Иосиф Гольман - Игры для мужчин среднего возраста Страница 69

Но они же сами отказались. И совесть Ефима Аркадьевича могла быть спокойна. С какой стати он должен был отдавать свои пятьсот тысяч баксов на спасение малознакомого народа? Его кто-нибудь спасал, когда у него ни жилья, ни даже денег на пропитание не было?

Да он и не просил, и в мыслях не было на кого-то рассчитывать. Так почему он должен отдать свои кровные?

Больше всего его удивил Док, который согласился подарить свои бабки Самураю. На хрена тогда было ишачить в Африке? Из любви к чернокожим братьям? Бокассу вон до сих пор с дрожью вспоминает.

Но каждый волен решать, как считает правильным.

Про себя Ефим сразу решил, что, если парни передумают, он обязательно вернет им их доли. Конечно, после покупки офиса это не будет мгновенным актом, но вернет максимально быстро. Или будет эту аренду вновь платить им, пока не соберет требуемую сумму. Всегда найдется честный вариант, если поискать.

А вот вариант с риском для жизни — и раз в жизни! — хапнуть деньжищ, чтоб отдать его неведомым чукчам, — это уж извините. Он и в самом деле не мать Тереза.

Впрочем, все равно нехорошо. Уж лучше бы кейс был потоньше, а счастливчиков — втрое больше. На душе было бы легче, это точно.

Береславский еще раз обошел вокруг катера. Времени это занимало совсем немного, однако требовало определенного навыка, потому что «пешеходная» палуба ближе к рубке кончалась. Чтобы пройти на нос, нужно было изобразить из себя муху, передвигаясь по наклонной поверхности. Это не было слишком сложным делом даже для неспортивного профессора — там есть за что держаться, да и путь — в три метра. Разве что кейс мешал.

На носу он нашел курившего сигарету Дока.

— Тяжела жизнь миллионера, — заржал тот, внезапно обнаружив перед собой видного мужчину в обширном вельветовом пиджаке, с красным галстуком и с кейсом в руке.

Дока явно не заморачивала недавняя потеря состояния. Он наслаждался текущим моментом, подставив солнцу и ветру свой мощный торс, почти такой же мощный, как у Береславского, но в отличие от профессора состоявший в основном из мышечной ткани.

— Чего, купаться собрался? — спросил Береславский.

— Несомненно, — ответствовал Док. — А иначе зачем мы сюда так долго ехали?

Он с удовольствием проделал короткую физкультурную разминку.

«Крепкий, черт», — подумал про друга Ефим, машинально отмечая, что Док — идеальная фигура для рекламы какой-нибудь хрени от простатита: и лет достаточно, и фактура оптимистическая.

Мысль пришлось додумывать самокритично: себя профессор увидел в роли «было». В рекламном стандарте сравнения. А Док, соответственно, «стало». «Было» — в начале ролика. Потом следовало смачное поедание таблеток, а потом — анимационное превращение в то, что «стало», то есть в Дока.

М-да, это было опять печально, и профессор со своим кейсом снова потащился на корму.

Но и там не задержался: парни из других экипажей и приглашенные ими местные девчонки устроили импровизированную студию загара, так что «прикид» Береславского снова не вписывался в антураж.

Тогда он пошел в рубку, к старику Веденьевичу. Они еще с утра показались друг другу приятными людьми, и сейчас профессор готов был продолжить беседу со старым мореманом.

Дед первым делом пожаловался профессору на валун. Домик у него с супругой высоко, на самой сопке. Десять лет бился Соколов за то, чтоб к дому пробили дорогу. Жалобы писал, к депутату ходил.

Наконец пробили. Не шоссе, но дедова праворулька проезжала.

Так надо же было случиться, чтобы на эту новенькую дорогу с верха сопки скатился огромный валун!

— Еле пешкодралом теперь протискиваемся, — сокрушался шкипер. — А «Тойота» моя так наверху безвылазно и стоит. Уже третий месяц. И представляешь — даже ничего не обещают. Говорят — нет в плане.

— Ладно, приедем — я вам камень уберу, — пообещал Береславский. И перевел разговор на заинтересовавшую его еще утром тему: — Так чем кончилась история с осьминогами? — спросил он старика. Тот, не отрываясь от штурвала, с удовольствием продолжил рассказ.

История действительно была занятной.

Дело в том, что Соколов и в самом деле был первым легким водолазом Дальневосточного флота. В том смысле, что первый из «строевых» освоил акваланг. И очень скоро стал настоящим мастером, достигнув высот — точнее глубин — своей профессии.

Его так ценили, что позволяли многое. Например, на борту вверенного ему судна долгое время находилась любимая жена. Женщина на корабле — это не шутка! И не просто находилась, а тоже освоила акваланг.

Через какое-то время начальство получило реальную пользу от своего либерализма: два водолаза — не один водолаз.

А супруги, влюбленные в океан и получившие от начальства максимальную свободу, использовали ее на все сто.

И для удовольствия, и для работы, и даже для пополнения семейных продовольственных ресурсов: все, кто чуть постарше, помнят ассортимент тогдашних магазинов «Продукты». Точнее, его отсутствие: дефицит нормальной еды всегда был непременным атрибутом любого строительства социализма.

Одним из решений продовольственной проблемы стали… осьминоги. Эти глубоководные жители некоторое время служили пищей семье подводников.

Но только некоторое время.

Потому что очень скоро Александр Веденьевич и его жена обнаружили у осьминогов разум. И не какой-нибудь примитивный, похожий на собачий, — хотя именно из-за этого европейцы критикуют азиатов, любящих отведать собачатинки, — а настоящий, может быть, даже сравнимый с человеческим.

А может быть, и получше человеческого: простили же они Соколову и его супруге поедание себе подобных.

Да, конечно, чета Соколовых теперь тоже скорбит о съеденных ими при развитом социализме подводных друзьях. Но вы бы сумели простить своих новых знакомых, если б они — пусть и по недоразумению — перед этим сожрали старых?

Береславский точно бы не простил, поэтому он только диву давался благородству славных обитателей подводного царства.

— Вот завтра поеду с Аней к Валюхе, — степенно рассказывал моряк, мягкими неторопливыми движениями штурвала подправляя курс катера.

— Аня — жена, — понял Ефим Аркадьевич. — А кто Валюха?

— Супруга Андрея, — привычно попыхивая трубкой, объяснил Соколов.

— А Андрей? — Профессор не любил оставлять за спиной непонятное.

— Осьминог, кто же, — теперь уже непонятливости собеседника удивлялся Александр Веденьевич. — Мы ж с Анютой нырять едем. Уже смесь глубоководную подготовили.

— А… как вы там общаетесь? — осторожно спросил Береславский. — Они по-русски секут?

— Так мы ж не про политику, — нисколько не обиделся водолаз. — Я, когда спускаюсь, — там метров тридцать точно есть, — сразу железками стучу.

— А где железки берете? — Ну зачем Береславскому знать, где Соколов берет под водой железки? Но вот натура такая — докапываться до всего.

— А там баржа затонувшая, — объяснил тот. — Там железяк полно. Стукнешь пару раз — через две минуты прилетают.

— Приплывают, — попытался поправить Ефим.

— Не, — снова пыхнул дымком шкипер. — Именно прилетают. Я ж на них снизу смотрю. Две огромные птицы. Только крыльями не машут.

Впереди — Андрей, за ним — справа и немножко выше — Валюха. Подплывут, посмотрят на нас, мы на них. Руку им протянешь — они об нее трутся, как котята.

— А какие они на ощупь? — поинтересовался Береславский.

— На ощупь? — задумался Соколов. — Ну, как котята и есть. Только без шерсти и холодные.

— Понятно, — из вежливости сказал Ефим Аркадьевич, потому что так и не смог себе представить котят холодных и без шерсти.

А насчет осьминожьего разума он и не сомневался. Уже во Владивостоке зашел в местный океанариум, посмотрел на маленького осьминожку в аквариуме. И, как всегда в зоопарках, пожалел, что зашел.

Бедняга безостановочно плавал вверх-вниз вдоль стеклянной стенки, и даже безо всякого зоопсихолога было ясно, что пареньку (или девчонке? — снова мелькнуло в ученом, постоянно ищущем истину мозгу) очень хочется домой, в море, к маме и папе.

У него даже мысль шальная проскочила — выкупить мальца. Благо денег уже хватало на все, даже весь этот дурацкий океанариум выкупить.

Но на сей раз глупости сделаны не были. Это что же, одни за деньги ловят, другие за деньги выпускают? Короче, остался морской малютка в неволе, только взгляд его, тревожный и укоряющий, теперь догнал Береславского.

— В прошлый раз только Валюха приплыла, — озабоченно вспомнил Александр Веденьевич. — Обычно-то парой. Может, случилось чего?

— Да вряд ли, — отмахнулся Береславский. Сейчас, держа в руках чемоданчик, ему менее всего хотелось вникать в чужие неприятности. Даже если это касалось уже симпатичной ему осьминожьей семьи.