Уилл Селф - Крутые-крутые игрушки для крутых-крутых мальчиков Страница 6

С двух сторон Инвардли окружали две огромные башни электропередач, от которых разбегались исходившие из станции провода — через низкую поросль и вокруг городка, как будто стараясь удрать подальше от вечерней викторины в «Огненном пути» или благотворительной распродажи выпечки в методистской церкви.

Своим пением эти гигантские лиры со смертоносными струнами заполняли город, заставляя его выглядеть выжженным, облученным радиацией, пустынным и иссушенным. И поэтому странники и туристы избегали Инвардли, предпочитая ему крохотные деревушки дальше на побережье.

Однако для Джонатана в этих линиях электропередач заключалась часть очарования округа. Они играли роль какого-никакого рельефа в этом краю низких, плоских фермерских угодий, испещренных мелкими рощицами и вырытыми в песке гравийными карьерами. Это был ландшафт ухабов и кочек: усталое тело, лежащее на старом матрасе из конского волоса.

В магазине «У Хана» Джонатан брел между полками, закидывая в проволочную корзину всякую всячину. Джой уже два дня как уехала, и еще два оставалось до ее возвращения. Стоит ли напрячься и что-то приготовить или опять вечером пойти в паб, перехватить там жареной картошки с рыбой? Он замер перед холодильником, с рукой, застывшей над евгеническими овощами и окаменевшей замороженной говядиной, а мыслями был на кухне в коттедже.

Займись он стряпней, потом придется убираться, иначе жди нашествия насекомых. А значит, стоит ли вообще напрягаться? Однако не готовить — значит признать поражение, признать, что жить в коттедже нельзя. Или хотя бы там нельзя жить без Джой.

Коттедж был маленьким. Летний жар окутывал его целиком, просачиваясь сквозь щели между пыльными вельветиновыми занавесками. И даже если весь день они оставались задернуты, в кабинете все равно стояла такая жаркая духота, что капающий с пальцев пот заляпывал клавиатуру «макинтоша». И еще там роились мухи. Джонатан не считал себя слишком брезгливым и не боялся насекомых, но этим долгим знойным летом шестиногое войско мобилизовало все свои резервы. В каждой комнате они жужжали и безостановочно, неприятно вяло летали, обычно под лампой. Кроме них были и другие. Сенокосцы, стрекотавшие и бегавшие по ванной, спрыгивая со стен и спускаясь вниз подобно хрупким тонким альпинистам. В коттедж также часто заглядывали осы. Сидя за компьютером, Джонатан замечал их гудение, вплетавшееся в мушиный писк. Звук был настойчивым и каким-то хищным. Тогда он забрасывал работу над индексом, хватал лежавший под рукой журнал или газету и отправлялся на охоту за охотниками. Он не останавливался, пока на обоях не появлялось еще одно похожее на гной пятно, еще одно месиво из сломанных ножек и крыльев, раздавленных торакса, головы и брюшка.

Когда Джой была здесь, насекомые практически не беспокоили Джонатана. Эту функцию она брала на себя. Но с тех пор как она уехала, они начали раздражать его все больше и больше. Он откинулся назад в кресле и, нахмурив брови, задумался. Как убить? Зачем убивать? Что означает убийство? Насекомые, и в особенности мухи, стали предметом изучения, поводом для мысленных упражнений.

Джонатан составлял указатель научных работ по церковной архитектуре — точнее сказать, должен был этим заниматься. Обычно стрекот и пощелкивание «макинтоша» успокаивали его, пока он перемещался от приложения к приложению, работая в симбиозе с механизмом. Но теперь он все время прислушивался — к другому стрекоту и другим щелчкам, исходившим от его сожителей. Ему подумалось, что, возможно, они научились подражать звукам компьютера; что благодаря какому-то резкому эволюционному скачку насекомые сами стали подобием компьютера. Невероятный акт бейтсовской мимикрии, вроде того как ничем не выдающийся клит прикидывается гораздо более опасной осой.

Жара. Чертова проклятая жара. Он варился в собственном раздражении.

У локтя Джонатана возник мистер Хан. Мышиного цвета пирамида плоти, чьи подбородки множились, когда он соглашался с покупателем, и исчезали, когда он был против.

— Что-нибудь еще? — спросил он. Джонатан дернулся — он пребывал в трансе, незрячим взором глядя на замороженные овощи. — Горошек, французские бобы?

— Нет-нет, извините... Мне не нужно... Единственное, что мне необходимо, — еще немного морилок для мух. По-моему те, что у меня стоят сейчас, уже не работают.

— Их срок действия — как минимум месяц, — полувопросительно произнес мистер Хан, бросив на Джонатана косой взгляд.

— Может, и так, но в доме все равно полно мух.

— Ну-у, лето у нас такое выдалось, не так ли? А сейчас ведь еще и урожай убирают, радуйтесь, если к вам еще и мыши с крысами не набегут. Так сколько будете брать?

— Еще пять морилок, мистер Хан, и коробку липучек, будьте добры.

Когда Джонатан снова вышел на главную улицу, Инвардли зевал и потягивался. Группка подростков собралась у общественных туалетов, напротив закрытого Центра трудоустройства. Они курили — пряча сигареты в ладонях и укрывая ладони всем телом. Рядом стояла пара машин с открытыми дверцами, оглашая окрестности оглушительным техно из стереосистем. Джонатан подумал, что это не совсем музыка; скорее звуковой эффект, придуманный электронным композитором для фильма про гигантских механических тараканов.

Подростки не обратили на него внимания. Он прошел мимо, чувствуя вес своего рюкзака — паразита, присосавшегося к его спине, к влажным пальцам и мокрым ладоням. Дойдя до конца квартала, Джонатан свернул обратно на Хогг-Лейн. Две тонкие линии парили в трех футах над дорогой, каждая повторяя изгибы колеи под собой. Они состояли из тысяч мелких мошек, без остановки круживших туда-сюда и обратно. «Зачем мошкам собираться в таком виде?» — подумал Джонатан, шагая по обсаженной кустами дороге, по зеленому туннелю, с живой волной, пританцовывающей в воздухе на уровне талии. Может быть, дело во влажности колеи? Или в навозе? Или же это совершенно новая форма поведения? Очевидно одно - эта жара влияла на насекомых, подстегивала их, быстрее прогоняя горячий воздух через их дыхальца, чтобы они летали быстрее, ели быстрее и размножались еще активнее.

Бедро, покрытое инфекционным материалом. Выпирая изнутри, разложение охватывает его и изменяет, превращая из организма в среду. Аккуратно, методично, Mustica Domestica занимается внедрением кладки.

Почти каждую неделю на кухню совершали набеги муравьи или чешуйницы. Обычно Джой вставала раньше, и ее крик будил Джонатана — звук подбрасывал его с пропитанных потом простыней, подгонял к ней, одной рукой подтягивавшей ночную рубашку к животу, а другой размахивавшей в воздухе. Она думала, что они хотят забраться внутрь ее? «Чего там еще?» — кричал он, злясь на нее и ненавидя эту маленькую кухню, презирая линолеумный пол и мятую муслиновую псевдозанавеску маленького окошка над раковиной. Она указывала на деревянную, меламиновую или стальную поверхность, на которую из щели или трещины изливались захватчики.

Чешуйницы вообще насекомые? Джонатан нагибался пониже, чтобы приглядеться. Они то ли ползли, то ли перетекали, каждая — шевелящаяся капелька, подергивающаяся подобно плывущей рыбе. Они только недавно вылупились или это уже взрослые особи? Когда такое происходило, он посылал Джой обратно в спальню, а сам ставил чайник, находил источник вторжения и поливал кипятком, обрушивая на мир чешуйниц обжигающий водопад.

Муравьи же его не напрягали. Это было своего рода расизмом. Муравьи таскали на себе всякое. Их группки переносили хлебные крошки, слаженно двигаясь боком, или один из них закатывал песчинку сахара на спину другому. Они напоминали японцев: маленькие, эффективные, выражение непостижимого коллективного разума.

В спальне Джонатан успокаивал Джой. Переворачивал ее на панцирь и изучал влажные фрагменты торакса и брюшка. Затем два человека занимали позицию для спаривания, с конечностями, резко выделяющимися на фоне розовых обоев с цветочным рисунком. Джонатан проникал в нее, стараясь не думать о насекомых, окружающих их, о клещах, елозивших под подушками, унося мертвые кожные кусочки Джонатана и Джой, в то время как они елозили над ними.

В первобытных, физических судорогах секса Джонатан старался не думать об уховертках. Из всех насекомых они беспокоили его больше всего. Эти доисторические твари, с телами одновременно блестящими и нечистыми, поставили своей задачей, даже métier[1], поиск самых влажных и самых интимных мест коттеджа. Они что, издевались над попытками Джонатана и Джой держать коттедж в чистоте, сохранять его как подходящее для человеческой жизни обиталище? Стоило ему поднять кухонное полотенце, кружку или даже кусок мыла, как под ними оказывалась уховертка, покачивающая клещами и антеннами — показывалась, чтобы, колышась, убежать по якобы чистой поверхности. Вот эта беззаботность бесила его больше всего. Джонатан зажимал наглеца между большим и указательным пальцами и давил.