Елена Кирога - У каждой улицы своя жизнь Страница 8

— ...покончить с собой?

...как тут же осознала всю фальшь своего вопроса. Она слишком хорошо знала Вентуру. .

Слова ее растворились в спокойном пространстве комнаты.

Нет, Вентура был не из тех людей, которые подвергают что-то уничтожению. Скорее его могли уничтожить. Несчастного человека уничтожили две женщины... Но и тут она ошибалась: Вентуру никак нельзя было бы причислить к числу "несчастных". Для того они и разошлись, чтобы не уничтожать. И вот он создал новую жизнь в другом месте, потому что был слишком мужествен и должен был что-нибудь создавать: жизнь, будущее, законы, утопии... Вентура мог составить кому-то счастье из обломков своего, но Эсперансе это не пришло в голову.

III

"Тебе никто не нужен, кроме тебя самой", — слышала она его голос. Голос, который не менялся, даже когда он произносил самую жестокую правду. Почему он всегда так говорил? Но всегда ли?

Были времена, когда он этого не говорил. Это выношенное им резкое суждение складывалось постепенно. Впервые сказав эти слова, он почувствовал себя неловко и постарался сгладить их шуткой. Но день ото дня они произносились все более холодно и звучали, точно невыносимые удары тамтама. При этом он всякий раз вглядывался в нее, точно старался найти подтверждение своим словам, когда говорил:

— Тебе никто не нужен, кроме тебя самой. Ты прекрасно обойдешься без меня.

Она приходила в ярость от того, что он так хорошо ее знал. Но то, что он предлагал, всегда ранило ее в самое сердце. Действительно ли он этого хотел? Разве в его глазах не светилась до последней минуты надежда спасти в ней что-то?

— Не понимаю, зачем нам расходиться и давать пищу сплетням? Гораздо спокойнее жить так, как мы жили.

Она сидела к нему спиной, глядя на себя в зеркало маленького туалетного столика, и прикалывала брошь к платью, слегка растянув губы от усилия, которое прилагала, чтобы прикрепить ее точно посредине.

— Я не желаю больше так жить, — сказал он, устремив взгляд в окно. — Просто отказываюсь.

Она не придала особого значения его словам.

— Я не вмешиваюсь в твои дела; ты можешь делать все, что хочешь.

Вентура брал свои рукописи и искал убежища в комнате для детских игр. Девочка удивленно спрашивала:

— Папа, почему ты не с гостями?

Вентура смеялся, видя ее такой удивленной, гладил по длинным черным волосам и, прилаживаясь к ней, спрашивал тоненьким мальчишеским голосом:

— Не найдется ли для меня местечка в твоей комнате?

Когда гости уходили, Эсперанса открывала дверь в детскую и с холодной издевкой говорила:

— И ты еще смеешь утверждать, что тебе мешает шум?..

Эсперанса стояла на пороге в своем красивом платье, плотно облегающем фигуру. Губы ее были накрашены темной помадой, сигарета зажата в пальцах правой руки, согнутой в локте, — ее излюбленная поза.

Агата отходила от отца: она интуитивно чувствовала, кого ей надлежало слушаться.

— Здесь я никому не мешаю.

— Няня говорит, что девочка становится несносной, когда бывает с тобой.

Вентура начинал собирать исписанные листки.

— Теперь ты можешь оставаться здесь. Я забираю Агату.

Вентура оставался, но работать уже не мог.

Первое время после женитьбы он пробовал приспособиться к новой жизни и робко скрывал свои склонности и устремления. Пока они были молодоженами, им еще казалось, что они могли бы слить две жизни воедино, считаясь с интересами друг друга. Но так было в начале их супружеской жизни, пока ее сияющие томные глаза, затененные вокруг, выделяясь на белоснежной коже лица, буквально испепеляли его.

"Я ему нравилась, — подумала Эсперанса. — Как же я ему тогда нравилась!"

Было стыдно вспоминать в чужой комнате, перед этим человеком, облаченным в саван, о страсти мужа к ней в пору их молодости. То были греховные мысли. И, чтобы отвлечься от них, она посмотрела на монашеское облачение из грубой шерстяной ткани, подпоясанное белым шнуром.

"Тебе никто не нужен, кроме тебя самой".

Почему он знал об этом? Как мог догадаться, что, придя домой из суда одна, она сняла с себя шляпку, бросила ее на постель и облегченно вздохнула, сама того не замечая? Затем открыла двери в комнату своего мужа, где стояли его кровать в строгом стиле ампир, столик в форме усеченной колонны, и смотрела на все это с порога, сама себе удивляясь. А потом подошла к окну и рывком распахнула занавески, как человек, который обретает свободу.

— Ты не рождена для замужества.

— Ты в этом убежден? — улыбалась она ехидно. — В иных случаях ты не сказал бы так.

Вентура понимал, на что она намекала. И не любил, когда она заговаривала на столь интимные темы.

— Это совсем другое... Я никогда не отрицал, что ты красива. Но ты не создана для супружеской жизни. Тебе вообще не следовало выходить замуж.

Подобные слова всегда задевали ее.

— А что же мне следовало делать? Расстаться с тобой, когда ты за мной ухаживал?..

Забыл, как добивался меня? Казалось, и дня не проживешь без меня. Ходил за мной по пятам до самого позднего вечера, словно тебе дня не хватало для наших встреч... И ты хотел бы, чтобы я оставила тебя тогда? Или стала бы твоей любовницей? Это ты хочешь сказать?

Он не ответил.

— Ах, так вот чего ты добивался! Никаких обязанностей, верно? Быть любовником богатой женщины... С первого же дня ты вел себя как мужлан.

Она тут же пожалела о своих словах, но было уже поздно. Он даже не взглянул на нее.

Повернулся и вышел из комнаты.

Эсперанса знала, что в первый и последний раз позволила себе намекнуть ему на деньги.

Не единожды с ее уст готов был сорваться этот упрек, но она боялась утратить то последнее, что между ними еще оставалось. В разговорах она никогда не упоминала о своем богатстве, ибо хорошо помнила, что, когда они познакомились, именно это обстоятельство являлось для него камнем преткновения в их отношениях. Не кто иной, как она сама, исподволь заставила его преодолеть эту помеху, поскольку он был единственным мужчиной, общение с которым вызывало в ее душе трепетное чувство. Он с таким благоговением и нежностью внимал каждому ее слову, точно слушал нелепицы, которые плел красивый ребенок. И она не смогла устоять перед его немым восторгом, перед его пламенными и нежными словами. Мужчины, окружавшие ее до тех пор, казались теперь ей бесхребетными существами, марионетками, подвластными нитям, которыми она умела хорошо управлять. И только этот один не походил на них и в какой-то мере сопротивлялся ей. А она хотела завладеть им безраздельно, как это бывало всякий раз, когда она хотела чем-то завладеть.

"Тебя никто никогда не сможет укротить. Никто..."

Эсперанса посмотрела в окно. Ослепительно яркий свет причинял боль глазам, и она слегка сощурила их. Вентуре, должно быть, нравилось жить в квартале, где старые дома, некогда бывшие замками, соседствовали с убогими домишками... Шумные сборища раздражали его.

Вначале он лишь посмеивался, принимая их как неприятную необходимость. Эсперанса насторожилась. Подруги говорили ей:

— Какой у тебя интересный муж!

Ему отдавали должное, учитывая, что он не принадлежал к их классу. Классу ли?.. Во всяком случае, был человеком не их круга. Но Эсперанса знала, что Вентура человек надежный и на него можно положиться: он не променял бы ее ни на одну из них.

Но когда Вентура стал появляться среди гостей перед самым их уходом, желая избежать сцен из-за слишком уж откровенного своего отсутствия, подруги стали говорить:

— Однако он у тебя большой оригинал! Эсперансу бросало в дрожь от негодования.

— Ты выставляешь меня на посмешище.

— Да они даже не замечают. . Никто из них даже не замечает отсутствия твоего мужа.

— Ты ревнуешь?

Вентура засмеялся так молодо, простодушно и заразительно, что она едва сдержалась, чтобы не рассмеяться вместе с ним. В тот раз он подошел к ней и поцеловал.

— Пусть это будет высшим испытанием верности, которому я тебя подвергаю...

В те часы, когда ее салон — салон Эсперансы — заполнялся людьми, он уединялся с Агатой. Тогда девочка принадлежала только ему. Иногда Эсперанса оставляла на минутку гостей, обходила дом, чтобы увидеть их с противоположной стороны патио. Девочка надевала балетную пачку и танцевала. Танцевала на пуантах грациозно и вместе с тем неумело, выражая движениями свои наивные детские чувства. Круглые упругие ножки пятилетней Агаты кружились, опираясь на один пуант. Вентура мог часами просиживать в комнате для детских игр и смотреть, как скользит в танце девочка.

— Станцевать тебе еще что-нибудь?

Эсперанса видела изящно сложенные аркой руки над головой и вопрошающее личико.

Вентура ставил очередную грампластинку. Агата не знала устали. В ее движениях уже сквозило неосознанное, невинное кокетство. Ей нравился почти мальчишеский восторг, светившийся в глазах отца. Он смеялся, угадывая в ее детских танцевальных позах привлекательность будущей женщины. А пока они дышали нежностью и наивностью. Девочка вслушивалась в музыку и смотрела в сторону патио, вращаясь на пуантах, кружа лентой в белых цветах.