Ник Хорнби - Смешная девчонка Страница 63

– Тогда, видимо, надо исходить из того, что она тебя бросила.

– Вот и я стал склоняться к такому же выводу. Короче. Мне неохота в старости прозябать там без работы и без друзей.

– Ну, прозябай здесь.

Он посмотрел на нее с обидой, и она состроила гримасу, показывая, что шутит. В прежние времена он бы посмеялся; Софи точно не знала, что притупило его реакцию – возраст или Голливуд. Она винила Голливуд.

– А у тебя друзей достаточно? – спросил он. – Не подумай, что я пресмыкаюсь. Но должен сказать, что ты займешь центральное место… в здании новой жизни.

– Я буду опорной конструкцией, – сказала Софи.

– Это предложение или разъяснение?

– Это разъяснение.

– Вот, значит, как.

– Посмотрим еще, как мы с тобой сработаемся на репетициях, – сказала Софи. – Если все пойдет хорошо, я с легкостью преобразую разъяснение в твердое предложение.

– Пытаюсь припомнить какой-нибудь подходящий к случаю малоприличный анекдот.

– В связи со словом «твердый»?

– Вроде того.

– Если не припоминаешь, пойди лучше по пути разъяснения.

– Что-нибудь про масло: «уже намазывается».

– Хотя бы.

– Таких анекдотов была туча, особенно в эпоху «Последнего танго в Париже», помнишь?

– Да, верно. Золотой век неприличных анекдотов про масло{98}, – сказала Софи.

– Вот-вот.

Как нелепо, что уже подкралась старость, подумала Софи. Нелепо и несправедливо. У старичья все воспоминания – черно-белые: войны, мюзик-холлы, мерзкие болезни, сумерки. А у нее все воспоминания – цветные, будь то оглушительная музыка и дискотеки, «Биба» и «Хабитат», Марлон Брандо и масло. В день первого свидания она повела Денниса на мюзикл со стриптизом; в браке они прожили более сорока лет, а потом он умер – даже не сказать, что от старости, а от болезни, которая выбирает главным образом стариков. Подняв бокал, Софи залпом выпила минералку с привкусом шампанского.

– Бокал шампанского, будьте добры!

Она решила надраться – просто чтобы проверить, так ли это противно, как ей помнилось.

Тони с Биллом сочинили сценарий за три недели. Он был рассчитан на девяносто минут, что равносильно трем сериям. Макс предупреждал, что пожилые зрители не захотят часами просиживать в зале, а сценаристам это было только на руку: они и сами не хотели месяцами просиживать в польской кофейне. Макс дал им наводку на два сюжетных стержня: две свадьбы. Барбара и Джим, оба овдовевшие, встречаются на свадьбе сына, и – слово за слово – из их болтовни рождается какая-то искорка; во втором акте они сами готовятся повторно связать себя узами брака.

– Чтобы оба разом овдовели – такого не бывает, ты согласен? – сказал Тони на второй день, когда они с Биллом обсудили все на свете и уже ни под каким видом не могли оттягивать начало работы. – Ну кто в наше время умирает? До восьмидесяти лет – никто.

У этого наблюдения была определенная подоплека, но Тони не хотел ее озвучивать. Истина, однако, заключалась в том, что Билл, невзирая на многолетнее пьянство, беспорядочные половые связи и злоупотребление наркотиками, дотянул до весьма преклонного возраста; это доказывало, что люди стали куда выносливей, чем прежде. («Злоупотребление? – презрительно повторял Билл пару десятилетий назад в ответ на беспокойство Тони. – По-твоему, я злоупотребляю? Да я использую по назначению».)

– Деннис-то умер, – заметил Билл. – Он до восьмидесяти не дожил.

– Ему просто не повезло, – сказал Тони.

Денниса убила инфекция, которую занесли ему в больнице после несложной операции на бедре.

– Тогда как: один развелся, второй овдовел?

– Давай-давай, – сказал Тони, как будто ему предложили второй пирожок.

– На кого что навесим?

– Нельзя заставлять Софи играть вдову. Она ведь и в самом деле овдовела.

– Почему это нельзя заставлять актрису играть то, в чем она хоть что-то смыслит?

– Да потому, что она распереживается.

– Зато быстро войдет в роль.

– А Джим разведен, – напомнил Тони.

– Наверное, – ответил Билл. – Но это же значит, что у него за плечами было целых два неудачных брака. Мне он виделся другим типом личности.

– А что, если он и не вступал в повторный брак? – решился Тони.

– По ней, что ли, сох все эти годы?

– К чему такой сарказм?

– Мыслимое ли дело – столько лет сохнуть?

– Человек может сожалеть о своих ошибках, разве не так?

– Чуть не полвека?

– Да хоть бы и полвека. Я же не утверждаю, что он все это время сидел в темной комнате и рыдал. Он просто сожалеет, что судьба у него сложилась так, а не иначе.

– Пожалуй. Только поздно уже.

– Ничего не поздно, – возразил Тони.

– Ой, не надо.

– Чего не надо?

– Да вот этого. Все кончено.

– Почему кончено?

– От Барбары прежней ничего не осталось. Или наоборот, осталось слишком много – это как посмотреть. Она больше не Барбара, пойми.

– Ты нарочно меня подзуживаешь?

– Она же была красоткой.

– Разве ничем другим она не отличалась?

– Ну что ты дергаешься? Напишу я с тобой вместе этот гребаный сценарий. Пусть они воссоединятся, жалко, что ли? Но если честно… Между нами…

– Билл, черт бы тебя подрал. Уж кому, как не тебе…

– Что?

– Ты день изо дня торчишь дома, один как сыч, киснешь в окружении пустых бутылок из-под «Джонни Уокера» или чем ты там травишься – тебе ли не понимать ценность воссоединения?

Билл вздохнул и тут же как-то сдулся.

– Да я понимаю, – сказал он. – Потому-то и не хочу над этим думать. Я хочу того, что было у тебя с самого начала.

Джима оставили неженатым.

На следующий день свершился большой прорыв.

– Постой-ка, – сказал Билл. – А сколько нынче лет младенцу?

– Младенцу Барбары? Тимми? Какой же он младенец? Ему под полтос. Родился он в начале третьего сезона… в шестьдесят шестом, правильно? Или в шестьдесят седьмом?

– Боже правый, – вырвалось у Билла. – Родился в шестьдесят шестом – и уже под полтос? А кажется, все это вчера было. В жизни-то годы по-другому идут. Я бы Тиму лет двадцать пять дал, от силы тридцать.

– А я бы нет, – возразил Тони. – Роджер ему примерно ровесник.

– «Тим», – произнес Билл, – «Роджер». Каким местом мы думали, когда детям имена выбирали?

– А чем они плохи?

– Сегодня – ничем. Но разве вы с Джун, глядя на своего, приговаривали: «Ути-пути, крошка Роджер»?

– А что такого?

Билл в сомнении покачал головой:

– Ладно, проехали. А с чего это крошка Тимми в пятьдесят лет впервые надумал жениться? Тоже мне Кэри Грант{99}. Где он раньше был?

– А если он все это время сожительствовал со своей… с какой-нибудь…

– Тогда и свадьба была бы поскромнее, а не такая – с шатрами, с подружками невесты, с викарием, – сказал Билл. – Тебя часто зовут на повторные свадьбы?

– Я такого вообще не помню. Народ как-то уходит на крыло, понимаешь? А тебя – часто?

– За последние полтора месяца на трех свадьбах побывал – правда, все первые.

– Племянники, племянницы?

– Да нет, откуда? Ты за прессой-то следишь? – спросил Билл.

– У тебя в друзьях появились знаменитости?

– Геи, – сказал Билл. – Наши ребята теперь сплошь знаменитости. Прославились в связи с легализацией однополых браков. В марте, кажется? Или в апреле?

– Обалдеть! – изумился Тони. – Это же большое дело.

– А по мне, – сказал Билл, – просто бумажка с печатью и пьянка.

– Для нашего сценария это находка, – не унимался Тони. – Мы ввернем туда однополый брак.

И оба испытали волнующее покалывание, родом из такого далекого прошлого, что с ходу и не вспомнишь, как оно было.

Репетиции проходили в одном из клубов Сохо, который так и назывался: «Клуб „Сохо“». Располагался он на Берик-стрит, над рынком. До беседы с режиссером у них оставался ровно час; трое других актеров – бюджет Макса предусматривал только пятерых – должны были появиться ближе к выходным.

Естественно, до сих пор они слыхом не слыхивали про «Клуб „Сохо“» и за весь день не увидели там ни одного человека старше сорока. При входе сногсшибательная, славянского типа красотка с черной помадой на губах и в едва видимой глазу мини-юбочке занесла их в журнал и проводила наверх, в какую-то каморку в конце коридора. Стол, стулья, экземпляры сценария, фрукты, минеральная вода. Биллу там не понравилось.

– Мы здесь чужие, – изрек он. – А лестница меня доконает.

– Ну извините, – сказал Макс. – Поскольку я – соучредитель, это помещение нам отвели безвозмездно.

– А что там за молодняк на первом этаже? – спросил Клайв. – И почему в десять утра никто никуда не торопится?

– Они работают в медиасфере, – ответил Макс. – Продюсеры, авторы, режиссеры…