Владимир Мальцев - О том, что сильнее нас Страница 64

Вторая наша совместная ночь оказалась гораздо более содержательной. Хотя мне опять было неудобно за себя. Странное ощущение. С одной стороны — всё было правильным, всё было настоящим. Было чувство, была нежность, было понимание друг друга. Не было лишь той всепоглощающей и всесжигающей страсти, в которой я растворялся с Анной. Был хороший секс, но не было сексуальных подвигов. И почему-то ни того ни другого не хотелось. Того, что происходило, лично мне было достаточно. Трудно было представить, чтобы после этой ночи, как после ночи с Анной, мне бы пришлось из-за вовсе не фигурально натёртых понятно где мозолей неделю передвигаться странной походкой. Не тот случай. Тут нужно было другое. Но всё равно ощущалось неудобство. Твердо зная, что с другой я был способен на большее, и не будучи в силах продемонстрировать всё это Ленке, я чувствовал себя чуть ли не подлецом. Но Ленка этого так и не поняла. На каждом отдыхе она садилась освежиться грейпфрутом и, вгрызаясь в него так, что сок стекал по ней ручьями, приговаривала, что я супер, что она никогда в жизни и не представляла, что в мире возможен мужчина, с который ей было бы настолько хорошо…

Я уж не помню, когда и как мы наконец заснули. Помню только, что утром Ленка меня растолкала и мы с ней минут десять искали её трусы. Как оно и положено во всяком низкопробном чтиве, трусы оказались на люстре. Но как они туда попали, кто и когда их туда заметнул, так и осталось загадкой. Уже уходя, она в дверях обернулась и совершенно нейтральным тоном сообщила, что в следующий раз появится только через четыре дня. Что на работе её тоже не будет. И что домой ей тоже не следует звонить, потому как её мама считает, что она здесь. Тон голоса и улыбка — были чистыми, без фальши. Она действительно считала такой расклад абсолютно нормальным и не нуждающимся ни в вопросах, ни в пояснениях. В отличие от меня. А я сходил с ума и рыл землю. Что происходило в течение этих дней — до сих пор загадка, хотя есть догадки. Сама она преподнесла свою версию только месяц спустя, после пятого или шестого допроса с пристрастием. Что у неё школьная ещё компания ритуально раз в год собирается на несколько дней для потусоваться и подработать. На том, что один из этой компании сильно разбогател, имеет в Подмосковье огромный особняк и в начале весны собирает одноклассников, дабы разгребали там авгиевы конюшни, остающиеся после зимних оргий, устраиваемых в этом особняке всякими разными его друзьями, которых он вне дачного сезона безотказно снабжает ключом. А от матушки оно большой секрет, так как та совсем даже не одобряет поддержание Ленкой контактов с той компанией. Ну очень странная версия. То есть, я ни минуты не сомневался, что Ленка врёт, но почему-то был подспудно уверен, что ничего, что препятствовало бы нашим отношениям, здесь нет. Скорее всего оно так и было. Кажется, в конце концов я догадался, сложив осколочки от фактов, случайно найденных в самых разных местах. Не уверен, конечно. Но похоже на правду. Один из предыдущих Ленкиных парней, причём не из тех, где были хоть какие-то серьёзные чувства, а из тех, которые для скоротать время, попал в аварию и крепко поломался, став инвалидом. И Ленка по категорическому требованию матери мгновенно исчезла из его жизни. Пока что оно выглядит несколько странно, даже скорее неприглядно, но нужно немного знать, что такое Ленкина матушка. Пресечены были не только Ленкины контакты с ним, но и была отсечена вся тусовка, в которой они варились. Максимум, что Ленка могла, — это партизанские телефонные звонки. А совесть у неё есть. Вот она и воспользовалась матушкиным разрешением бывать у меня, чтобы посидеть несколько дней с ним, поставив точку в той истории. Мне же она просто боялась рассказать. Боялась, что не пойму. Сейчас, конечно, легко рассуждать. Но почему-то думается, что понял бы. Хотя, возможно, напросился бы сесть на хвост и ехать вместе.

В любом случае тогда я был настроен на капитальные выяснения, как только Ленка опять появится. Не получилось. Её глаза, её улыбка, мощь чувства, отсутствие даже намёков на фальшь — обезоруживали полностью.

Посреди ночи Ленка вдруг села на кровати и, интенсивно жестикулируя и сверкая глазами, начала:

– Володь, я тебе сейчас очень важную вещь скажу. Ты слушай. Я тебя люблю…

– Я тоже…

– Нет, ты не понимаешь, я тебя сильнее люблю…

– Думаю, что я не меньше…

– Нет, ты всё равно не понимаешь! Ты меня очень скоро бросишь, а я всё равно тебя любить буду.

– Вряд ли. Я за всю свою жизнь только раза два-три бросал девушек, и только за дело. Уверен, что и здесь ты меня бросишь, а не я тебя. От меня все сбегают.

– Ты всё равно не понимаешь. У меня ни один роман в жизни не длился долее двух месяцев. Потом ты меня бросишь, а я всё равно буду тебя любить.

– Знаешь, Лена, а я ведь всерьёз. Рано или поздно мы поженимся, если ты раньше от меня не сбежишь. Когда — выберешь сама, я хоть завтра готов. Как думаешь, сколько детей заводить будем?

– Володь, я не тороплюсь… Сейчас я к тебе всё равно совсем переехать не смогу, мама у меня очень больная, за ней ухаживать нужно, так что два-три дня в неделю мне у неё придётся бывать… А потом ты меня бросишь.

Такой вот странный разговор. Ну нет бы мне, дураку, сесть и подумать, что все эти странности значат? Нет ведь, не сподобился. Фигнёй считал. Есть взаимная любовь, есть общие интересы, есть совпадение мировосприятия. Остальное должно приложиться. Разве не так? Если девушка три года меня искала и нашла, любит, я её тоже люблю — какое нам дело до всего остального? А Ленка – знала. Знала, обо что всё сломается. Знала про свою матушку. Знала про свою психику. Знала — и молчала. Считала, что её проблемы – это её проблемы, и незачем меня ими грузить. И не верила, что эти проблемы решаемы. Знала, что она их преодолеть не сможет. И думала, что я тоже не смогу, даже если захочу, причём последнее — под вопросом.

А мне — следовало догадаться. Если не в тот Ленкин визит, так в следующий. В который мы праздновали. Ремонт подошёл к концу, типа новоселье устроили, пригласив всех Ленкиных друзей и подруг, до кого смогли дотянуться. Удивительные получились посиделки. И удивительнее всего было смотреть на вторую Лену. По кругу ходила гитара. В основном на ней играли и пели трое — Саша, который сын Георга, и две Лены, остальные ели, пили, слушали, в антрактах включаясь в разговор. Оказывается, Саша не был в прямом смысле бойфрендом второй Лены. Они в школе учились в одном классе, потом спустя несколько лет встретились на улице… В общем, когда Лены заходили к нему на работу, всё только начиналось, а сейчас – вторая Лена как раз и пошла в решительную атаку. Мой бог, какие она ему пела песни, и как! И какими глазами смотрела! Всё-таки две Лены, будучи полными противоположностями внешне, имели общую точку. Они умели самозабвенно любить и умели не сдерживать ни чувств, ни эмоций. Моя Лена пела мне. Пела не хуже. Смотрела с таким же огнём в глазах. Но здесь я был внутри процесса, а на вторую пару — смотрел со стороны. А со стороны оно виднее. Я до сих пор не понимаю, как Саша смог удержаться. Она его так и не смогла увлечь. А ведь подобного натиска — по идее ни один мужчина в мире не может выдержать. Один подобный взгляд, одна ТАК спетая песня — и человеку будет что вспоминать до самой своей смерти как один из ярчайших моментов в жизни. А он, как будто не замечая, раз за разом переводил тему разговора на Кастанеду, на наркотики и психотропные средства, на эзотерику… Странные темы. После того как все разошлись, мы с Ленкой продолжили разговор о наркотиках. Оба, конечно, пробовали самые разные снадобья в жизни, по разу-другому. И оба от них отказались. Вот здесь и следовало немного поглубже задуматься. По-видимому, у Ленки с этими снадобьями таки были проблемы. Уж больно странные у неё были пятна на лодыжках. То есть, сама она всегда говорила, что это тот же самый нейродермит, который у неё периодически на руках и на шее высыпает. Но один раз, будучи под мухою, по ходу обсуждения беготни босиком по московским лужам после дождя — проговорилась, что не может от такого удержаться, но боится что-либо подцепить. Так как один раз что-то кожное подцепила, правда другим образом. И с тех пор боится любых кожных заболеваний. Ну я, мол, её лодыжки видел, о чем речь знаю. Видел. И на мой взгляд — не нейродермит оно никакой, а нечто иное. И уж больно похожее на старые дорожки от инъекций. Не стал я допрашивать. Явно давность тут не полгода и даже не год. Не хочет вспоминать подробности, и не надо. Современная позиция высказана, она меня устраивает.

И ещё одна вещь произошла, над которой мне следовало поглубже задуматься. В конце вечера вторая Лена отозвала меня в кухню и начала рассыпаться в комплиментах:

– Володь, а ведь ты сделал Ленке самый лучший подарок, который только мог!

– Это как?

– Она же — сегодня здесь хозяйка…