Видади Бабанлы - Когда молчит совесть Страница 63

— Нельзя ли яснее, Башир Османович?

— Яснее?! — Башир надменно вытянул вперед подбородок. — Что ж, так и быть, могу яснее! Ваш аспирант, вон тот, что сидит вытаращив глаза в последних рядах, и является именно таким аферистом. Надо отдать ему справедливость: он неплохо умеет маскироваться. К сожалению, нам все стало известно лишь вчера. Несколько лет назад он встретил девушку, объяснился ей в любви, вошел в дом, на средства ее родителей жил, учился, ел их хлеб… А потом втерся в доверие к другому человеку, сумел убедить его в своих талантах, пролез в аспирантуру и занял там прочное место…

— Что за огульные обвинения? Факты!

— Факты? — Бадирбейли быстро перебрал в памяти все услышанное от Мархамат-ханум и насмешливо улыбнулся. — Пожалуйста! Пока Шамсизаде был студентом, его устраивала дочь рабочего. Почему бы и нет, когда ее отец создал ему беспечную жизнь. Но аппетиты растут! Аспирант, ученый — зачем ему дочь рабочего? Как появиться с ней в интеллигентном обществе? Не подобает… Значит, нужно найти нечто более подходящее. Зачем отправляться в далекие поиски, когда можно не утруждать себя. И он не утруждал. Он нашел искомое в вашей семье, Сохраб Мургузович! Да, да! Бросил девушку, с которой забавлялся несколько лет, и стал охаживать вашу дочь. А зачем? Да затем, чтобы заручиться покровительством! Ведь как-никак его научная судьба в ваших руках!

Вугар не верил своим ушам. Откуда эта наглая несусветная ложь? На какое-то мгновенье он потерял дар речи, пытаясь собраться с мыслями, и вдруг неожиданно для самого себя вскочил и крикнул, сам не узнав своего голоса:

— Ересь! Ложь! Выдумка! Ничего подобного!

Но Башир не обратил внимания на его беспомощный крик. Пренебрежительно отвернувшись, он безразлично улыбнулся. Даже невозмутимый Гюнашли вышел из себя.

— Если нет совести, надо иметь хотя бы представление о ней! — тихо, но твердо сказал он. — Вражда, неприязнь все имеет свои пределы. Клевета недостойна мужчины. Пользоваться в борьбе подобным оружием низко.

Грустный и тихий голос противника лишь раззадорил и подбодрил Башира Бадирбейли.

— Клеветник не я, а ты, Сохраб! — наглея и переходя на «ты», заговорил он. Мне эти сведения сообщили вчера. И не кто иной, как твоя собственная супруга. Она позвонила мне…

В голове Сохраба что-то гулко и громко застучало. Может, он ослышался?

— Кто?

— Твоя жена, Мархамат-ханум!

— Этого не может быть, — твердо и тихо сказал Сохраб.

— Да, Сохраб, именно Мархамат-ханум! Погруженный в свои научные дела, ты представления не имеешь о том, что творится в семье. Слава, положение вскружили тебе голову, и ты забыл обязанности по отношению к близким. Вчера твоя жена больше часа держала меня у телефона, жалуясь, рассказывала о том, какой ты плохой муж и отец!

Сохрабу не хватало воздуха, он глубоко вздохнул и, не сдержавшись, крикнул:

— Прекрати! Никто не давал тебе права вмешиваться в мои личные дела!

Башир громко и раскатисто расхохотался. Наконец-то он одолел Сохраба! Сколько лет добивался этого! Победа, великая победа!

— Ты неправ! — торжествующе заявил он. — Меня просили. Твоя жена просила. Не веришь — спроси у Зия Лалаева. Вон он сидит. Твой родственник, близкий человек. Пусть скажет!

Дрожащими пальцами Сохраб распустил галстук и расстегнул ворот рубашки. Растерянно оглядываясь, он искал глазами Зия.

Лицо Зия было испуганным и нерешительным. Сгорбившись, он поднялся с места.

— Башир Османович правду говорит, — заикаясь, промямлил он, глядя в пол, видно, боялся встретиться взглядом с Сохрабом Гюнашли. Мархамат-ханум уполномочила меня огласить письмо на заседании ученого совета. Разрешите выполнить ее просьбу!

Зия полез в карман и вытащил аккуратно сложенный вчетверо лист бумаги.

— Вот! — Он поднял бумагу над головой, показывая собранию. — Итак, разрешите огласить?

Председатель и члены совета ошеломленно молчали. Воспользовавшись их растерянностью, Зия начал читать:

— «Многоуважаемый директор, уважаемые председатель и члены ученого совета! Мой поступок может показаться странным и вызвать недоумение у некоторых из вас. Что делать, нет у меня другого выхода! Я вынуждена поведать вам о горе, которое постигло нашу семью, а единственное дитя мое, дочь Алагёз, довело до тяжелой болезни. Простите, что отнимаю у вас драгоценное время, но долг перед дочерью толкает меня на этот шаг…»

Гюнашли чувствовал, что нервы его натянуты, как тетива, дышать становилось все труднее, гуд в голове усиливался, сердце колотилось, не умещаясь в грудной клетке, перед глазами плыли красные круги.

Зия Лалаев продолжал читать:

— «Известный вам Вугар Шамсизаде (мне известно, что сегодня ученый совет рассматривает вопрос о его диссертации) — человек морально неустойчивый и безнравственный.

Вот уже скоро полтора года он каждый день бывает у нас, говорит, что ему нужны советы и консультация Сохраба Гюнашли. А на днях выяснилось, что его приводили в наш дом коварство и расчетливость. Приходил он вовсе не ради профессора, а чтобы встречаться с нашей дочерью. Вы можете спросить: что же тут плохого? Молодой человек имеет право влюбиться… Справедливо! Но подлость в том, что у него есть невеста, а он, несмотря на это, морочил голову нашей ненаглядной. Конечно же ему не удалось ничего добиться. Разгадав подлую игру, я указала ему на дверь и строго-настрого запретила переступать порог нашего дома. Люди, которые знали Шамсизаде в студенческие годы, говорят, что и тогда он славился безнравственностью. Нескольких девушек обесчестил.

Не верьте ему! Гоните его из своей среды! Не допускайте, чтобы люди с грязной совестью проникали в наши святые семьи. Раздавите ядовитую змею! Как гражданка и как мать, честь которой оскорбили, прошу вас об этом!..»

В зале воцарилось долгое тяжелое молчание. Молчали даже сторонники Гюнашли, — такого никто не ожидал! Одни были удивлены, растеряны, другие торжествовали. Все взоры обратились к Сохрабу. Люди с нетерпением ждали, что он скажет, как опровергнет тот позор, в который ввергла его собственная жена. И еще два глаза, исполненные горя и недоумения, глядели на него из последних рядов. Глаза, ожидающие помощи и защиты. Широко раскрытые, неподвижные глаза Вугара.

— Я тоже знал его студентом! — раздался в настороженной тишине визгливый голос Зия. — Да, в письме все точно сказано! Шамсизаде аферист, распутник! Скольким девушкам жизнь поломал, а остался безнаказанным. Пришло время проучить его по заслугам!

Сохраб издавна питал неприязнь к этому скользкому, льстивому человеку. Он пренебрежительным взглядом оглядел Зия, и невольная жалость к самому себе охватила его. «Устами мерзавца хотят заставить меня замолчать!» — с горечью подумал он.

Зия перехватил укоризненный, полный отвращения взгляд Сохраба, понял, что происходит в его душе, но зачем обращать внимание на подобные «мелочи»?

— Все ясно! Молчание — знак согласия! — торжествующе прозвучал надменный голос Башира Бадирбейли. — Обсуждение можно считать законченным!

Гюнашли долго стоял неподвижно, потом вдруг вздрогнул, схватился за сердце, с презрением и брезгливостью посмотрел на Бадирбейли, на Зия Лалаева и, согнувшись, нетвердыми шагами пошел к выходу.

Вугар не заметил, как все разошлись. Казалось, он оглох, ослеп и утратил чувство времени. Кто-то тронул его за плечо. Он очнулся.

— Вставай, сынок! — говорила старушка уборщица. — Что ты здесь один сидишь?

Вугар не сразу понял, о чем она говорит, чего хочет от него.

— Вставай, сынок, мне убирать нужно! — повторила старушка. Собрание-то окончилось!

Вугар встал и, глядя в пол, вышел из зала. В вестибюле к нему демонстративно подошел Зия Лалаев:

— Как себя чувствуешь, будущий гений Шамсизаде? Получил по заслугам?

Вугар промолчал, и только воспаленные сухие глаза его блеснули ненавистью. Но что Зия Лалаеву ненависть побежденного! И он ехидно хихикнул:

— Вот она, участь всех зазнавшихся и самоуверенных! Сколько хорошего мы тебе делали, заботились, оказывали почет! Не ценил! Возомнил, что не нужна тебе ничья помощь! Он, видите ли, талантлив, умен и за это его будут холить и лелеять! На руках носить… Хи-хи-хи… Ошибся, товарищ Шамсизаде, ох как ошибся! А ведь я предупреждал, втолковывал, указывал вернейший путь. Не послушался? Что ж, иди своей дорогой и осыпай проклятьями умную голову! Салют!

Ехидные слова Зия заставили Вугара опомниться. Все случившееся на совете припоминалось ему как в тумане. «Чем окончилось заседание? — спросил он себя. — Какое решение принял совет?» Вугар глубоко вздохнул, и из груди его вырвался жалобный звук, не то вздох, не то стон.

Глава девятнадцатая