Микко Римминен - С носом Страница 7

На рынке угрюмо торговали и робко попрошайничали, пахло каким-то очень домашним раем цветочной лавки, слышался звон ветряных колокольчиков и бряканье подвесок из оленьих рогов, клекот чаек. Мясная палатка испускала крепкий копченый дух, покупателей не было, сам мясник с мрачным и озабоченным видом рассматривал огромный свиной окорок и почесывал свой внушительный живот. Проходя мимо него, я подумала, неужели он вымазал в крови передник, прикрывавший его брюхо, только для пущей достоверности?

Села за столик в кафе, стала пить кофе, рассматривать ползущую мимо человеческую массу. И вдруг меня вновь охватило тревожное, лихорадочное состояние, где-то в левом боку пульсировала красная точка, Керава, из всех возможных мест мира и Финляндии — именно Керава. Я стала думать о непохожести жизней Йокипалтио и Ялканенов; о разности миров, которым принадлежат эти часы, кружки и кастрюли, об огромной толстой стене, которая разделяла две квартиры; думала, как они все там живут. А потом вдруг стало невыносимо тяжело удерживать эти мысли хоть в каких-то рамках. Пришлось встать. Встать и пойти.

Встать и пойти, да, пришлось в самом деле встать и пойти, только опять неизвестно куда и в какую сторону, но сторона как-то определилась сама собой, просто подальше от дома. Путь пролегал через рынок, я быстро шла вперед, ловко лавируя в толпе сумок и пакетов, плывшей в направлении станции метро, увернулась от непонятного мужичонки, похожего одновременно на эльфа и гнома и ростом не больше мусорного ведра, он размахивал кривой палкой перед закрытым сосисочным киоском. А потом уже на пешеходном переходе перепрыгивала с клавиши на клавишу по направлению к району Мерихака.

Взяла курс на улицу Вихерниеменкату и довольно быстро добралась до нее, прошла мимо шумно-желтого продуктового магазина на углу и зашагала дальше. Ничего особенного на улице не было, припаркованные машины, двери подъездов, букинистические магазины и еще какая-то непонятная контора широкого профиля, разместившаяся в одном офисе и предлагающая услуги прачечной, массажного кабинета и визового агентства, улица была не особенно длинной, и я остановилась где-то на полпути, в аккурат под часами с рекламой пепси. Там как раз в этом месте была ниша, ведущая к подъезду, на домофоне было множество фамилий и потертые черные бакелитовые кнопки, я стояла и смотрела на них, почему-то не на фамилии, а именно на кнопки. Сложно было придумать какое-то логическое обоснование для продолжения моего пути, равно как и для стояния под дверью, а потому я просто стояла, стояла и смотрела на дверь, со стеклянной поверхности которой на меня смотрела закутанная в пальто фигура, словно деревянный и неподвижный сувенир, завернутый в газету, и долго так стояла, пока в подъезде не вспыхнул свет и отражение не заполнилось чем-то шагающе-незнакомым.

В стекле промелькнула вся площадь Хаканиеми, когда дверь открылась. Из нее вышел мужчина столь неказистого вида, что сразу же возникло ощущение чего-то допотопно-древнего. Поспешила к двери и успела ухватиться за ручку прежде, чем дверь успела закрыться. Оглянулась: мужчина остановился и смотрел на меня с подозрением. Не придумав ничего более подходящего, я достала из сумки распечатки, многозначительно кивнула в сторону таблички с именами жильцов и поджала губы.

Мужчина продолжил путь, а я двинулась в сторону лифта, сжимая в руках бумажки с вопросами. В лифте возникли проблемы с внутренней дверью. Дело в том, что она задвинулась еще до того, как я успела закрыть внешнюю дверь, а когда я потом стала дергать их туда-сюда, все мои бумажки разлетелись по полу кабины. Кое-как я собрала распечатки в какое-то подобие кучи, крепко прижала к груди и нажала кнопку последнего этажа. Агрегат был такой старый, что его смело можно было бы назвать элеватором, но с поставленной задачей он справился как надо, и я быстро оказалась на шестом этаже, правда, в таком же растерянном состоянии, что была и на первом.

В старом лифте, вероятно, было какое-то суперсовременное устройство, которое тут же автоматически отправило лифт вниз. Когда он дошел до первого этажа, послышался тихий щелчок, после чего воцарилась абсолютно неестественная тишина. Я стояла на сером гранитном полу и почему-то старалась не дышать. Потом оглядела двери вокруг: на двух были металлические таблички с непонятным черным логотипом, потом шел Союз ремесленников — было почему-то похоже на студенческую шутку, да и сама табличка оказалась простой бумажкой, отпечатанной на домашнем принтере. Потом было слишком длинное имя фирмы, в которое удалось втиснуть и Импорт, и Трэйд, и Консалт, и Профешнл, и Супер, и даже одно шведское имя. Кто-то явно с манией величия играл в торговую империю.

Но вышло так, что когда я уже почти решилась подойти к двери и позвонить, но все еще сомневалась, потому что беспокоить работающих людей было бы более невежливо, чем тех, кто сидит дома, — в этот момент дверь фирмы с длинным и витиеватым, как кованый забор, названием вдруг распахнулась прямо перед моим носом. Не знаю, зачем нужно было так пугаться, но раз мне уже удалось драматично задержать дыхание, то почему бы этим не воспользоваться снова, и в тот же миг я ощутила, что мое тело взмыло в воздух. Одновременно изо рта вырвался визг, который мгновенно ринулся сквозь решетку в лифтовую шахту и, нагулявшись там вдоволь, вернулся обратно на шестой этаж приглушенным напоминанием дурацкого испуга.

— С вами все в порядке? — спросил женский голос.

Я посмотрела на женщину, стоящую на пороге, и увидела округлившиеся от ужаса глаза. На мгновение она, кажется, испугалась не меньше моего, эта женщина, но, придя в себя, стала медленно закрывать дверь.

— Да, — отозвалась я, прежде чем она успела закрыть ее до конца. — Бумаги, — пробормотала я. — Бумаги упали. Вот незадача.

Дверной проем успел сузиться до ширины лица, но движение замедлилось. Женщина наблюдала в щель и тихо перебирала звенья дверной цепочки. Я молча смотрела. Мы, наверное, примерно одного возраста. На ней были очки с оправой в стиле шестидесятых, с массивными дужками и сужающимися к вискам, как крылья, линзами, и красное с белыми шарами платье-футляр. Собственно говоря, она была похожа на какого-то киноперсонажа, этакий предмет обожания, но потом я вспомнила, в каком сложно выговариваемом месте она работает, и все мои ощущения показались мне просто ерундой, ведь вместо того чтобы сидеть и фигурно подпиливать ногти, создавать свой стиль, ей, бедолаге, скорее всего, приходится быть и секретарем, и женой, и мусорным ведром, и доделывать все то, что не успел сделать начальник. Сама такой была.

Захотелось сказать ей что-нибудь приятное и подбадривающее, но я не успела.

— Ну и хорошо, — сказала она вдруг и захлопнула дверь.

Я осталась на лестничной площадке перед немой дверью. Долго ждать не пришлось, дверь снова распахнулась, и секретарша выскочила на площадку так стремительно, словно в офисе был пожар, вся ее элегантность в момент улетучилась. Заметив меня, она наклонила голову и с удивленным и одновременно оценивающим видом прокудахтала: «A-а, вы все еще здесь». Потом торопливо и растерянно оглянулась, театрально приложила ладонь ко рту, напрягла свои карминно-красные, с молекулярной точностью подведенные губы и прошептала:

— Совсем забыла, куда шла.

Когда она опустила руку, я заметила, что этот театральный жест не прошел бесследно для тщательно подведенных губ этой бедняжки. От левого уголка губ протянулся грубый красный след, словно резаная рана. На секунду пришлось даже задуматься, кого она напоминает, но потом из глубин памяти вдруг вырвалось — Джокер, Джокер, был такой герой комикса, сын читал комиксы в свое время запоем, но почему-то это внезапное воспоминание не обрадовало, женщину стало как-то даже жаль. И тогда я натянула на свои бесцветные губы товарищескую улыбку, пожелала ей хорошего дня и, прошуршав прижатыми к груди бумагами, повернулась в сторону ведущих вниз ступенек. На самом краю повернулась и сказала:

— Со мной тоже случается.

Женщина упрямо смотрела в пол прямо перед собой, отрешенно кивнула, вид у нее был жалкий. Так я ее и оставила, а сама стала спускаться, размышляя о том, что надо бы как-нибудь зайти проверить, все ли у нее о’кей.

Хотя в каком-то отделе головы я чувствовала удовлетворение от того, что ушла, очень эффектно получилось, спуск все равно пошел не так, как хотелось бы. Когда я дошла до следующего этажа, даже успев прочитать таблички на дверях — преобладали организации культуры и просвещения, — на верхней площадке послышался нервный секретарский цокот, который, судя по всему, грозил иметь какое-то продолжение, потому что катился вниз. Не знаю почему, возможно, оттого, что хотелось уже оставить в покое этого истерзанного человека, я отступила в самый дальний угол площадки, к двери ОО «Правое крыло левых», в этом, наверное, был какой-то свой юмор, в названии организации, но проанализировать это как следует я не успела, секретарша приближалась, и мне пришлось вжаться в дверь.