Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 11 2010) Страница 75

Кавказ русская литература начала осваивать в XIX веке одновременно с русской армией. На протяжении столетия классики от Бестужева-Марлинского и Пушкина до Толстого и Бунина выбирали Кавказ как место действия для своих поэм, повестей, рассказов, а горцев делали их главными действующими лицами. Но русские писатели позапрошлого века не слишком пристально вглядывались в жизнь кавказских народов. Главное - население этого региона представлялось им принципиально отличным от русского населения империи, обладающим своим колоритом, менталитетом, обычаями, ничего общего не имеющим с пришедшими с севера завоевателями. Для романтиков горцы были идеальными бунтарями, а Кавказ – байроновской Грецией, местом бегства от обыденности столичной жизни.

В конце столетия Кавказ практически сходит со страниц русской литературы, тот же «Хаджи-Мурат» написан гораздо позже, чем задуман. Герои-горцы уступили позиции героям-революционерам, далеким от романтического идеала.

В советское время описание жизни родных регионов – как мирной, так и на виражах истории – в творчестве национальных авторов стало привычным. Но на нынешний момент – за несколькими яркими исключениями - почти все они остались скорее в истории литературы, чем собственно в литературе. Поэтому, если смотреть из 2010 года, кажется, что Кавказ в 60 - 70-е выпал из центра русской общественно-политической и литературной жизни, а с началом межэтнических и военных конфликтов в конце 80-х вернул себе утраченные позиции. Литература подоспела только в «нулевые» годы, выдав целый пласт произведений о Первой чеченской войне и постепенно формируя тексты о Второй. Но Прилепин и Бабченко, самые яркие авторы этой волны, пишут о себе в Чечне, об экстремальном опыте, о войне; Маканин - совсем иначе, но тоже рассматривает ситуацию войны на Кавказе. Кавказский мир в творчестве этих авторов не описан, да как его описать, не будучи погруженным в этот отдельный мир на протяжении долгого времени? Герман Садулаев с книгой, декларативно названной «Я – чеченец!», ворвался в современную литературу с этим взглядом изнутри, но и он скорее описывает экстремальный опыт того, кто оказался по другую - по сравнению с Прилепиным и Бабченко - сторону баррикад, - гибель народа, оказавшегося в сердце военной мясорубки.

И вот мы дождались текста, который дает картину жизни, а не гибели Кавказа. Повесть никому не известного Гуллы Хирачева из Махачкалы под названием «Салам тебе, Далгат!» отмечали еще с момента объявления лонг-листа премии «Дебют», а на пресс-конференции во время объявления финалистов премии Александр Иличевский, помнится, воскликнул: «Хирачев, вы гений!» Но самое интересное случилось уже на церемонии вручения «Дебюта»-2009, когда перед собравшимися предстал лауреат в номинации «Крупная проза» за повесть «Салам тебе, Далгат!»… известный литературный критик, москвичка Алиса Ганиева. Вот тогда стало по-настоящему любопытно, что и как написала о жизни современного Дагестана проницательная и умная молодая критикесса. Наконец, в июле повесть вышла в журнале «Октябрь» и стала достоянием если не широкой, то экспертной общественности.

Действие происходит в Махачкале и занимает около суток. Молодой парень Далгат должен передать что-то своему родственнику Халилбеку, а тот все время случайно ускользает от главного героя. Преследуя дядю, Далгат встречает знакомого Магу – «крутого парня» с «крутой тачкой», религиозного и пророссийски настроенного друга Арипа, не издаваемого на родине писателя Яраги, который дарит ему книгу о Дагестане, художника Наби, создавшего собственный стиль, религиозного и антироссийски настроенного знакомого Мурада, однокурсницу Меседу, которая собирается уезжать в Питер… За день Далгат побывал на чествовании местной поэтессы, свадьбе знакомого, где был убит один из гостей, в кафе с Меседу, на городском пляже, рынке… Одни рассказывают ему о том, как клёво гуляли накануне, другие пытаются обратить к исламу, третьи предлагают уезжать из Махачкалы, где русских считают пьяницами и проститутками… Наконец, поздно вечером Далгат все же встречает Халилбека, этой радостной для героя встречей и заканчивается повесть.

В предисловии к журнальной публикации автор (уже под собственным именем) отмечает, что хотела бы, чтобы повесть стала катализатором развития литературного процесса в Дагестане. На мой взгляд, эта небольшая книга может стать импульсом для нового развития и русской современной литературы. Повесть Ганиевой – это тот самый «новый реализм», который автор – уже в качестве критика – провозглашает и пропагандирует. Наиболее чистым образцом этого направления мне до сих пор представлялся роман «Елтышевы», но и Сенчин, на мой взгляд, написал лаконичный, цепкий, мрачный – но все же концептуальный - роман: о вымирании русской семьи, гибели маленьких людей из-за собственных же ошибок. Повесть Ганиевой так не охарактеризуешь. «Об исламизации дагестанского общества» - да, но далеко не только. «О падении уровня образования и культуры» - да, но еще «о молодежи современного Кавказа», «об отношении к России жителей ее отдаленных провинций» и т. д. Это именно рассказ «о жизни современного Дагестана», а не о какой-то ее одной шокирующей составляющей. По повести можно снять кино, и оно отлично познакомит жителя средней полосы России с жизнью в Дагестане – что-то похожее на фильм Учителя «Прогулка», где история нескольких героев и связанные с этим перипетии сюжета наложены на ряд сменяющих друг друга картинок Петербурга. То же самое и здесь: постоянное перемещение героя по городу меняет фон, а на первом плане сменяют друг друга персонажи, с которыми встречается Далгат.

Далгат не гопник, но умеет быть своим в этой некомфортной среде, не радикальный исламист, но не без интереса относится к религии, не ультра-патриот, но любит Дагестан и предлагает знакомой остаться в Махачкале, а не ехать в Питер. Такой герой позволил Алисе Ганиевой делать первый план размытым, просвечивающим: повлиять на судьбу или мировоззрение Далгата встреченные им «агитаторы» не могут. Он не имеет сформировавшегося убеждения по разным вопросам, но стремится спокойно и самостоятельно его выработать. Далгат – нормальный человек, который приспособился жить в не самом нормальном обществе, где другие выбирают для себя выходы радикальные: одни уходят в боевики, другие становятся милиционерами и гибнут от рук первых, третьи ратуют за шариат… А Далгат не может пойти ни за кем, потому что он, в общем-то, склонен просто к спокойной, тихой жизни. Неудивительно, что Ганиева, уехавшая из Махачкалы в Москву после школы, выбрала такого героя: очень вероятно, что Далгат чувствует то же, что чувствовала сама Алиса до отъезда с родины.

Если посмотреть шире - на всю панораму новейшей отечественной литературы, то мы увидим в основном персонажей на повороте истории или своей личной судьбы. Главный герой Ганиевой на этом фоне теряется, но мне видится в этом шаг вперед: попытка написать интересно и красочно о жизни обычного человека в обычное время, пусть и в бурлящем обществе (а какое общество не бурлит постоянно?), требует не меньшего мастерства от автора и заслуживает не меньшего внимания читателя. Здесь Ганиевой во многом помог псевдоним, позволивший автору, скрывшись под маской, отстраненно, без истерики, свойственной некоторым современным авторам, фиксировать действительность. Она отдает все оценки и эмоции на откуп читателю – оставаясь намеренно нейтральной даже в самых шокирующих сценах, как в уже упомянутой гибели молодого парня на свадьбе своих друзей. Это и есть та реалистичность, которую старательно защищают «новые реалисты»: писать, не изменяя действительность своим мнением о ней, явленном в этом же тексте.

Своя кухня, своя вера, свой язык – все, что осталось у дагестанской молодежи; остальные обычаи Маги и Арипы стремительно теряют, гоняя на тачках, чтобы приударить за девушками, смотря клипы по музыкальным каналам, отдыхая в клубах. Досуг молодежи здесь мало чем отличается от времяпрепровождения большинства подмосковных, питерских, якутских или дальневосточных молодых людей. И дело не в том, что в Дагестане плохо, а тут хорошо. Дело в том, что везде не очень. Уедешь в центр, останешься на окраине - «все равно никто никого не любит».

Кирилл Гликман.

КНИЖНАЯ ПОЛКА МИХАИЛА ЭДЕЛЬШТЕЙНА

Книжная полка Михаила Эдельштейна

+ 9

Р е л и г и о з н о - ф и л о с о ф с к о е  о б щ е с т в о  в  С а н к т - П е т е р б у р г е  (П е т р о г р а д е): История в материалах и документах 1907 - 1917. Подготовка издания О. Т. Ермишина, О. А. Коростелева, Л. В. Хачатурян, О. В. Самоцветовой, С. А. Мартьяновой и др. М., «Русский путь», 2009. Т. 1: 1907 - 1909, 680 стр. Т. 2: 1909 - 1914, 600 стр. Т. 3: 1914 - 1917, 656 стр.