Лоренс Даррел - БУНТ АФРОДИТЫ NUNQUAM Страница 63

— Её надо доставить обратно живой, — всё время повторял Маршан, не понимая нелепости своих слов, как мне казалось. Живой!

Полицейские, к которым мы в конце концов обратились, были расторопными, сообразительными и очень квалифицированными; кстати, у нас оказалась довольно большая коллекция фотографий Ио в разных париках. Однако понадобилось много времени, чтобы придумать правдоподобную историю; так или иначе, но никто не посмел упомянуть об убежавшей на волю модели. Мы не теряли надежды; объединив свои усилия с усилиями полицейских, мы раскинули большую сеть, в которую, если бы повезло, она могла бы попасться.

Где-то в реальном мире, освободившись от мёртвой хватки науки, блуждала новая Иоланта, отлично подготовленная для того, чтобы смешаться с толпой, не вызывая ни малейших подозрений, будто она не такая, как все. Мы не могли оправиться от удара, и не стоит этого скрывать; более того, пока мы не получили сведений о её местонахождении, о её жизни, у нас не хватало сил заняться ещё чем-то; мы настолько сконцентрировались на нашем творении, что все остальные проекты фирмы вдруг показались нам банальными и бесперспективными.

Она повидалась со своим агентом, который без промедления сообщил об этом Джулиану; но, несмотря на все наши усилия, мы не смогли найти её. Тем не менее она, судя по всему, оставалась в Лондоне и всё ещё сохраняла инкогнито и не снимала парик — очевидно, боялась быть узнанной поклонниками, которые навели бы нас на её след. Ума ей было не занимать. Не в состоянии следить за всеми кинотеатрами и театрами, мы всё же присматривали за несколькими, главным образом за теми, где шли, как нам казалось, интересные для неё фильмы и спектакли. Однажды вечером её видели выходящей из «Дьючесс»; но если это и была она, то ей опять удалось не попасться в сеть. Вскоре сообщения о нашей беглянке стали приходить со всей страны, словно она только и делала, что переезжала с места на место. Похоже, нам стоило побывать в Харрогите[105] — она всегда любила Харрогит. Но мы опять опоздали. Однажды она даже зашла в здание фирмы, хотя никто не видел её, и оставила записку на столе Джулиана.

По-видимому, у него не было желания её показывать, и мы не настаивали, тем более что в ней не было ничего полезного для нас.

— Она пишет о наших отношениях, — только и сказал он необычно тихим голосом.

Должен заметить, что после её исчезновения Джулиан сразу постарел на много лет; он сутулился при ходьбе, у него ещё больше поседели волосы, и морщины стали глубже на смуглом бесстрастном лице; это глубоко тронуло Бенедикту, и её жалость из-за его… скажем, потери… привела к тому, что она стала относиться к нему теплее, за что он был ей как будто искренне благодарен.

Ипсвич, Харроу, Пайнвуд — эти визиты были нанесены с уже обычной безошибочностью: точный расчёт времени и хладнокровное исчезновение. Похоже, ничего нельзя было поделать. Мы почти смирились с тем, что нам её не найти; она отлично вписалась в современную жизнь, как можно было подумать, и вряд ли стоило ей мешать. Неужели действительно ничего нельзя было сделать, неужели нельзя было ничем соблазнить её вернуться? Джулиан! Его попросили написать ей, но она не оставила адреса, и он вообразил, будто она хочет, чтобы он откликнулся через «Таймс», и он покорно это проделал, умоляя её вернуться к нему. Однако она ограничилась звонком из Дувра, правда, сообщила, что направляется в Париж, что очень счастлива, что скучает по нему и по всем нам, что повидается с нами после того, как покончит с несколькими очень важными и пока ещё не вполне известными ей самой делами. В Париже она на минутку заскочила к продюсеру и позвонила по телефону известной кинозвезде, принявшей её за сумасшедшую, которая рядится под Иоланту. К тому времени, как мы узнали об этом, она опять исчезла.

Как-то поздним вечером, когда уже стемнело и к тому же шёл дождь, я оказался в Чатеме, на припортовой улочке, вроде бы возвращался с деловой встречи или из конторы начальника порта. В пробирающей до костей сырости голубоватые уличные фонари поблёскивали в темноте и были похожи на головы, лишённые тел. Я был занят тем, что старательно обходил грязные лужи на разбитом тротуаре, как вдруг крутанулась дверь паба и на улицу вышла женщина под руку с молодым матросом; на них ещё падал свет изнутри, и я был поражён тем, как женщина повернула голову.

— Иоланта! — прохрипел я с радостью, могу признаться, с восторгом, потому что, стоило ей оглянуться на голос, и у меня не осталось никаких сомнений.

Однако она скривила лицо, изобразив на нём нечто отвратительное, обезьяноподобное, и сделала вид, будто не узнала меня. Я приблизился к ней, как всегда, наивный дурачок — мне почему-то казалось, что стоит ей узнать меня, и она хотя бы поздоровается со мной. Что делать? Я должен был попытаться, я должен был уговорить её, убедить; может быть, если бы мы поговорили… Я снял тёмную шляпу, чтобы ей было легче рассмотреть меня. Но с её лица не сходило прежнее выражение, а потом она сказала на грубом кокни:

— Какого дьявола тебе надо, малыш? В первый раз тебя вижу.

Превращение было столь достоверным, что на мгновение я почти поверил ей; она зачернила передний зуб, и это очень изменило её лицо. Помедлив немного, я сделал вид, будто хочу положить руку ей на плечо, и она завопила на своём причудливом кокни:

— Не трожь меня, не то!..

Молодой матрос решил быть галантным кавалером и, встав между нами, ударил меня так, что у меня искры посыпались из глаз и я упал. А они рука об руку неспешно зашагали прочь; в конце улицы она остановилась под фонарём, оглянулась и коротко, вульгарно рассмеялась. После этого они завернули за угол, и больше я их не видел. Постаравшись побыстрее собрать газеты, что выпали из моего портфеля и рассыпались по тротуару, я прижал ладонь к щеке и побежал за ними. Но к тому времени, как я добрался до угла, их и след простыл. Джулиану я об этой злополучной встрече ничего не сказал. Не знаю почему; хотя нет, знаю. На другой день я прочитал в вечерней газете о том, что в Чатеме обнаружен окоченелый труп молодого матроса; ничего необычного в этом не было, разве что его нашли стоящим на пороге. Впрочем, такое случается повсюду и постоянно.

Потом поздним вечером неожиданно к нам приехал Джулиан, который не выпускал из рук телеграмму, сообщавшую о смерти Иокаса. Довольно долго мы просидели, в полном молчании глядя в огонь. Не знаю, какие безнадёжные сожаления, какие смутные воспоминания терзали Джулиана, для меня же это было, как смотреть сверху на длинные извилистые очертания турецкой столицы вплоть до тех мест, где начиналась фирма «Мерлин» — до синих вод залива, до мачт, стен, разноцветных воздушных змеев, плывущих на длинных верёвках в небе. Мне вспомнилось, как кто-то сказал, что каждая смерть подводит итог определённой эпохе в жизни человека. Бенедикта или Ипполита? Итак, Иокаса больше нет! Эта мысль тяжело отозвалась во мне; даже если о нём забывали, даже если несколько месяцев совсем не вспоминали о нём, он всё равно был рядом, и его тёмное присутствие как бы представляло фантастическое соединение красок и звуков, из которых было сшито лоскутное одеяло Восточного Средиземноморья. Старый добрый паук, сидевший в центре Мерлиновой паутины. Джулиан показался мне очень бледным и, как ни странно, легкоранимым!

— Зенон ошибся в своём предсказании, но всего на пару месяцев, — проговорил Джулиан, и в его голосе звучала печальная жажда покоя. — Всё меняется, — добавил он. — И всё, что связано с Иолантой, было ударом для меня, я не отрицаю.

— Она опять написала?

Он медленно покачал головой и сказал тихо:

— Она и не звонила. Один Бог знает, что с ней сталось.

Неожиданно, удивив меня, заговорила Бенедикта:

Знаете, а ведь она была тут. Я вчера уезжала, и Бэйнс сказал, что она попросила разрешения подождать меня. Он пошёл в дом, чтобы сообщить кому-нибудь, дозвониться до Феликса, а когда вернулся, её уже не было. Наверно, она испугалась, заслышав шум машины, потому что Нэш как раз в это время подъехал к дому.

— Откуда ты знаешь, что это была она?

Бенедикта пересекла комнату и, приблизившись к бару, вытащила из него женскую сумочку — довольно шикарную новую сумочку; вытряхнула её содержимое на ковёр перед нами, и среди визитных карточек и других обычных вещиц, определивших для нас личность визитерши, мы обнаружили нечто, вселившее в нас ужас. Маленький револьвер с украшенной перламутром ручкой. Сначала мне показалось, что это сценическая игрушка, но нет, я ошибся. Оружие было настоящее, к тому же заряженное. Мы удивлённо, нет, испуганно переглянулись.

— Какого чёрта это значит? — в конце концов не выдержал Джулиан. — Кого она может бояться?

У меня на этот счёт было другое мнение:

— Кого она ненавидит настолько, чтобы?..

В первый раз мы по-настоящему осознали, что Иоланта вышла из заданного ей образа. В ту ночь мы поздно легли спать, не в силах отогнать от себя тяжёлые мысли.