Степан Чепмэн - Тройка Страница 7

Черепахи-носильщики были одеты в затканные шелком ливреи. Они повернули свои рогатые морды, наблюдая за тем, как Ева забирается на сиденье, а затем подняли паланкин.

Червеголовые садовники широко распахнули ворота, ведущие из сада. Рыбы-собаки следовали толпой позади паланкина.

Процессия двинулась по мосту из янтарного стекла, стоящему на высоких опорах над широким, в милю, рвом со сверкающей зеленой водой. Ветерок трепал складки плаща Евы. На той стороне рва высилась огромная стена, составленная из больших металлических блоков. Дорога, ведущая через мост, уходила в отверстие в этой стене.

Когда паланкин приблизился к железной стене, с той стороны до Евы донесся многоголосый гул толпы. Сначала она решила, что этот звук издает Ксочипилли, князь Цветов, что поет у нее в крови, или же это шепот Нти Ки Ксо, оползневого гриба. Но потом сообразила, что это ревет многотысячная толпа, что собралась на Амбарной площади посмотреть на их процессию. Парад у Медицинского центра был важной частью Церемонии Жертвоприношения.

У подножия стены, где заканчивался янтарный мост, их ждали, выстроившись шеренгой, двадцать солдат-акул. Они присоединились к кортежу и вместе с паланкином и священниками двинулись к Амбарной площади.

— Помаши народу рукой, — приказал Еве наставник.

Дорога от моста шла широкой дугой по узкому проходу меж двумя рядами зернохранилищ, выстроенных в виде больших конусовидных зданий из песчаника. Кордоны орущих солдат сдерживали орущую толпу по сторонам дороги. Ева заметила, что здесь присутствуют все тотемы, какие она знала. Группы радостных креветкоголовых детей сосали сливочное мороженое на палочках, а их учителя с головами попугаев тыкали указками в сторону Евы и покрикивали на малышню. Рикши морского паука, стоявшие рядом со своими носилками, приветствовали ее. Они принесли с собой женщин-миног, чьи белые скользкие тела с икринками покачивались на носилках рикш под зонтиками. Ева помахала рукой женщинам-миногам, кое-кто из них помахал ей в ответ.

На амбарах по сторонам дороги были вывешены яркие вымпелы, что дергались и трепетали на ветру, изо всех окон зернохранилищ выглядывали люди-осьминоги.

Марширующий оркестр девушек — морских звезд влился в процессию и пошел впереди священников. Музыкантши дули в окарины и били в барабаны.

— Жизнь прекрасна! — мечтательно промолвила Ева.

— Для кого как, — заметил ее наставник.

Дорога пошла под уклон, к спуску в сверкающий яркий туннель, идущий сквозь пенобетонное основание города. Здесь эскорт и оркестр остановились, музыка смолкла, солдаты и музыкантши развернулись и пошли обратной дорогой, а Ева про себя взмолилась, чтобы ей хватило храбрости продолжить путь.

Туннель вывел ее вместе с почетным эскортом к движущейся кольцевой дороге, широкой, как река, что раскинулась на много миль под изогнутыми серыми сводами подземелья. Теперь Ева могла видеть все вокруг, внизу и вверху. Она видела бункеры, где теснились пираньи из касты воинов, и громадные пещеры, где прятались орудия противоракетной защиты, что охраняли страну Евы от ядерного удара. Она видела все прямо сквозь многотонную толщу пенобетона, что их окружала. Внизу, под землей, Ева рассмотрела магму, что текла и плавилась согласно геотермическим законам. Ева стала одновременно тектонической станцией и астрономической обсерваторией, она обозревала свой континент от края до края.

— А мы, оказывается, живем на плоту, — с удивлением сообщила она наставнику.

— Продолжай дышать, — пробурчал в ответ тот, — ты забываешь дышать.

Ответвление от кольцевой дороги вывело их на абсолютно ровную площадку, по краям которой стояли сторожевые башни с мазерными квантовыми усилителями. Над площадью нависала громада Медицинского центра. Три его башни выдавались вперед, они были смоделированы на основе решеточного строения морской губки и назывались Цветочной Корзиной Венеры. Для освящения фундамента этого здания в нем была погребена тысяча детей. В Центре процессию ожидали хирурги и сам Император рыба-кит.

Сопровождающие Еву тучные безрукие священники подошли к центральному входу. Когда они приблизились, с крыши на них водопадом излился фейерверк. Это был поток ослепительных сверкающих огней кобальтово-синего и хлорно-зеленого цвета.

Ева позабыла свои страхи, ее охватила счастливая эйфория. Она вышла из паланкина, раскинула руки и закружилась от радости. Ее волосы разметались, со светящихся драгоценностей, украшавших ее шею и руки, слетали кружащиеся спиралью искорки. Ева кружилась и смеялась, а падающие пылающие искры угасали, соприкоснувшись с землей.

Священники рыбы-собаки заставили Еву очнуться. Они прекратили ее кружение и повели вдоль возвышавшейся огромной стеклянной стены. Часть священников затянула хриплыми голосами погребальную песнь в знак того, что, как только она переступит порог Центра, Ева будет считаться официально не только мертвой, но и похороненной согласно ритуалу.

Эти священники должны были отвести ее в Тлалокан, в потусторонний мир. Но Медицинский центр — не Тлалокан! Это просто огромное здание, ничего особенного. Тогда зачем же они сказали ей, что ведут ее в Тлалокан? Что за глупые смешные вруны?

Сотни Больных появились на балконах больничных палат — люди рыбы-солнца, евнухи каури и дети желудевого червя. Они выглядели осунувшимися и невыспавшимися. Им всем пришлось отдать много крови Императору в этот день. Возможность предоставить свою кровь была их почетной привилегией, она вносила смысл в жизнь этих несчастных.

Святейший император использовал сегодня много крови, потому что после единственного пробега по Его святейшим венам она была пущена через трубы, чтобы оросить и освятить гидропонные фермы. Ему также нужна была кровь для наполнения широкого, как озеро, бассейна.

Самому ему не нужен был такой большой бассейн. Император был всего лишь толстый старик с четырьмя сердцами. Но он был Император, так что кровь нужна была во что бы то ни стало.

— Почему она остановилась?

— На что она так смотрит?!

— Продолжайте петь!

Императору нужно было четыре сердца, чтобы сохранить жизнь, и каждые четыре года каждое сердце заменялось на новое. Вот для чего нужна была Ева.

Снаружи один из детей желудевого червя взобрался на балконные перила. Стоящий рядом Больной подбадривал его криками, пока тот не прыгнул вниз. Тело, упавшее на каменные плиты, подпрыгнуло и перевернулось. За ним прыгнул другой Больной, потом они последовали плотным потоком один за другим. Самоубийства разрешалось совершать только в день Жертвоприношения. Тогда они прощались и считались освященными. Священники рыбы-собаки запели гимн в честь одобрения жертвы.

Растущая во дворе куча изуродованных при падении тел была ужасна. Ева поспешила ко входу в Центр. Священники сопровождали ее, пока не передали в руки четырех Медсестер. Медсестры были женщины-лососи с успокаивающими голосами, нежными руками и плоскими оранжевыми глазами. Они забрали плащ и головной убор Евы, а саму ее положили на каталку из белого стекла. Они повезли ее к берегу канала.

Позолоченная гондола покачивалась на вязкой, фиолетовой жидкости канала. Медсестры, везущие Еву, закатили каталку на гондолу, и маленькая золотая лодка двинулась вперед.

На гондоле они доплыли до шлюза. Задняя переборка шлюза закрылась, уровень мерцающей жидкости стал подниматься, и вместе с ним поднималась слегка покачивающаяся гондола. Когда открылись передние ворота шлюза, они оказались на Императорском Хирургическом этаже.

Медсестры подняли Еву с каталки и помогли ей встать на ноги. Они повели ее по длинному коридору, извивавшемуся, словно змея. Ева вдруг почувствовала слабость в коленках, но Медсестры удерживали ее прямо, не давая упасть. Поддерживая ее, они пропустили мимо себя колюшку-рентгенолога в тяжелом резиновом фартуке. Он оглянулся и поклонился им.

— Спасибо вам, — пробормотала ослабевшая Ева. — Спасибо.

— Не за что, — ответила одна из них. — Для нас это — большая честь.

Медсестры на ходу достали ножницы и начали обстригать буйную шапку волос на голове Евы. Черные гроздья рассыпавшихся по полу локонов отмечали их печальный путь. Затем они сняли с ее тела драгоценности и, пройдясь жужжащей машинкой по голове Евы, обрили ее наголо.

За сводчатой аркой в конце коридора находилась операционная — круглая палата под куполом из зеркального стекла. В центре палаты на базальтовом возвышении лежала обсидиановая Жертвенная плита. В алькове два голых хирурга с головами скатов вращались под светом дезинфицирующих ламп. Все шло как полагается.

Но в голове Евы начало просыпаться подозрение, что она окружена безумцами. Все эти дружелюбные приличные люди, все эти спокойно улыбающиеся профессионалы, которым и в голову не могло бы прийти, что они причиняют Еве зло, — все они были совершенно безумны. Они собирались вырезать у нее сердце! Сердце, которое билось у нее в груди! Она с трудом удерживалась от того, чтобы не закричать в голос.