Ежи Анджеевский - Страстная неделя Страница 8

— Да, Юлек! Тут недавно заходил Влодек Карский, тебя спрашивал.

Юлек остановился.

— Влодек. — Он задумался. — Смуглый такой, чернявый?

— Да, он тут над нами живет.

— Знаю, конечно, знаю! — Юлек кивнул головой, улыбнулся.

Если бы не эта улыбка, явно говорившая о том, что этих двоих объединяют какие-то общие дела, Ян, возможно, подавил бы свое раздражение. Но тут он не выдержал.

— Я вижу, ты усердно взялся просвещать подростков.

Юлек поморщился и сразу занял агрессивную позицию.

— Ну и что? Ты ставишь мне это в вину?

— Да.

— Жаль. Тебя жаль, разумеется.

Малецкий даже побледнел от гнева.

— Тебе двадцать два, и ты можешь делать, что тебе заблагорассудится…

— Надеюсь! — буркнул Юлек.

— Но отдаешь ли ты себе отчет, какое зло причиняешь мальчишкам, хотя бы этому Карскому, вовлекая их в эти дела? — и он указал на место, куда упал револьвер.

— Что ты тут говоришь! — возмутился Юлек. — Ведь не только о тех делах речь! Борьба идет за нечто большее, за… впрочем, где тебе понять! Одно скажу, жаль, что тебя никто, как ты выразился, не просвещал в твои шестнадцать лет!

— Ого! — воскликнул Ян.

— Да, да! У тебя было бы меньше времени на душевные конфликты, и ты не стал бы… эх! — Он махнул носками. — Сам себе можешь досказать остальное.

Малецкий вздрогнул, но тотчас укрылся за презрительной гримасой.

— Что ты знаешь обо мне?

— Я? — Юлек прищурился. — Я знаю о тебе ровно столько, сколько нужно, чтобы тебя осудить. Это ты знаешь о себе слишком много. И слишком мало, да, впрочем, это одно и тоже!

Ян иронически усмехнулся.

— Ты, я вижу, вздумал философствовать. Прекрасно! Но самомнения тебе не занимать.

Юлек хотел немедля ответить, однако взгляд его случайно упал на жену брата.

Она стояла у стола, опустив голову, повернувшись в профиль к обоим мужчинам. Тень ресниц падала на ее щеку. Выглядела она задумчивой и грустной.

Юлек тотчас остыл. Поправил висевшие на плече бриджи и подошел к брату.

— Не сердись, старик! Я не желал тебя обидеть.

Но Ян не собирался так быстро уступать.

— Что-то ты слишком часто, сам того не желая, ведешь себя непозволительно…

У Юлека дрогнули губы и слегка потемнели щеки. Он склонил голову, потом поднял глаза, усмехнулся.

— А ты наблюдательный! — сказал он весело. — Ну, пойду одеваться.

И вышел из кухни, по своему обыкновению слишком громко хлопнув дверью. Чуть погодя из спальни Малецких, где он оставил свои вещи, донеслось громкое посвистывание.

— Хорош у меня братишка, а?

Анна начала укладывать на тарелку нарезанные ломтики хлеба.

— Ты ведь знаешь, я очень люблю Юлека.

— Но ты с ним почти не знакома! — Он пожал плечами. — Видела-то его всего несколько раз.

— Да, — ответила она. — Но тебя, в сущности, я ведь тоже знаю очень мало.

— Меня? — искренне удивился Ян.

Он подошел к жене и, взяв ее за руки, заглянул в глаза.

— Что-то новое?

Она едва заметно усмехнулась.

— Ничего нового! Но так оно и есть.

— Ты никогда такого не говорила.

— Ну, а если бы сказала, что это меняет? — Она взглянула на него. — Впрочем, не только я тебя не знаю. Ты меня тоже не знаешь. — И прибавила тише:— А бывает, и не стараешься узнать…

Он ничего не ответил. Только отпустил ее руки и подошел к окну.

Синеватые сумерки сгущались. Вечер был теплый и спокойный. По верхушкам елок гулял легкий ветерок. Пересекая улицу, к дому направлялся Пётровский, молодой муж толстой торговки с первого этажа, в светлой, лихо сдвинутой на затылок шляпе, в наброшенном на плечи пиджаке. Вот он остановился и, подтягивая пояс на брюках, обернулся вслед девушке, которая шла мимо по тротуару в другую сторону.

Анна вынимала из буфета тарелки.

— Милый, — сказала она. — Ирена там одна.

— И верно! — спохватился Малецкий. — Иду. А ужин скоро будет?

— Минут через пятнадцать.

Он хотел уже уйти, как вдруг среди глубокой тишины послышались очень далекие звуки выстрелов. Он подошел к окну и стал прислушиваться.

— Послушай! — позвал он жену. — Вот опять!

Она подошла поближе. Минуту оба прислушивались.

— И еще! — уловил Малецкий далекие залпы. — Хорошо слышно.

Она кивнула.

— Опять!

Анна отошла от окна. Помолчав, сказала:

— Как ты думаешь, с нашей стороны им кто-нибудь поможет?

Малецкий пожал плечами.

— В этой ситуации? Как ты себе это представляешь? Каким образом? Мало наших уже погибло и продолжают погибать?

Она покачала головой.

— Это не так просто!

— Что не просто?

— Вот то! — Она показала рукой в сторону гетто. — Может, ты будешь смеяться над тем, что я скажу…

— Я?

— Не знаю. Может, и нет, но…

Она сбилась и замолкла.

Ян подошел к ней.

— Аня! — нежно шепнул он.

Она подняла на мужа глаза, такие печальные, какие он редко видел прежде.

— Потом поговорим об этом, вечером, когда будем одни. Хорошо?

— Тебе так хочется?

— Да.

— Ладно, — согласился он. — Я тебе напомню.

— А теперь иди к Ирене, иди!

Он заколебался.

— Иди, милый, — попросила она.

Он вышел с тяжелым сердцем и минуту постоял в прихожей. В спальне вполголоса напевал Юлек. Он, наверно, уже оделся — слышно было, как он ходит по комнате в своих военных сапогах. За застекленной дверью двигался его силуэт. По другую сторону коридора, в так называемой мастерской, царила тишина.

Ян наконец решился и вошел туда.

Ирена стояла у приоткрытых балконных дверей, опершись на большой чертежный стол. Она уже сняла жакет, и рядом с нежным опаловым цветом блузки еще темнее казались ее тяжелые пышные волосы.

На звук отворяемой двери она обернулась.

— Прости, пожалуйста, — начал оправдываться Малецкий, — оказалось, что приехал мой брат, а я об этом понятия не имел.

— Брат? — удивилась она.

— Ты не знаешь его. Юлек.

— Ага! — припомнила она. — Тот самый, за которого ты все время беспокоился?

— Тот самый. Теперь, впрочем, я уже перестал беспокоиться.

Ирена снова поглядела на балкон.

— Слушай, на какую сторону выходят здесь окна? Я не очень ориентируюсь…

— Там — восток! — Он показал рукой в направлении Вислы.

— Так, — она задумалась, — значит, гетто в той стороне?

— Чуть ближе к югу.

Она мельком взглянула туда и сразу вернулась к предыдущей теме.

— А чем занимается твой брат?

— Юлек? — переспросил он равнодушно. — Не знаю. Вероятно, тем же, чем большинство его сверстников.

Ирена коротко хохотнула.

— Но ведь он еще сопляк!

— Ну, положим…

— Да, правда. — И она задумалась. — Я позабыла, что ты рассказывал мне о нем уже очень давно. Когда же это было? Три года назад, даже больше…

Оба они в эту минуту подумали о Смуге и тех временах, которые канули в вечность, казались каким-то сном. Малецкому не хотелось сейчас предаваться воспоминаниям. Однако он не успел переменить тему, как Ирена его опередила:

— Небось ты не думал тогда, в Смуге, что в один прекрасный день я вот так появлюсь у тебя… в твоем доме, правда?

— Никто не думал, — ответил он с оттенком раздражения.

Она неожиданно рассмеялась.

— Что ж, у тебя своя жизнь! Такая, какую ты хотел, верно?

— Да, — ответил он коротко.

— Ну, вот видишь! Чего же еще желать?

Он не выдержал.

— Ты говоришь это словно бы с упреком.

— Я? — удивилась она с неподдельной искренностью. — Почему? Это тебе кажется!

— В самом деле?

— Ну конечно!

И она вернула ему собственные его, сказанные на лестнице слова:

— Ты слишком впечатлительный!

Он понял намек, но пропустил его мимо ушей. Ирена, отвернувшись, встала в дверях балкона.

Из соседнего садика пахло сиренью. Высокий седой мужчина поливал там из зеленой лейки небольшие, аккуратно вскопанные грядки. За ним семенил двухлетний мальчуган, пухлый и румяный, в голубой рубашонке и коричневых штанишках. На веревке, протянутой меж двух цветущих яблонь, сушилось крохотное детское бельишко. По тропинке за садом оборванный светловолосый подросток гнал маленькое стадо коз. Белый козленок весело подпрыгивал.

— Знаешь что? — обернулась Ирена. — Здешнее спокойствие долго, пожалуй, не выдержишь, а?

— Ты думаешь, здесь так уж спокойно?

— Взгляни, какая идиллия! — Она показала на соседний садик.

Он подошел поближе.

— Разве нет? — повторила она.

Малецкий знал в лицо и понаслышке живущих по соседству людей. Знал, что отец мальчугана был арестован несколько месяцев тому назад и недавно расстрелян в Павяке, а жена его, дочь седого мужчины, вывезена в женский концлагерь Равенсбрюк. Он хорошо помнил зимнюю ночь, когда была оттепель и их с Анной пробудил от первого сна близкий шум автомашины. Он торопливо встал и в темноте ощупью добрался до окна. У них ночевал Юлек. Машина очень медленно приближалась к дому. В полосе света от неярких фар виден был моросящий дождик. Ян не сомневался, что машина сейчас остановится. И действительно, она встала у самого дома. Однако никто из нее не вышел. Было тихо. Только дождь шелестел по стеклам. Минуту спустя машина двинулась дальше и остановилась неподалеку, перед соседним домиком. Фары погасли, людей, выходивших из машины, не было видно. Только хлопнули дверцы и мелькнули во тьме карманные фонари. Потом послышался громкий стук в дверь. Внизу, в одном окошке, зажегся свет. Оно еще долго светилось после отъезда автомашины, почти до самого утра.