — только Богдан уедет, Света зарубит ее топором, которым они кололи дрова для камина, и закопает глубоко в снегу. Так, что никто уже никогда не найдет ее изуродованного тела, а она будет лежать и разлагаться, как эта мертвая сухая трава.

Хлопнувшая дверь дома заставила ее вздрогнуть и прервать свое странное занятие. Она поспешно поднялась с колен, вытерла руки о джинсы и улыбнулась Богдану.

— Все в порядке? — спросил он.

— Да-да, — часто закивала девушка. Ее испачканные в земле и грязном снеге пальцы он заметил, когда она потянулась поправить его отороченную мехом шапку. Теперь она судорожно соображала, как бы объяснить свое поведение.

— Мне хотелось узнать, насколько толстый здесь лежит слой снега, — пробормотала она, опередив вопрос, возникший в его глазах. Он, конечно, нахмурился, но принял и эти слова. Похоже, ее странности никого не удивляли. Он хотел пойти к машине, но Ульяна удержала его за рукав.

«Не оставляй меня с ней…» — мысленно взмолилась она, но в слух сказала другое:

— Я буду скучать.

— Это совсем ненадолго, — улыбнулся мужчина и обнял ее.

На пороге появилась Света. Ульяна все силилась понять, с каким выражением она смотрит на них, но так и не смогла. Холодные серые глаза домработницы, подобно местной тяжелой тишине, не желали выдавать своих секретов.

— Быстрее уеду, быстрее вернусь, — рассудил Богдан, — не стой на ветру.

— Хорошо.

Он торопливо открыл ворота и пошел к машине. Все трое молчали, поддаваясь влиянию все той же околдовывающей, парализующей тишины. От нее делалось зябко и неуютно на душе, появлялось острое непреодолимое желание как-нибудь нарушить ее — криком, словом, человеческим голосом. Да чем угодно. Хоть грохотом взрыва.

Когда заревел мотор автомобиля, Ульяне стало значительно легче. Она выдохнула облегченно. Обернувшись, чтобы проверить, следит ли за ней Света, она к своей величайшей радости поняла, что осталась в одиночестве.