Борис Рыжий - В кварталах дальних и печальных Страница 8

Костер

Внезапный ветр огромную странусдул с карты, словно скатерть, — на пол.

Огромный город летом — что костер,огонь в котором — пестрая одеждаи солнце. Нищие сидятна тротуарах в черных одеяньях.И выглядят как угли. У девчушкина голове алеет бант — онаеще немножко тлеет. Я ищув пустом кармане что-то — может, деньгидля нищих, может, справку в небеса,где сказано, что я не поджигатель.…А для пожарника я просто слаб.

Фонари

Фонари, фонари над моей головой,будьте вы хоть подобьем зари.Жизнь так скоро проходит — сказав «Боже мой»,не успеешь сказать «помоги».Как уносит река отраженье лица,век уносит меня, а душаостаётся. И что? — я не вижу конца.Я предвижу конец. И, дышаэтой ночью, замешанной на крови,говорю: «Фонари, фонари,не могу я промолвить, что болен и слаб.Что могу я поделать с собой? —разве что умереть, как последний солдат,испугавшийся крови чужой».

«Россия, шолом!..»

Россия, шолом!Родная собачья Россия!Любил бы — пожалуй,писал, как положено, кровью.Я вовсе не тонок,я просто чертовски бессилен.Любить тебя надоогромной животной любовью.Я вскрыл тебя, словноконсервную банку, и губы порезал.Звезды, как рыбы,плавали в луже — лови их руками.И плыли созвездья.Ах, все ты — одно отраженье:люди, собаки, поэтыи братья с врагами.Как часто снега уносят,сползая в бескрайность,тебя, словно скатерть —вчерашний несъеденный ужин.Мне завтрак не нужен.Как часто пернатая стаятуда улетает.И он мне до боли не нужен.Ты вся из контрастов.Медальные шеи бульдогов.В лишайных дворнягахнет шерсти на шапку. Мне оченьхочется бытьполуспившимся собаководом —выгуливать пресные слезына впадинах щечных.Шолом же, Россия!Царицы, разбойники, тройки.Как пиджак — наизнанкувыверни ржавые дали.Гляди, утопили щенятна шикарной помойке.Нас слезы не душат.И нас с тобой завтра не станет.

1994

Новогодняя ночь

Новый год. На небе звёзды,как хрусталь. Чисты, морозны.Снег душист, как мандаринзолотой. А тот — с луноюсхож. Пойдёшь гулять со мною?Если нет, то я один.

Разве могут нас морозынапугать? Глотают слёзывдоль дороги фонари,словно дети, с жизнью в ссоре.Ах, не видишь? что за горе —ты прищурившись смотри.

Только ночью Новогодней,друг мой, дышится свободней,ты согласна? Просто такмы пойдём вдоль улиц снежных,бесконечно длинных, нежных.И придём в старинный парк.

Там как в сказке: водят зверихоровод — по крайней мере,мне так кажется — вокругёлки. Белочки-игрушкина ветвях. Пойдём, подружка.Улыбнись, мой милый друг.

«Разве только ангел на четыре слова…»

Разве только ангел на четыре словаспустится с небес.Я, со стуком в двери спутав стук больного,выхожу в подъезд.

И дитя осенней, старой и печальной,кинутой звездыдопивает что-то из груди стеклянной,но глаза чисты.

«Здесь бывал такой-то, «Лена любит Любу»,«Некто Цой всегда…»Только ночью вижу тех, кто здесь не будетбольше никогда.

Отворить почтовый и, сухие листьявысыпав, закрыть.Знаю, что правдивей и безмолвней писеммне не получить.

Потому что можно не читать и вовсене писать ответ.Только я подумал — появились гостипервый раз за… лет.

Вот и слышу, где-то музыка играет,тыщу лет играй.«Здравствуй, моя Мурка, здравствуй, дорогая,здравствуй и прощай».

Стихи для пустого альбома

Я приду к тебе с пустым альбомом,друг мой ласковый и нежный,на исходе жизни и с наклономподпишу небрежно:«Я дарю тебе свою единственную книгуна оставшееся счастье.В знак победы горечи над криком.Хоть сжигай ее, хоть рви на части —не убудет. Кроме прозы,Все, что я писать пытался, тут жеразмывали слезы.Либо потому, что вряд ли нуженэтот почерк, алые чернила.(Впрочем, цвет у них — лиловый.)Либо жизнь моя взаправду уместиласьв два печальных слова:“фабрика”, “цена”. На этих чистыхнарисуй меня, как только выйдуот тебя, дружок, красивым и плечистым.Но исчезнувшим из виду».

«… Поздним вечером на кухонном балконе…»

… Поздним вечером на кухонном балконе,закурив среди несданной стеклотары,ты увидишь небеса как на ладонии поймешь, что жизнь твоя пройдет недаром.В этом мире под печальными звездами.То — случайная возможность попрощатьсяс домочадцами, с любимыми, с друзьями.С тем, что было, с тем, что есть, и с тем, что будет.

Вальс с синими слонами

Сотня синих слонов, сотня синих слонов.О, как величаво уходите вы.Диким табором. Молча. Без слов.По пустыне больной головы.Словно смысл вы несете большой.Словно жизнь заключается в вас —только в синих слонах. Если там водопой,так напейтесь сполна и тотчас,дорогие мои, возвращайтесь ко мне.Ну, допустим, я вас посчитать позабыл.Прежде чем позабудусь во сне,принесите водыв долгих хоботах. О, не сочтите за труд.И устройте фонтан. Хоть на час. Хоть на миг.Чтоб, когда образуется пруд,вышло солнце, послышался крикдетворы. Сей к фонтанам положен пейзаж —утомленное солнце и шепот листвы.Но колышутся уши у вас,словно флаги. Уходите вы.

«Ах, куда вы уходите все так скоро…»

Ах, куда вы уходите все так скоро —девочка, мальчик в коротких брюках.Кто вы были? Что это был за город?Я запомнил первые две-три буквы.И еще немного — была аллея,что превращалась то в лес, то в море.И еще — как щеки ее алели,когда счастье переходило в горе.И еще какие-то люди были.Отражались звезды в глазах их влажных.Но не помню — добрые они илизлые. Впрочем, совсем не важно.Снегопад в старой оконной раме.И кружатся белые хлопья, словно.В пальто укутавшись, на диванея курю. И уплываю сновав сладкий сон, что овладел землею.Чтоб еще раз их повидать при жизни.Человек, как медведь, должен спать зимою,колыбельную спойте ему, пружины.

На бледно-голубой эмали

Березы ветви поднималии незаметно вечерели.Я ныне и не помню, как Вас звали.И были ль Вы со мною в самом деле?Увы, я вспоминаю только рощу,хрустящий снег и прочие детали.

Где как-то странно с приближеньем ночиотчетливее тени наши стали.И нынче, верно, там они чернеют,отпугивая всяческую живность.Все так же — снег не тает, вечереет.Лежат они — печальные, большие.

Места есть на земле, где расстаются,кто б ни забрел. Такие уж, поверьте,места. Так вот они и остаютсяв мозгах, сим подчеркнув свое бессмертье.Там, я считаю, с Вами и гуляли.Но я не помню, как глаза у Вас темнелина бледно-голубой эмали,какая мыслима в апреле.

Черные скалы