Видади Бабанлы - Когда молчит совесть Страница 61

— Что говорить, — помолчав, начал он, — положение напряженное. Завод в эксплуатацию не сдан, продукции не дает, — значит, переведен на баланс. Средства не отпускают: дело, мол, безнадежное. Рабочим срезали зарплату. Тут перед вами приезжал главный инженер и так распорядился. Ну, рабочие и разошлись по домам.

Наверное, подсудимый в ожидании приговора суда чувствует себя лучше, чем Сохраб Гюнашли, выслушав объяснения Клыджева. Итак, строительство завода приостановлено, то есть все предрешено. Недельный срок — пустая уловка.

Незаслуженно оскорбленный, больной, пренебрегший предупреждениями жены, приехал он на завод. Приехал не потому, что испугался угроз, а по велению совести. Здесь надеялся забыть все обиды и несправедливости. Только работой, честной, самоотверженной, может он доказать свою преданность делу, а значит, и свою правоту. Оказалось, что у него отняли эту возможность.

Клыджев сочувственно смотрел на него, лихорадочно подыскивая слова утешения и поддержки.

— Неправильное это решение, — наконец сказал он. — Нельзя так поступать… — Насупив брови, он долго молчал, потом поднял голову и спросил: — Прошу вас, скажите: это правда, что труды наши напрасны?

Что мог ответить ему Сохраб? Он горько и глубоко вздохнул.

— Братец Шахмалы, да ты же больше меня верил в наш успех!

— Да, верил, — спокойно ответил Клыджев. — Если хотите знать, и сейчас верю. Но иногда случается, что человек, как говорится, попадает между молотом и наковальней…

Опустив глаза, Сохраб молча смотрел вниз, в землю. Лицо Клыджева посветлело, густые брови разошлись.

— Все ясно! — бодро проговорил он. — Теперь мне все ясно! Так вы не отказываетесь от своего изобретения? Вот это мне и нужно! Я должен был в этом убедиться… — Клыджев весело улыбнулся. — Скажу тебе честно, переходя на «ты», дружески заговорил он, — еще до твоего прихода я думал, как найти выход из создавшегося положения… Может, рискнем и продолжим работы, а? Сами, без разрешения начальства, понимаешь?

— Каким образом? — приглушенным голосом спросил Гюнашли.

— Поговорим с рабочими, растолкуем…

— Поверят?

— Поверят. Если рабочий человек знает, что работа его не пропадет даром, он горы перевернет.

— И будут работать без зарплаты?

Клыджев не дал ему договорить:

— А кто сказал — работать без зарплаты? Сдадим завод в эксплуатацию, и все получат свои денежки, копейка в копейку.

Гюнашли слушал его внимательно, но немного растерянно. А Клыджев продолжал уверенней и веселей:

— Не огорчайся! Все будет в порядке. Я из дома в дом буду ходить. Сам с рабочими поговорю, ничего не скрою, и не сомневаюсь — помогут! Разве рабочему человеку по душе бросать свою работу, не доведя ее до конца? Это оскорбление рабочей чести!

— Нас не обвинят в самоуправстве?

— И об этом я думал. Поручите все мне. С вышестоящими инстанциями в споры не вступайте. Ответственность беру на себя. Рабочая логика на бюрократов действует куда убедительнее, чем рассуждения самого уважаемого ученого. Соберемся и всей бригадой пойдем к кому следует.

Сохраб чувствовал, что с каждым словом Шахмалы в него вливаются силы и надежда. Исчезла усталость, уходила болезнь. Как отблагодарить этого благородного, смелого человека? Не было у Гюнашли таких слов, он только и мог сказать негромко:

— Большое спасибо! — Сохраб проглотил комок, застрявший в горле. — А рабочим скажите, пусть не беспокоятся: все, что сам заработал, им отдам…

Клыджев криво усмехнулся, положив на плечо Гюнашли свою крепкую коричневую руку, и полушутя сказал:

— Не надо! Рабочий человек в деньгах не нуждается…

К полудню рабочие действительно возвратились. Клыджев собрал их и коротко сказал:

— Ну, вот что, ребята: надо продолжать работу. Завод должен быть сдан в эксплуатацию к назначенному сроку. А срок — неделя.

Люди стояли молча, никто ничего не ответил.

— Речь идет о рабочей чести! — продолжал Клыджев. — Или мы напрасно столько месяцев мозолили здесь свои руки? Партия и правительство доверили нам труднейшую стройку. Неужели, когда дело подходит к концу, мы обманем их надежды? Как будем глядеть в глаза и друзьям нашим и врагам?

Или я неправ?

Снова молчание было ему ответом. Наконец один из рабочих сказал негромко:

— Но, товарищ бригадир, нам ведь официально объявили, что строительство приостановлено, законсервировано. Стало быть, так в самых верхах порешили?

Клыджев нахмурился, и на лбу его легли глубокие складки.

— А это, сынок, тебя не касается! — резко возразил он. Ответственность я беру на себя. И в верхах и в низах найдутся люди, что поверят моему слову, слову рабочего человека.

Глаза рабочих потеплели. Клыджев понял, удалось уговорить! Это была одна из самых счастливых минут в жизни Сохраба.

— Я знаю, — просительным голосом заговорил он, обращаясь к рабочим, вам сократили зарплату, но я сделаю все, чтобы ваш труд был оплачен по справедливости.

— Лишние слова говоришь, — раздался звонкий молодой голос. — Мы до денег не жадные! Помнишь поговорку: «Если моя одежда в муке, это еще не значит, что я мельник»?

Клыджев, довольный, взглянул на Сохраба.

— Вопрос ясен, — вмешался в разговор другой рабочий. — Говорите, с чего начинать, мы приступаем.

По сути дела работа, которую предстояло выполнить монтажникам, была несложной: утеплить трубы, распределявшие химические реактивы и сырье. Для этого необходимо проложить дополнительные трубы, по которым бы шел водяной пар, и соединить эти новые трубы со всей установкой, крепко связав и покрыв асбестом. Подобное сооружение обеспечивало равномерную температуру в приборах и способствовало получению необходимого раствора.

Стараясь говорить как можно проще и доходчивее, Гюнашли объяснил рабочим, что им предстояло сделать. Клыджев слушал и внимательно следил за лицами рабочих. Да, работа была несложной. Но она требовала большого напряжения. Мороз, сжатые сроки. Трудиться предстояло круглосуточно. Рабочие слушали внимательно, и Клыджев, глядя на них, верил: справятся!

А на следующий день примчался перепуганный главный инженер.

— Кто разрешил?! — бушевал он. — Кто возместит убытки? Кто заплатит рабочим?

Упреки, угрозы сыпались на Гюнашли, как град из тучи. Однако, помня наставления Клыджева, Гюнашли молчал. К главному инженеру, тяжела ступая, подошел Клыджев.

— Что произошло, товарищ Темразов? Почему такой шум, за километр слышно?

Главный инженер быстро повернулся на голос бригадира:

— И вы здесь? Уж не ваших ли это рук дело?

— Вы угадали, моих… — хладнокровно ответил Клыджев.

— А приказ? Или вам неизвестно? — Голос главного инженера сорвался. Законы? Партийная дисциплина? Вас это не касается?

— Почему не касается? Мы живем с вами в одном государстве, — опять спокойно ответил Клыджев.

— В таком случае извольте подчиняться! Забудьте свои партизанские замашки! Вы бригадир, исполнитель! Кто дал вам право распоряжаться, выносить самочинные решения? Требование закона…

— Закон, товарищ Темразов, каждый толкует по-своему. У нас, у рабочих, свой закон: трудиться до победного конца! Не можем мы допустите, чтобы государственные деньги, а следовательно, и наш труд бросали на ветер.

— Это вы бросаете на ветер труд рабочих! — продолжал кричать главный инженер. — Не исполнять распоряжения руководства — преступление! Если работы немедленно не прекратятся, я буду вынужден сообщить об этом в соответствующие инстанции! И тогда добра на ждите!

Клыджев слушал с невозмутимым лицом.

— Ваше право сообщать что угодно, куда угодно, — не повышая голоса, сказал он. — Об одному прошу — не мешайте работать. А какой будет результат, увидим!

Темразов побагровел. Не ожидал он услышать такой ответ.

— Башир Османович лично распорядился прекратить работы! — воскликнул он. — Или вы не знаете, что сопротивляться приказу товарища Бадирбейли все равно что добровольно класть голову под меч?!

— А нам этот меч не страшен. Огромен верблюд, но слон еще больше. Если работа будет остановлена, мы напишем в Москву, в Центральный Комитет, там уж разберутся, кто прав, а кто виноват. Пусть пришлют комиссию и на месте определят, кто нарушает законы — товарищ Бадирбейли и вы, Темразов, или рабочий коллектив? Тут-то и станет ясно, кто швыряет на ветер государственные средства…

— Ах, вот как! Настраиваете рабочих против руководства? Провокации?! Интриги? Ничего, вы еще поплатитесь за это!

— Прошу без оскорблений, товарищ Темразов! А интригами вы сами занимаетесь. Не забывайте — вы главный инженер. Если установки бездействуют, кто в этом виноват? Кто обязан был предусмотреть все меры предотвращения аварий и неполадок? Если дело до суда дойдет, вы первый окажетесь на скамье подсудимых. Советую помнить…