Владимир Царицын - Осенний лист или зачем бомжу деньги? Страница 62

Майка прошлась по комнате. Остановилась у заправленной кровати, закинула красивые белые руки за голову и с легким стоном потянулась, выгнув спину, как рыжая кошка. Эротично, ешкин кот!

- Ох! Не выспалась я сегодня! - Снова зеленый выстрел в Бирюка. С намеком. - Сейчас бы поваляться в постельке часок другой.

У Бирюка что-то тренькнуло в груди, но он заставил себя успокоиться.

- Муж спать ночью не давал?

- Какой муж? Не замужняя я. Никто замуж бедную девушку не берет. -

И Майка улыбнулась. Вопреки логике. Должна была изобразить на своей смазливой мордашке что-то вроде досады, а она улыбнулась. - Нет,

Егор Николаевич. Никакой не муж. И не любовник. Некогда мне глупостями заниматься. Я же на заочном в медицинском колледже учусь.

А кроме этого места у меня еще одна подработка есть.

Уж не в гостинице ли 'Центральная'? подумал Бирюк. Встречал я там таких подработчиц.

- …Я в колледже полы мою, - смущенно призналась Майка. - Жить-то надо как-то.

- Тяжело?

Майка пожала плечиками.

- Когда девушка одна, без умного и опытного спутника, ей всегда тяжело. Вы на завтрак спуститесь? - Майка снова выгнула руку и оттопырила пальчик. - Завтрак сегодня как всегда по расписанию. Без задержки. Через десять минут.

- А что сегодня? Манная?

- Овсянка, сэр!

- Нет, спасибо. Я что-нибудь здесь перекушу, - отказался Бирюк. -

Чайку попью. - И подумал: 'А может предложить Майке позавтракать со мной?'.

У Бирюка в холодильнике стояла баночка с красной кижучевой икрой, колбаска - мягкая и полукопченая, сыр какой-то в банке. В заливке из горчицы, оливкового масла и всяких трав. А кроме чая, кофе у него приличный имелся. Правда, растворимый, но дорогой. Окрошка не забывает, продукты подбрасывает регулярно. Нормальным мужиком оказался. Да и был он таким всегда, просто, к нему привыкнуть надо было.

Майка вздохнула:

- Хорошо. А я пойду, овсянки похлебаю…

Так что? Предложить или нет, Майке остаться с ним? А зачем? Чтобы усилить ее разочарование, когда она поймет, что он - обыкновенный бомж, которому посчастливилось окончить свои дни в тепле и уюте?

Нет, не надо. Не честно вселять надежду в ее, пусть уже слегка испорченную корыстью и притворством, но еще такую юную душу.

Бирюк промолчал. Майка тоже молчала, не хотела уходить. Ждала, наверное, что он предложит ей отведать колбаски и бутербродов с лососевой икрой. И кофейку чашечку выпить. Она ведь знала, что у

Бирюка в холодильнике, ей по ее обязанностям положено было следить за тем, чем питаются ее подопечные помимо того, что готовится на кухне Дома престарелых.

- Пойду…, - Майка окинула грустным взглядом Бирюково жилище. -

Картина косо висит.

- Там…, - Бирюк кивнул на окно. - Стены на заводе рушат.

Трясется все. 'Приют' весь ходуном ходит.

- Надо поправить…

Над кроватью висела картина в абстракционистском стиле. На насыщенном сине-фиолетовом фоне - желтые, красные и зеленые пятна.

Словно одновременно горящие огни светофора. А по краям радужные мазки, как отсветы в окнах, или в магазинных витринах. Но яркие пятна расположены горизонтально.

- Надо поправить, - повторила Майка и вытянулась в струнку, желая дотянуться до верхнего края тонкого серебристого багета.

Можно было не тянуться, подумал Бирюк, поправить можно и за нижний край. И вдруг увидел, что короткий белый халатик Майки подскочил вверх и видны ее трусики. Белые, белее халата.

Ешкин кот!

У Бирюка даже дыхание перехватило. Когда он жил на 'Искре', думал, все - отыгрался заяц на барабане. Даже мыслей о бабах ни разу не возникло. А тут, в богодельне…! Майка что ли на него так повлияла?

Или ее трусики? Нет, не моги думать! Только не с ней. Только не с

Майкой. Нельзя! Табу! Он с трудом оторвал свой взгляд от Майкиных трусиков, подошел к окну и стал сердито думать:

'Почему клочок женского белья вызывает у мужиков это? Бретелька там, кружева краешек, застежка какая-нибудь? А у баб тоже так? Если я, скажем, забуду застегнуть ширинку, буду ходить и сверкать трусами, они что, тоже будут воспринимать это, как эротику и станут трястись от страсти? Или, допустим, у меня из штанин завязки от кальсон торчать будут? Ерунда! Какая это эротика? Да и где сейчас можно достать кальсоны с завязками?'.

- Вот теперь ровно, - услышал он за спиной.

Майка подошла и встала рядом. Бирюк ощутил жар ее тела, или жар ему лишь показался, но он попятился от нее, как от чумной и, отойдя, сел на кровать. Оттуда увидел, что Майка зябко передернула плечами

(значит, не шло от нее жара!), подула на стекло, моментально запотевшее, и что-то написала на туманном пятне пальцем. Потом стерла написанное и молча вышла.

На стекле остались две последние буквы: АК. Дурак? А может мудак?

Нет, наверное, дурак. Старый дурак! Бирюк вернулся к окну и стер эти

'АК'. Открыл форточку. Звуки ударов стали еще громче.

Где-то там по площадке носится неугомонный Окрошка. Носится и на всех кричит, учит всех и каждого, как надо работать. Объясняет, небось, машинисту драглайна как правильно управлять механизмами, и в какой участок стены надо вдарить, чтобы половчей ее развалить. И не жалко ему 'родного дома', в котором долгие годы жил? Окрошка теперь не на костылях прыгает. Сидоров заказал ему протез, и Окрошка моментально научился ходить на двух ногах. Словно у него всегда было две ноги. Со стороны и не заметишь, что у человека протез. Быстро и легко выучился. Он вообще быстро всему обучается. Теперь Окрошку все называют Петром Васильевичем. Он теперь большой человек - заместитель директора строительной компании 'Екатерина Великая'.

Директор Сидоров Алексей Алексеевич, но Окрошка по-прежнему зовет его Ляксеичем.

По поводу того, что строить на месте бывшей 'Искры' у них с

Сидоровым спор вышел. Сидоров сказал, что строить будет завод железобетонных изделий, а потом город застраивать и расширять станет. Жилья не хватает. А Окрошка настаивал на том, что строить надо консервный завод. Чтобы все, значит, сыты были и консервов вволю поели. Сидоров посмеялся. Окрошка обиделся. Но обижался он недолго и с жаром включился в работу.

Кроме Окрошки в Сидоровской фирме почти все 'искровцы' работают.

Только Сестры Звягинцевы ушли в монастырь. Работать они не смогли, а богу молиться… Сидоров им посоветовал в монастырь идти и лично к настоятелю отвез. Кроме сестер - все в 'Екатерине Великой'. Кто на рабочих местах, а кто на умственной работе. Ведь в прошлой жизни многие интеллигентными людьми были. Серега Потоцкий, Малыш. Работу

Малыша правда трудно умственной назвать, он в службе безопасности трудится. А Серега конструктором когда-то был. Сейчас у Сидорова какие-то конструкции рассчитывает.

Все при деле. Только он, Бирюк, отдыхает. На государственном обеспечении. Да еще неслабые 'кабанчики' от Окрошки и Сидорова получает. Жрет бутерброды с икрой и сервелатом, пьет кофе. Коньяк в тумбочке стоит у него. Жрет и спит. Ежели что где кольнуло или заломило, будьте любезны - сестра-опекунша. Если что серьезней - тоже помереть не дадут. А если…

Нет. Надо позвонить Сидорову. А лучше встретиться. Может, возьмет на работу? Хоть сторожем. И насчет Майки с ним побазарить.

Майка…

Чуть до грехопадения не довела старика, кошка рыжая зеленоглазая!

Стерва окаянная! Правильно ее старухи так обзывают!

Бирюк прислушался к себе. Недавнее сексуальное возбуждение и не думало проходить. Перед мысленным взором Бирюка стоял ослепительно белый треугольничек Майкиных трусиков.

Фу ты, ешкин кот! Надо чем-то заняться. Сделать что-то своими руками. Выгнать дурную энергию физической нагрузкой. Отвлечься.

Перестановку что ли устроить?

Он осмотрелся. Особенно-то ничего и не переставишь - кровать, тумбочка, кресло, телевизор, холодильник. Все. Нет, не все. Картина!

Картину можно перевесить. Что она над кроватью висит? Он же на кровати валяется все время, и картину снизу не видно. Или в кресле сидит, телевизор смотрит. Картина сбоку. Тут одно из двух - либо на картину пялиться, либо в ящик. Куда бы ее повесить? А если над телевизором? 'Сонька' в проеме стоит между двух дверей - одна дверь в ванную, другая на кухоньку. Нет, не войдет картина в проем.

Широкая шибко. А если ее не поперек, а повдоль повесить?

Бирюк склонил голову набок. А ничего! Так даже больше на светофор похоже стало. Красный, желтый, зеленый. Горят одновременно. Ну и что? Это ж не светофор. Это картина.

Бирюк снял произведение неизвестного, но, по-видимому, неплохого, а может быть даже талантливого художника-абстракциониста с гвоздя, и увидел дверцу тайника.

- Интересно!

Бирюк поставил картину на пол, прислонив ее к стене, не спеша подошел к двери и, нарушив обыкновение, закрыл ее на ключ.

- Так оно спокойней будет, - сказал он сам себе вслух.

На дверке был кодовый замок, но для медвежатника с большим стажем, коим являлся Бирюк, любой замок не проблема. Было бы чем. Заветная котомка лежала в прикроватной тумбочке, с ней Бирюк расстаться не смог. Инструменты там, объяснил он Майке как-то. Мало ли что случится?