Артур Япин - Сон льва Страница 76

— А я нет, — говорит Понторакс, улыбаясь, и стартует не с той передачи. — Моя жена считает, что я разделяю ее любовь к большим праздникам. Это недоразумение. Одно из многих между мужчиной и женщиной. Я люблю красивых женщин, конечно, но весь этот бразильский ажиотаж для меня — ничто. Но раз уж моя жена это затеяла, предпочитаю оставлять ее в неведении. Это менее болезненно, чем правда.

Порыв ветра. Несколько бумажных фонариков загораются. Хвосты змеев вспыхивают, как фитили, и, охваченные пламенем, распадаются на части. Тлеющие обрывки кружатся слева и справа от лимузина, движущегося по горной дороге.

— Чем больше мы любим женщину, тем менее реально ее воспринимаем, — говорит Понторакс. Мы считаем, что знаем, чего хотят наши возлюбленные, но порой очень сильно ошибаемся. Чья это вина — того, кто падает жертвой недоразумения, или того, кто не предпринимает ничего, чтобы вывести партнера из заблуждения?

— Я должна пойти к нему! — говорит Гала, решительно высвобождаясь из объятий Максима.

Она выпрыгивает из больничной койки и опускает лицо под кран. Три минуты — и она уже одета и готова ехать. Она принимает известие о том, что Снапораз в коме, как генерал приказы — ни слезинки, ни сомнений, с желанием только одного.

Максиму это знакомо.

— Каждый любит кого-то, — говорит Понторакс Максиму в качестве утешения, снабжая его деньгами на обратную дорогу. — Это бесконечная цепь. Порой нам дано на короткое время присоединиться к подходящему звену. Искусство состоит в том, чтобы узнавать эти моменты и ценить их по достоинству.

Вернувшись в Рим, Гала каждое утро закрывает за собой дверь церквушки и идет к замку Святого Ангела.[305] Садится на автобус № 982 и едет до конечной остановки.

Остаток пути до клиники идет пешком. Регистрируется у ворот, где ее просят представиться и назвать, в каких она со мной отношениях.

— Я близкий ему человек, — отвечает она, но и только.

В ответ ей предлагают подождать на автомобильной стоянке, за оградой главного корпуса, — место, зарезервированное для всех тех, кто хочет повидать Снапораза или надеется узнать новости о его состоянии. Никого из них не пускают. Тем не менее, группа интересующихся постоянно растет. С десяти утра появляются продавцы пива и воды, торговцы пиццой и мороженщики. Сувенирный киоск, продававший в Чинечитте кружки, платки, брелки со Снапоразом, тоже переехал сюда. В особенности дневное время — золотое время для торговцев, когда чиновники приходят обедать из города, а домохозяйки, которые здесь остаются на целый день, угощают своих детей. Каждое воскресенье днем проводится служба за мое здоровье. Некоторые туристские автобусы включили себе в маршрут клинику, и видно все больше новобрачных, выбирающих это место как альтернативный фон для свадебных фотографий. Чтобы скрасить толпе ожидание, директор клиники распорядился повесить громкоговорители, из которых, не переставая, звучит музыка из моих кинофильмов.

Я слышу эти звуки, сидя в бельведере в своем инвалидном кресле. Пожилая пациентка приподнимает больничное одеяние, как бальное платье, и часами кружится под эту музыку со счастливой улыбкой на лице.

Все это время я представляю, как Гала ждет меня на улице. От этого можно сойти с ума. Пальцами вцепилась в колючую проволоку. Металл впивается в кожу. Откуда ей знать, что со мной все в порядке? Нет ничего, что принесло бы мне большего облегчения, чем возможность ее увидеть и успокоить, но я не в состоянии донести эту информацию ни до кого.

К вечеру интерес спадает. Семьи возвращаются домой, продавцы собирают товар, и в полвосьмого отключается музыка, прямо посреди такта. Гала снова подходит к воротам, называет себя и спрашивает, нет ли для нее новостей. Ей советуют прийти завтра снова, после чего она с последними лучами заходящего солнца через поля возвращается в город.

Дома ее ждет Максим. После возвращения с Сицилии его жизнь состоит лишь из забот о Гале. Он поставил себе задачу следить за ее питанием. По утрам он приносит ей хлеб и фрукты, которые она берет с собой каждый день, когда идет к любимому. Потом он ищет на римских рынках определенные сорта зерен и овощи, богатые клетчаткой, которые готовит днем в соответствии со строжайшей диетой: она должна заставить ее пищеварение работать самостоятельно при поддержке курса витаминов и дорогих лекарств, выписанных Понтораксом.

Мечты, с которыми он когда-то приехал в Рим, давно улетучились. Лыжное фиаско научило его, что актеры прекрасно взаимозаменяемы. Несмотря на их гигантскую работу над собой, оказывается, их проще заменить, чем часть декорации, которую смастерили в течение нескольких часов. Максим мог понять это гораздо раньше, когда впервые увидел стены Чинечитты с их фотографиями. Тем не менее, он смог вступить на новый путь лишь тогда, когда старые пути были отрезаны. Когда он лежал на верхних ступеньках «Ара Коэли» и приходил в себя от удара, он уже тогда чувствовал, что выбрал тупиковую ветку. Сначала он тосковал по жизни, которая была так близко, но чем слабее становилось его горе, тем сильнее развеивался туман его амбиций.

— И? — спрашивает Максим у Галы каждый вечер, когда она возвращается. — Получилось?

Если у нее не было желания рассказывать, он накрывал на стол. Когда она начинала плакать, он ее утешал. На короткое время это давало ему ощущение своей нужности. Потом она снова начинала говорить о Снапоразе, о том, как тот ее прекрасно чувствовал, что его гений излучался на нее, и поэтому она в его присутствии себя всегда ощущала значительней.

Максим не возражает. Ее горе причиняет ему боль, зачем еще больше его растравлять? Он молчит, потому что любит ее. Но своим молчанием он способствует продолжению безвыходной ситуации.

«Может быть, было бы большей любовью с моей стороны, — подумал он как-то раз, — отрицать, что их любовь уникальна? Может быть, было бы лучше схватить ее за плечи и трясти, пока она не поймет, что в толпе на стоянке перед больницей гораздо больше молодых красивых женщин, вцепившихся пальцами в колючую проволоку ограды, которые точно так же считают, что имеют право стоять у больничной койки Снапораза?»

Но его любовь к Гале настолько велика, что он не может позволить себе так жестоко ее ранить. Или, возможно, он — трус и боится сказать ей правду?

— Да, — вместо этого говорит он всякий раз, — ваша дружба — уникальна. Она достойна того, чтобы каждый день благодарить за нее судьбу.

После чего Гала смотрит телевизор или читает, пока Максиму не приходит время возвращаться в Париоли.

Человеческий разум способен так сильно подавлять фантазию, что во время своих ночных прогулок по городу Максим только однажды встречается сам с собой. Это происходит на Пьяцца Навона, вскоре после того, как отключаются фонтаны, и гадалки уходят домой. Когда он выходит на площадь, она уже опустела, за исключением одной парочки, которая лежит, обнявшись, у скульптуры Мавра, совершенно не обращая внимания на случайных прохожих.

Максим уже почти прошел мимо, как вдруг узнает в молодых людях себя и Галу. Он оборачивается. Парочка выглядит влюбленной. На девушке тигровый пиджак. Юноша положил ей голову на плечо. Максим подходит к ним на расстояние в несколько метров, но парочка так занята собой, что он для них, похоже, не существует.

Они совсем недавно приехали в Рим и с наслаждением лежат, вытянувшись, на мягких камнях его площадей, которые служат им гостиной. Они ничем не связаны, и все им кажется возможным. Через некоторое время девушка встает, раздевается до нижней юбки. Моет руки и плечи в воде бассейна. Наклоняется совсем низко и окунает в воду лицо. Когда она выпрямляется, то замечает Максима, который смотрит на нее на расстоянии. Ей смешно. Она набирает в ладони воды и брызгается в него. Теперь и он осмелел, и тоже подбегает к фонтану. Она снова хочет его обрызгать. На секунду кажется, что Максим решил порезвиться вместе с молодыми людьми, но он передумывает и, ни сказав им ни слова, уходит. Спешит пересечь площадь. Ведь завтра рано утром Гала уйдет, и ему надо успеть вовремя приготовить для нее специальный завтрак.

— Синьора Вандемберг! — кричит мужчина в фильме.

Он спускается по темной подвальной лестнице. Женщина, за которой он следует, его не слышит. У нее в руке полное ведро молока. Она идет в своем длинном пятнистом халате вдоль камер. В одной из них за решеткой стоит велосипед. Другие камеры, похоже, пусты.

— О! Синьора Вандемберг! — вздыхает мужчина, — это была самая прекрасная женщина на свете, голландка! Синьора!

Теперь она оборачивается.

Мужчина сказал всего лишь правду.

— Синьора, позвольте понести ваше ведро?

— Ты не сможешь, — отвечает женщина, — ведь ты еще мальчик.

Она говорит по-голландски, но мужчина, кажется, ее понимает. Внезапно он замечает, во что одет. На нем синий матросский костюмчик с белым воротником.