Галина Зарудная - Последнее желание Страница 7

Я должна все немедленно остановить! Прокрутить пленку назад. Отсчитать кадры к тому моменту, когда у Женьки впервые появилась на лице обида и неприязнь ко мне. Вместо этого я витаю в дебрях своего подсознания, передозировавшись неизвестной мне дрянью!

Они правильно сделали, что сбежали от нее. Кому нужна такая мать, да еще и банкрот. Нет, еще хуже — с арестованным имуществом и сама за решеткой! Она не оставила им даже шанса на нормальное существование. У них теперь и дома то нет. Как у них может быть мать? Они отрекутся от нее, в этом можно не сомневаться.

Валерия представила себя сгорбленной сухопарой старухой в ветхой робе, о которой кто-то вдруг надумает сделать репортаж, как о некогда преуспевающем дизайнере, жизнь которого изменилась до неузнаваемости.

— Это правда, что дети уже много лет не общаются с вами? — спросит ее журналист. И старушечье лицо затрясется, слезы зальют экран, когда она начнет умолять, шамкая беззубым ртом, чтобы ее кровиночки отозвались, простили ее и позволили ей увидеть их хоть еще один разочек перед смертью. Но они, конечно же, не отзовутся. Ее имя, как и все что было ею произведено, быстро покроется мраком и сгинет в безвестности. Никто не вспомнит о талантливом, эпатажном дизайнере Валерии Черноус.

Да, такие вещи забываются быстро. Даже ее памятные скандалы никто не захочет воскрешать.

Вот отчего она напилась вчера. Или все еще сегодня? Откуда ей знать, как долго она пребывает в беспамятстве? Может, лежит где-нибудь в переулке без сознания, пока подростки трахаются в ее машине. Может, оттого ей так невыносимо холодно?

Она вытерла слезы. Нужно прийти в себя. Нужно как можно скорее очнуться. Почему разум ее пребывает в такой ясности, но она все никак не может прийти в себя? Разум функционирует, тело в отключке? Вот могла бы, подошла бы сейчас к себе, да как влепила со всей силы, чтоб аж душа подпрыгнула!

Но все, что ей оставалось, это с нетерпением ждать естественного пробуждения, которое неизвестно когда вообще наступит.

О, Святые угодники, еще и в туалет захотелось! Припекло не по-детски, словно она бочонок пива до этого выпила. И ведь черт его знает, сколько она всего выпила в действительности! И лучше даже не фантазировать о том, как сейчас поведет себя ее дремлющее тело, пока она присела в кустиках на пустыре. Пусть хоть иллюзия скрасит ее непереносимый стыд и ужас…

И что она только не думала, сидя на том камне, дожидаясь пробуждения. Вспомнила свое детство. Да-да, то самое детство, в котором неожиданно очнулась сегодня утром. И более ранние годы. Как убого они жили с родителями. Как много маме приходилось работать.

А ей не нравилось, что ее называют Валера. Валера, подсказал ей кто-то в детсаде, это имя для мальчиков. Она разревелась и закатила истерику своим родителям за то, что они дали ей настолько ужасное, еще и мальчишеское имя! Поэтому с пяти лет они стали называть ее Валей. До сих пор иногда она слышала это имя от мамы. Странно, почему они не догадались, что Валерия — это Лера? Именно так окрестил ее позже муж на первом свидании. И в институте ее так называли.

А сегодня, в этом жутком сне, мама снова назвала ее Валей.

Все не как у людей! Казалось бы, у творческих личностей всегда все наоборот, тут и выдумывать ничего не надо, жизнь сама наградит любыми странностями. Ведь творчество и странности притягиваются друг к другу словно магнитом.

Но ее сюжет имеет слишком грустный подтекст и плачевное окончание.

Где, в какой момент она заблудилась в жизни, не там повернула, покатилась к обрыву? Теперь уже не уследить. И не исправить.

Валерия сидела на камне, ежась от холода. В такие моменты и правда хочется повернуть все в спять, сыграть по новому. Так что не удивительно, что ей примерещилась ее юность. Когда еще так далеко до провала. Далеко до всего! Шутка ли — четверть века!

В пятнадцать она только-только увлечется модой. Все начнется из-за какого-то журнала, который попадет ей в руки случайно и вскружит голову до умопомрачения. Она пойдет на курсы кройки и шитья, и будет просто молиться на иголки с нитками. Ее первыми тканями станут старые партеры и уцененные обрезки из текстильных магазинов. Потом начнется тотальный перешив маминых девичьих платьев. Мама это оценит, и в шестнадцать у нее уже появится своя первая швейная машинка — старенькая ручная «Подолка», перекупленная с рук, которая постоянно скрипела, требовала смазки и частого ремонта — но какое это было счастье для нее! Каждый день она рисовала эскизы, обдумывала варианты кроя, непрерывно фантазировала о шелках и парче. Выучила наизусть биографию Коко Шанель. Ах, молодые девочки всегда начинают с этого — воображают себя будущими Коко!

Жизнь ее потечет целенаправленным руслом. В институте она уже будет здорово выделяться среди сокурсников, делая свои первые коллекции, первые шаги к успеху, не пропуская ни одного конкурса, сметая все награды и грамоты. И ни замужество, ни рождение детей не помешает ее уверенному курсу. Словно она заключит сделку с самой судьбой. Ничто не собьет ее с пути, ничто не напугает и не заставит отступить. Не щадя сил, не покладая рук, до полного изнеможения, до абсолютной самоотдачи Лера будет строить свою империю.

А потом так, словно она все время только и делала, что брала у судьбы авансы, ее накроет огромной волной пресловутого бедствия под названием «черная полоса». Полоса, которая уже никогда не станет белой. И поглотит все — годы непрерывной работы, упорства, все мыслимые и немыслимые жертвы, все, что было некогда успехом.

И оставит ее ни с чем.

Лишь с огромной черной дырой в душе.

Кто знает, быть может, именно в нее, в эту дыру, и провалилось ее сознание, являя картины перевернутой реальности, как в кривом зеркале отразив давно ушедшее прошлое, в котором, вместо воплощения сказки, она обречена на страдание и одиночество…

Лера не отсчитывала время. Это, в ее понимании, было бесполезно. Как можно контролировать свой разум, если он закован в рамки наркотического сна? Сидеть и ждать, как какая-нибудь Алиса в стране чудес. А что ей еще оставалось? В действительности, она даже не представляла, сколько ей нужно ждать, и принесет ли это вообще долгожданное облегчение.

Была ли это просто надежда? Та, что всегда умирает последней? Вряд ли это было так. Валерия не помнила, чтобы она когда-либо на что-то надеялась. Она была азартным человеком и шла всегда до конца. И покуда конец не наступил — все так же продолжала идти. И эта странная ситуация не являла собой исключения.

Конец — это когда тебя попросту больше нет. Но покуда ты есть — ты идешь дальше.

Что бы тебя не ждало.

Она вздрогнула от неясного звука и не сразу сообразила, что где-то высоко над пустырем загремела гроза. Тем времени и в воздухе, и в окружающей среде произошли значительные перемены. Солнце окончательно пропало, оставив вместо себя лишь блеклый свет, а небо стало мутно-кофейным, опустилось так низко, что почти черкалось о землю. Ветер усилился и холод стал невыносим. Лера дрожала каждой косточкой, пытаясь согреть озябшими пальцами совершенно ледяные на прикосновение щеки и уши. Являлись яркие ассоциации с длинным пальто и теплым шарфом.

Но так, словно пыток было мало, кто-то сверху открыл гигантский кран — резко и на полную мощность обрушился ливень. Не помогли даже сухие, спутанные между собою ветви деревьев. Она промокла в секунду, а тело скорчилось от прошибающих спазмов.

Потеряв последние остатки выдержки, не имея больше ни сил, ни желания сопротивляться, Лера вскочила на ноги и побежала назад.

Ей казалось, что она не узнает эту дорогу, а точнее, просто не знает о ней, но ноги все же вели ее безошибочно домой. Лера миновала все те улочки, что видела несколько часов назад. Ничто никуда не исчезло, не переместилось, как должно было случиться, ведь во сне не бывает таких фундаментальных точностей! Не бывает же?

Она оказалась во дворе между высокими жилыми домами. Лужи кипели под ее ногами, быстро превращаясь в непроходимые озера. Из песочницы с наспех покинутыми игрушками, пенясь и раздуваясь, вытекал густой ручеек, преграждая ей путь. Лера остановилась, раздумывая от том, чтобы спрятаться в одном из подъездов, но поняла, что это ее не спасет. Укрывшись от дождя, она так или иначе не перестанет дрожать от холода, который и так уже кажется проник в нее полностью, не оставил ни одной теплой клетки в организме.

Если где-то здесь дом, в котором я жила раньше с родителями, думала она хаотично, значит только там я могу укрыться. Я не вижу другого выхода. Но в какой-то кошмарный момент она не смогла вспомнить, в какую сторону бежать, и паника едва не накрыла ее новой волной. Снова она заставила себя дышать ровно и вспомнить, где она сейчас могла бы находиться, если бы она находилась там, где она предположительно и находилась…