Ион Агырбичану - «Архангелы» Страница 67

Он состоит в переписке с моим отцом. В этом я убедился, получив на днях от отца письмо, где он пишет, что весьма мною доволен и будет совсем неплохо, если будущей осенью я получу приход.

Как я поживаю? Постоянно думаю о тебе и, как видишь, каждый день пишу тебе письма. Я очень рад, что в Вэлень открылось почтовое отделение — как раз вовремя. Еще лучше, что ты договорилась с почтальоном, чтобы письма он отдавал только тебе, и больше никому.

Что я делаю? Думаю о тебе. У меня на душе весеннее солнце, и, играя со своими малышами в снежки, я все время повторяю про себя: и моя Эленуца так же бела и чиста, как вот этот белейший снег. Сегодня я получил от Гицы десятое письмо. Я благоговейно отмечаю это число, потому что для меня это целое событие. Мне кажется, он чрезвычайно похож на тебя и всегда умеет внушить мне новые надежды. Ты знаешь, что он пишет? Он пишет, что, по его мнению, года через полтора от силы для нашей свадьбы не будет никаких препятствий. Ему что-нибудь известно? Домнул Родян что-то сообщил ему? Полтора года — это почти что вечность, но если иметь гарантию, что наше счастье все-таки осуществится, можно ждать и десять лет. Возможно, ты что-нибудь знаешь, дорогая Эленуца, но не хочешь мне сказать? Если да, сообщи, пожалуйста, и, если можно… телеграфом!

Неизменно обожающий тебя Василе».

«Вэлень, апрель.

Дорогой Василе!

Как я тебе уже писала, сестры вернулись домой в середине марта. Как мало мы можем знать из того, что скрывает от нас будущее! Они совсем не так злонамеренны, как мне показалось несколько дней назад, когда они только приехали. Они вовсе не интересуются мной и мне не досаждают. Им до меня просто нет дела, и я могу писать письма даже в одной комнате с ними. Обе они какие-то взбудораженные, и, кажется, дорогой Василе, обе в этом году выйдут замуж.

В этом меня убеждает и то, что отец купил в городе четыре развалюшки, стоявшие в ряд на базарной площади, и приказал их немедленно разрушить — вот уже две недели там работают десять человек, кладут фундамент, возят кирпич и камень. Вчера и я была в городе и видела, что возводятся два дома, только не знаю, что это будет — жилые дома или лавки. Многие говорят, что на первом этаже будут магазины, а на втором — жилые помещения. Кто-то сказал, что строится гостиница.

Отец с конца марта чаще бывает в дороге, чем дома, и еще чаще в городе, чем в дороге. Он наблюдает за строительством, которое будет стоить, по его словам, больше десяти тысяч. Как обычно, отец ничего не говорит наперед, но именно это и заставляет меня подозревать, что два строящихся дома предназначены для Эуджении и Октавии. Сестры часто отправляются поглядеть, как идут работы, и возвращаются, счастливо улыбаясь. Верно, и они подозревают то же, что и я. Видя, как озабочен отец, как суетятся сестры, без конца слыша о заказах в торговые дома на мебель и белье, я полагаю, что не ошибаюсь и летом мои сестры выйдут замуж.

Меня это радует: они так заняты, что обо мне и думать забыли, а я от всего сердца желаю им счастья и думаю: при том, что желается им самим, составить их счастье возможно.

Как я уже сказала, отец очень редко бывает дома: случается, он и ночевать остается в городе. На этой неделе он только дважды ночевал дома, а ведь сегодня уже суббота. У него в городе дела, строительство домов и, как видно, много всяких неурядиц, потому что домой он приезжает очень недовольный, и тогда все в доме ходят на цыпочках. Я его не боюсь. А он меня будто не видит. Однако он стал как-то по-особому заботлив к матери, которая всегда печальна и озабоченна.

Я счастлива, и мне кажется — время бежит даже слишком быстро. С тех пор как наступила весна, мне все кажется, что мы рядом. Через неделю будет год с того дня, когда я зажгла твою свечку. Годовщина. Прощай.

Эленуца».

«Вэлень, июнь.

Дорогой Василе!

Сегодня утром я проснулась от невероятного шума. Отец отчитывал на дворе работников: было слышно, как он бьет их по щекам и как они вскрикивают. Потом наступила тишина, но ненадолго. Шум послышался уже не со двора, а из комнаты наверху. Опять кричал отец. Никогда я не слышала такого яростного крика. Мы все трое переглянулись, не зная, что и подумать. Слышен был только голос отца, но было ясно, что он кого-то ругает. Потом послышались глухие рыдания. Мы втроем замерли от страха — плакала мать. Быстро вскочив с постелей, мы оделись, но когда вышли в коридор, мама уже спустилась во двор и скрылась в кухне, а отец при виде нас рявкнул:

— А не рано ли поднялись?!

Мы тут же юркнули в нашу комнату. Отец был явно чем-то недоволен.

Потом мы узнали, что вернулся он из города на рассвете, нашел во дворе какой-то непорядок и рассердился на работников. Мама вроде бы встала на их защиту и рассердила отца еще больше.

Так сказала мне Октавия, которая всегда все знает. Однако я хорошенько подумала и решила: ссора произошла потому, что отец все реже и реже ночует дома, так как пристрастился к карточной игре. Да, дорогой Василе, я уверена, дело именно в этом! Ведь и письмоводитель Попеску ездит в город в те дни, что и отец! Коляска отца обычно останавливается у примэрии и забирает с собой Попеску. И длится это уже не один месяц.

Хотя возможно, у него неприятности со строительством домов. Они уже почти готовы. Ты бы посмотрел на них — настоящие дворцы! Люди на них заглядываются, да и как иначе — других таких в городе нет. На первом этаже окна огромные — будто настоящие магазинные витрины. Многие утверждают, что отец будет сдавать эти помещения под лавки. Я не знаю, чему и верить. Ясно одно: у отца с этими домами связаны большие планы, иначе бы он так о них не пекся.

…Наконец-то и я нашла, чем испортить тебе настроение. Ты мне все рассказываешь о домнишоаре Лауре, а я тебе буду писать о домнуле Пауле Марино. Да, любимый, не смейся, у нас в городе появился некий домнул Марино, о котором никто не знает, кто он такой и откуда прибыл. Ходят упорные слухи, что он представитель какой-то крупной иностранной компании, которая задумала купить золотые прииски в наших краях. В том, что сам он несметно богат, никто не сомневается. Ты скажешь: „А мне-то что?“ А я отвечу: „Не далее, чем позавчера, когда я была в городе, он заметил меня и не сводил с меня глаз. Поинтересовался, кто я такая, и тут же заговорил с моим отцом — сам Пауль Марино, который до той поры не удостоил подобной чести ни одного жителя города!“

Вот так, дорогой мой семинарист! Если будешь все время хвастать своей белокурой домнишоарой с голубыми глазами, я в следующем письме опишу домнула Марино, про которого говорят, что он итальянец! Представляешь? Итальянец! Одного этого довольно, чтобы ты больше не хвалился своей Лаурой!

Однако посмотрим, довольно ли?..

Эленуца».

«Вэлень, 2 июля.

Дорогой Василе!

Твое последнее письмо повергло бы меня в отчаяние, если бы не записка профессора Марина. Сколь бы безгранично не верила я тебе, я бы не усомнилась: ты от меня отказываешься, не прочитай я просьбы домнула Марина. Господи, с каким нетерпением я ждала летних каникул! Мне казалось, рай наступит на земле. При мысли о встрече с тобой меня бросало в дрожь! Что же делать теперь? Проклинать твоего старого профессора и благодетеля?

Стало быть, все каникулы ты будешь переписывать новую работу профессора? Разве не мог он найти вместо тебя кого-нибудь другого! „Никому не могу доверить с чистой совестью переписку рукописи кроме тебя, голубчик Мурэшану“, — перечитываю и чувствую, что не могу гневаться на старика. И все же мы с тобой увидимся, ты обещал заехать в Вэлень на два дня. О, господи, как хорошо — жить! Через неделю ты будешь здесь! Жду тебя с… Не скажу, как я тебя жду! Сам догадайся.

Твоя Эленуца.

P. S. Дома построены, окна, двери — все на месте. Отец сегодня внимательно изучал рекламу мебели. Надеюсь, Эуджения и Октавия скоро встанут под венец. Жду этого с нетерпением еще и потому, что в доме у нас все вверх дном. Такое впечатление, что готовится всеобщее восстание. Но ты можешь спокойно приезжать в Вэлень, восстание на этот раз не против нас с тобой!»

«Вэлень, 25 сентября.

Дорогой Василе!

Только вчера отпраздновали свадьбы Эуджении и Октавии. Собирались праздновать на рождество богородицы, но пришлось отложить, потому что поставщики задержались с мебелью, а мои сестрицы желали сразу же после венчания поселиться каждая у себя. У меня пока голова идет кругом. Описать невозможно, что творилось у нас в последние дни, а после вчерашнего, думается, я и вовсе не опомнюсь: столько народу, еды, вина, столько музыки, столько танцев!

Все дар речи потеряли, когда поняли, для кого отец построил эти и впрямь роскошные дома! Многие позавидовали и будут еще завидовать моим зятьям! Представь себе — две адвокатские конторы на первых этажах и жилые апартаменты на вторых. И отделано все с роскошью, какую редко увидишь. Отец, я думаю, целое состояние потратил только на одну отделку.