Мануэль Пуиг - Падает тропическая ночь Страница 6

— О чем?

— Как говорила, что Бог тебя накажет.

— Бог карает без палки и кнута, помнишь поговорку?

— Соседка не звонила?

— Нет. Значит, нет новостей. Думаю, ей теперь стыдно говорить о нем. Последний раз она снова рассказала про тот уик-энд, когда они были так счастливы.

— С массой подробностей?

— И весьма пикантных, ты испугаешься.

— Нет. Пусть люди делают, что хотят, пусть живут своей жизнью, пока могут. Мне теперь важны другие вещи, не как раньше. Жизнь учит ценить то, что действительно важно.

— Она все рассказала до мельчайших подробностей. И потом, я знаю место, куда они ездили.

— Мне это не так важно. Любопытно узнать, в какой момент у него возникла эта идея — начать с кем-то встречаться. Я еще понимаю, когда у мужчины случается эта горячка, он идет в публичный дом и имеет дело с женщиной, которую не знает и никогда больше не увидит. Ведь несчастная не займет места жены. Но с этой Сильвией, не знаю, вряд ли он думал о ней, как о девке из публичного дома, для облегчения души, то есть тела. Когда они снова увиделись после кафе?

— Она говорит, что, вставая из-за столика бара, уже знала, что он ей в самом деле нравится.

— Люси, но женщины из публичного дома не…

— Нидия! Какой публичный дом? Их больше нет! Женщины теперь сами по себе обретаются, и все. Их на улицах Рио пруд пруди!

— Не кричи, я не глухая в отличие от тебя! Я просто хочу сказать, что уличной надо платить. Может, он предпочел эту Сильвию, потому что она обойдется ему недорого.

— Нет, какое там дорого. Это же она его пригласила, сама увидишь.

— Но сначала скажи, когда он заговорил о том платье в цветочках? Ведь тогда она и стала критиковать бедную, только что умершую сеньору.

— Нет, это она не для критики сказала. Ты забегаешь вперед, и я запутаюсь. Я хочу рассказать, как она мне рассказывала, Сильвия эта, ничего не упуская.

— Мне лишь одно хочется знать: когда же он дал слабину. Иными словами, когда он сказал себе: а не приударить ли за этой женщиной, попавшейся мне на пути.

— Думаю, он и не заметил, а когда опомнился, уже влип. Она мне тысячу раз рассказывала, когда потом настал кризис, все пыталась проанализировать причину его отчуждения. Странного отчуждения, наступившего позже. Итак, давай по порядку. Все началось в консульстве, внизу в баре. Прощаясь, он уже выглядел странно, словно под впечатлением, я тебе уже говорила.

— Что значит — под впечатлением?

— Она мне хорошо объяснила, но сейчас не знаю, как сказать, при встрече с ней попробую уточнить. Больше всего она любит говорить об этом. И тут ее осенило: скоро, в начале следующей недели, в центре открывается выставка живописи, и там устраивают коктейль, на который ее пригласили. Поскольку он всегда работал в центре, ей подумалось, что в семь вечера он будет неподалеку, и они могут пойти вместе. Дело было в четверг или в пятницу, коктейль намечался на понедельник или вторник. Он согласился, мол да, хочет пойти, тогда можно побеседовать еще.

— И ему не пришлось бы платить за угощение, раз бесплатно.

— Они договорились, что он позвонит и подтвердит в понедельник утром или во вторник. Но, по его словам, он почти наверняка сможет. Они попрощались, крепко пожав друг другу руки, он широко улыбнулся, губы растянул вот так, и она подумала, что он таки доволен. Вправду доволен, что повстречал ее снова.

— Только он улыбнулся, она нет?

— Не знаю, насколько я с ней знакома, думаю, нет. Она, видно, была очень сосредоточена, старалась не упустить ни одной детали: о месте выставки, времени — все убеждала его: это под боком, для него близко, рукой подать, совсем рядышком, в двух шагах от жутких контор в центре, куда он ходит вести бухгалтерию.

— Она мало улыбается. Серьезная лицом.

— И по сути тоже серьезная. На пути из консульства вроде и не заметила, как пошла пешком, и все шла, шла, даже такси не поймала. Так легко ей стало, словно выросли крылья, и ветер нес ее, и оставалось лишь расправить их хорошенько, крылья, и парить в облаках, с попутным ветром. Хотя с попутным ветром связаны недобрые воспоминания.

— Какие?

— Нет, потом расскажу. Дай продолжу об этом. Она не могла понять, почему ей так хорошо и так хочется жить. В чем сила этого человека? Почему он так мощно действует на нее? И не сказал ничего такого уж утонченного или умного, ничего, но ей страшно захотелось снова его увидеть. Почему?

— Но она уже догадалась, что он похож на другого.

— Не совсем, погоди. И в тот же вечер… эффектная сцена! Уже часов десять или больше, у нее звонит телефон, она подходит — а это он! Извиняется, мол, не уверен, что правильно записал номер. И проговорили часа два. Никак не могли расстаться. Он звонил из дома, мать уже пошла спать. И тогда он рассказал про платье в цветочках, все, что я уже говорила. Но он пока не был уверен, что сможет прийти на свидание. Перезвонит такого-то числа, в такой-то час.

— Очень плохо сделал, что обнадежил ее.

— Выходные она провела дивно, переставила кое-какую мебель, занялась другими делами, давно собиралась за них взяться, да не было времени, или сил. Скажем, выбросить горшки со старыми, пожухлыми растениями. Здесь в тропиках есть растение, типа горного папоротника, и такой он становится неприглядный, до конца не высыхает, просто делается неказистый, выбросить жалко — и не засох вроде, но такое уродство, что прямо тошно, и вот найдет на тебя, выкинешь, и сразу на душе легче! За пару монет купишь новое — и будто юность в дом вернулась.

— Тебе пора выбросить одно такое, на окне, оно наполовину завяло.

— Все руки не доходят. Нет! Не выброшу, пока не принесу из питомника новое, такое, чтобы нравилось по-настоящему. В общем, наша Сильвия в эти дни была полна энергии, вся в делах, и страшно заинтригованная, не могла понять, что в нем так на нее действует. И вот наконец наступил день, утром, точно в час, когда они условились… он позвонил. Но, держись крепче, позвонил сказать, что не сможет пойти, потому что в этот вечер закончит работу очень поздно. Она не подала виду, мол, ничего страшного. И тут он снова пустил в ход этот тембр голоса, который так ее поразил.

— Какой тембр?

— Потом к этому вернусь. Но ты не теряй нить: до этого был взгляд, он навевал воспоминания и переворачивал все внутри. Теперь добавился голос. Он сказал, что надо обязательно встретиться в другой день, на этой неделе, и предложил четверг. А она не могла, причем не ломалась, действительно не могла, но сказала, что, если он хочет, может все равно позвонить в четверг, вдруг последняя пациентка отменится. Во всяком случае она сказала, что свободна в субботу, во второй половине дня. Но, не успев сказать, сразу пожалела, “суббота” ведь звучит плохо. Суббота — день свиданий для влюбленных и всегда звучит подозрительно.

— День не для бесед, ты права. Я в субботу люблю дела поважнее, начинаю сложное шитье, скажем, пальто перелицевать, взяться за причудливую вышивку, или пойти с визитом, когда сложно, когда человек болен и его надо подбодрить, хотя знаешь, что он неизлечим. Или выразить соболезнование. Суббота — день, когда у меня больше сил для такого, что действительно требует усилий.

— Единственный день, когда твой муж бывал дома, проводил время с детьми, да еще и гости заходили. Наверно, поэтому.

— Ну и память у тебя. Жаль, не используешь ее на что-нибудь более полезное.

— Зря ты так говоришь, Нидия. Мне хоть за себя перед людьми не стыдно, особенно перед детьми. Видно, благодаря гимнастике, она помогает обращению крови, улучшает ее приток к мозгу.

— По воскресеньям Пепе ходил на футбол, днем было легче. Но в субботу надо и с ним возиться, и с детьми, а если приходил кто из гостей — тоже. Обо всех позаботиться, чтобы все были довольны. И почти всегда все бывали довольны, Люси. Для гостей я всегда припасала импортное печеньице, в жестяных банках, английское. Тогда все из Европы было такое дешевое.

— До войны.

— Этого я не помню. А детям я разрешала играть после школы, уроки они делали в воскресенье утром, пока Пепе спал. Главное, чтобы суббота прошла без ссор. А для детей у меня всегда было что-то особенное, не просто хлеб с маслом к кофе с молоком. Либо булочки, либо бисквит, либо гренки, если оставалось много черствого хлеба.

— Нидия, так хочется хлебного пудинга.

— Люси, вот живешь счастливо и не замечаешь этого.

— Хорошие были годы, и ты их прожила, прожитое — не нажитое, его не отнять. Вспомни поговорку.

— Люси, если кончится дождь, сходим снова в тот обувной, пожалуйста. Сегодня же.

— Продавец сказал: получат коричневые той же модели, но на следующей неделе.

— …

— Нидия, ну не надо так! Хорошие воспоминания помогают людям жить, не грусти.

— Люси, грусть внутри, она сильнее меня.

— Подумай о тех женщинах, у которых ничего не было в жизни, и замуж они не вышли, и детей не родили.