Юлия Добровольская - Голос ангела [cборник] Страница 7

— И куда же мы едем?

Пассажиры слегка удивлены такой перемене: из хмурого молчуна водитель преобразился в своего парня и балагура. На его вопросы они отвечают вдвоем: часть фразы произносит девушка, часть — парень.

— Мы?.. На море…

— На море! Класс! И на какое же море мы едем?

— На Черное… В Крым.

— Замечательно! В Крыму в августе просто замечательно!.. По путевке или дикарями?

— Дикарями… В свадебное путешествие.

— Да что вы! Поздравляю! Любите друг друга, а? Конечно, любите. Вот и любите! И живите долго и счастливо. И чтоб в один день… в один день чтоб умерли… как в сказке.

Доставая из багажника сумки, Лев говорит:

— По такому случаю я с вас полцены беру.

Молодые наперебой пытаются уговорить его не делать этого. Но Лев непреклонен. Они недоуменно замолкают.

Лев садится в машину и машет им рукой:

— Счастливо! И помните — только в один день!

Уже не столь возбужденный, Лев сидит в машине, пристроившись в хвост вереницы такси.

«Да, умирать надо в один день. Так мы и сделаем. Белка! Если бы ты знала! Здорово я придумал…

Море… На какое бы море нам поехать?.. А, Белка? У нас с тобой еще целая куча денег осталась. Мы мечтали о каком–нибудь сногсшибательном круизе. Вот мы его и осуществим…

Я тебя забираю после обследования, на твой праздник, а назад не отдам. Пока они тебя совсем не закололи… И — сколько отпущено нам — все наше…»

В машину садятся пассажиры. Лев включает музыку, чтобы отгородиться от всего мира. Звучит песня «Битлз» It’s getting better.

«И впрямь — it’s getting better!..[1] Просто не по дням, а по часам… Вот только как уколы делать? Думаю, освою… Собаку свою, было дело, месяц колол — получалось. Попрошу сестру пару–тройку дней потренировать меня. Лекарство… это уже проблематичней… На три дня доктор даст, а потом?.. Да-с! Прокол… Думай, Лева, думай, мужик!..»

Брезжит рассвет.

Лев подъезжает к тому же гастроному, снимает «гребешок» и выходит.

Оборачивается на скрип тормозов и вспышки фар подъехавшей сзади белой новенькой «тойоты».

Из нее выскакивает поджарый энергичный мужчина средних лет и бросается на Льва:

— Левка! Ты?!

— Витька!.. — Лев удивлен и обрадован.

Они обнимаются и похлопывают друг друга по плечам.

— Мужик! Я вон с того перекрестка тебе мигаю! Задумался о чем? — Перебивая сам себя, приятель Льва продолжает: — Ты под красным стоял, я подъехал, смотрю — ты, не ты? Ты! Обалдел просто — Левка! Сидит — суровый такой… ни фига вокруг не видит… Зеленый дали — как дунул… я за тобой…

— Ты откуда свалился? Сто лет тебя не было…

— Стоп! Все по порядку! Ты сейчас куда?

— Оттаксовал, домой.

— Дома один?

— Один.

— О’кей! Меня примешь? Посидим, поболтаем.

— Разумеется!

— Машину где ставишь?

— Во дворе.

— Ты все там же?

— Нет, вот в этом доме живу.

Виктор присвистнул:

— Ничего себе… Ладно, об этом потом… Я вообще–то на какую–нибудь стоянку ехал приткнуться. Машина тепленькая еще… без номеров… Здесь где–то около школы…

— Есть. Я там тоже иногда ставлю.

— Давай туда, а назад на твоей. О’кей? И через гастроном! Я гуляю.

Они садятся по машинам и отъезжают.

Квартира Льва.

В гостиной Виктор — ходит по комнате, рассматривая все подряд. На столе — бутылки, банки.

Входит Лев с сервировочным столиком–тележкой. Расставляет тарелки, раскладывает приборы — сервирует стол по всем правилам.

Виктор подходит к музыкальному центру:

— Крутой аппарат… Что слушаем — старое, доброе, вечное?..

— Поставь что–нибудь.

Виктор вставляет диск. Звучит Santana.

— Пойдет?

— Более чем.

— А ты — тот же… словечки те же.

Они садятся. Виктор откупоривает две маленькие бутылки пива, чокается горлышками:

— За встречу! Для начала.

Они едят, запивают, почти не разговаривая. Утолив первый голод, откидываются почти одновременно на спинки. Смеются и закуривают. Лев спрашивает:

— Значит, отслужил у швейцаров? Что делать думаешь? От Родины, поди, отвык за шесть лет… Остаться не было мысли?

— Была мысль. В первый год… потом прошло. Помнишь, я тогда приезжал, мы классом встречались на какой–то годовщине выпуска… Эй! Вспомнил! Ты тогда влюбленный до безобразия был, с какой–то роскошной рыжеволосой… Жена вроде?..

— Потом… Давай дальше.

— Ну, потом так потом… Так вот, я тогда чуть всем не ляпнул, что в последний раз видимся… прощайте, родные, прощайте, друзья… съезжаю в Швейцарию, мол. Но сдрейфил. Не сказал. Уехал. А потом прошло как–то. Да и Родина подтягивается, смотрю… Глянь на стол — семь лет назад глаз бы выпал. А теперь — пошел, купил… Аж противно…

— Это если есть на что…

— У тебя что, туго?

— У меня–то, слава богу, не туго, а скольким на хлеб с молоком не хватает.

— Ну, такие всегда были. И везде есть. И в жирной Швейцарии, будь уверен!

— Только там это — исключение, а здесь — пока правило… Рассказывай.

— Служил я там в крупной клинике, в Лозанне. Уважя–я–и-мый чилавек был, панимаишь… Дом дали, там же, около клиники городок… Места роскошные! Сады… Придешь — покажу, фото, видик… Во–от… После трех лет контракт продлили. На год, потом — еще на два. Спикать–шпрехать научились. Любашка наша в Женеве второй год учится. А мы с Иркой решили вернуться… Она сейчас у родителей в Городке. Я тут уже неделю в суете: машина, квартира… Я чего вернулся–то — Ипэ делать буду. Со швейцарами. Стоматологическую клинику…

— Этих клиник сейчас как собак нерезаных. А зубы лечить негде — цены кусаются.

— О! А у нас цены — для народу будуть.

— Вас же бить через день будуть.

— Будь спок, мужик! Забыл, какая у меня крыша?

— Если знал…

— У Ирки же дядька родный в МИДе.

— А, да… Он замом сейчас, вот–вот министром станет.

— Вот–вот! В курсе, чем страна дышит… А мы там, знаешь… — Виктор продолжает о чем–то оживленно рассказывать, энергично жестикулируя.

«Славный ты наш дантист… Мне бы твои проблемы, доктор…

Стоп! Доктор… доктор — рецепт — лекарство… О’кей, как ты говоришь. Может, мне тебя как раз Тот Самый послал? А?..»

Виктор, закончив рассказ, обращается к Льву:

— Ну а ты как?

— Я как?.. Давай выпьем.

— Что тебе — мартини, «Смирноффа»?..

— Мартини… Как у нас с этикетом — можно мартини ветчиной с маслинами закушивать?

— Можно. Только наоборот — ветчину с маслинами запивать мартинями.

— Пардон…

— Эх, мужик! Не тиранили тебя этикетами да протоколами… Так что ты — как это ты из программистов в таксисты подался?

— Завод наш распинали…

— Фиговые дела на Родине, если таких программистов распинывают!

— Мне предложили работу… но не совсем по мне, вот я и ушел. Лицензию взял — зарабатываю не меньше… Иногда по старой памяти приглашают на несколько дней то туда, то сюда… наладка, учеба. Платят тоже хорошо. На заводе за месяц столько не выходило. Так что — и квалификацию не теряю, и на жизнь хватает…

— О! Теперь за жизнь! Почему здесь? С кем? Где она? Давай — в свободной форме… порядочек–то в квартире холостяцкий!..

— Чего рассказывать? Жену мою ты видел — Анну…

— Да, мужик! Мы тогда покачнулись все! Это ж надо — в тридцать стать холостяком, да еще каким — матерым, железобетонным холостяком! А потом, в сорок три такую даму отхватить!.. И ведь никто ничего не знал. Телефон, говорят, молчит… залег наш Левчик на дно. Я, конечно, гад — не писал… Но там такая жизнь бурная… Ну так что?.. рассказывай.

— Вот и все.

— Ха! Рассказал мне друг за жизнь! Где женато? Это ее дом?

— Ее.

— А твоя хрущоба?

— Продали.

— Неплохо, поди, продали? У тебя ж там такое было — не разберешь сразу, куда попал…

— Неплохо.

— А жигуль?

— Тоже.

— Лева, не рассказ, а песня! Где твоя рыжеволосая Анна?

— В отпуске.

— А ты?.. Ладно, не темни — разошлись?

— Да нет, все о’кей, как ты выражаешься… Налей водки… в стакан.

— Так… Мужик, ты если о’кей говоришь, так у тебя физиономия отставать не должна… А у тебя на ней фигня какая–то нарисована, а не о’кей.

Виктор озадаченно смотрит на Льва и наливает ему в стопку. Тот переливает в стакан и доливает до половины. Выпивает как воду.

— Дай сигару.

— На! Ты хоть курил их?.. Не затягивайся сильно.

Лев закуривает. Откидывается на спинку дивана, с наслаждением выдыхает густой дым в потолок и говорит будничным тоном:

— Анна в больнице… умирает от рака.

Виктор присвистнул:

— Прости, мужик… Неожиданно…

— Прощаю.

Лев наливает еще водки — себе и Виктору.

— Ну, будем! — Выпивает, не дожидаясь друга, затягивается.