Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 11 2010) Страница 87

“Дело в том, что претензии к советской литературе нужно выстраивать очень осторожно, потому как начнешь гоготать, подбоченясь, показывать пальцем, а окажется вдруг, что какие-то толстые и гайдары цепляют за душу, а, наоборот, попытка перенести в страну родных осин европейский экзистенциализм окажется безнадежно вторичной. Окажется, например, что начнет кто-то переписывать Набокова, а выйдет гаже, чем былой роман про домны и мартены”.

“Так вот: все гораздо хуже. И не в отдаленном будущем, а в настоящем и даже немного прошедшем. То, о чем писал Ерофеев, было не концом советской литературы, а началом конца литературы вообще. И не через следующие двадцать, а через ближайшие пять лет мы не узнаем этот литературный мир”.

“Бродский будет омузеиванию, обронзовению сопротивляться всегда...” Беседу вела Татьяна Косинова. — “ Cogita!ru . Общественные новости Северо-Запада”, 2010, 28 мая <http://www.cogita.ru>.

Интервью с Ниной Поповой, директором Музея Анны Ахматовой в Фонтанном Доме. Интервью записано на юбилейном “Вечере с Бродским” в Фонтанном Доме 24 мая 2010. “Я до сих пор ужасаюсь тому, насколько огромна пустота, образовавшаяся после его отъезда. Когда приходят журналистки молоденькие и говорят мне: „Да. Он уехал? И как он там устроился?” Понимаете, это же провал полный”.

Дмитрий Бутрин. Общество совершенной памяти. — “ InLiberty.ru /Свободная среда”, 2010, 20 апреля <http://www.inliberty.ru>.

“Представьте себе общество, значительная часть членов которого (не 0,3 — 0,4%, как в XIX веке, и не 2 — 3%, как в XX, а десятки процентов) имеют собственный полноценный архив, в котором зафиксированы почти все их коммуникации с внешним миром. Да, сейчас мы говорим именно о письменном архиве — но учтем, что речь идет о фиксации почти любых письменных коммуникаций, от дружеской записки до эссе, от протокола деловых переговоров в мессенжере до любовных писем — с пока еще небольшими вкраплениями фотографий. Но уже в течение десятилетия-другого развитие электронных коммуникаций должно неизбежно привести к гораздо более детальному документированию всей человеческой жизни”.

“Слишком многое в человеке построено на стирании, выцветании памяти, причудливом процессе сохранения важных и неважных подробностей и забвении — именно личная история определяет ощущение „я”. Теперь представим себе невероятную жестокость мира: современные информационные технологии — это во многом и есть ожидавшаяся фантастами „машина времени”, возвращающая в прошлое”.

Дмитрий Быков. Закон Трифонова. — “Известия”, 2010, на сайте — 27 августа <http://www.izvestia.ru>.

“Трифонов никогда не писал об этом быте как таковом — главным открытием его московской прозы был широчайший исторический фон, контекст, из которого вырастали гротескные картинки тогдашнего жадного копошения: такой-то обменялся, такой-то достал стол красного дерева, — но все это происходило в молчаливом присутствии великих и ужасных теней. Прошлое было рядом, счеты сводились до сих пор, споры народовольцев из „Нетерпения” звучали пугающе актуально, и выходило, что революция была ярче, лучше, осмысленней, чем все эти „Предварительные итоги”. Единственным итогом истории, по Трифонову, был человек — общество всегда безнадежно; и девятнадцатый год выковал лучшую породу людей, нежели шестьдесят девятый. Люди семидесятых постоянно мечтали о „другой жизни”, грезили ею, потому что в этой было уже невыносимо душно, — отсюда их интерес к эзотерике, изображенный Трифоновым так точно, саркастично, а все-таки и сочувственно. Этой другой жизни не было, в нее было не прыгнуть: единственной альтернативной реальностью была история русской революции. Историей Трифонов жил, неутомимо ее осваивая, и парадокс заключается в том, что на нем эта тенденция прервалась, как отрезало”.

Дмитрий Быков. И разве молчишь ты? — “Известия”, 2010, на сайте — 13 августа <http://www.izvestia.ru>.

“Двадцать пять лет назад, летом 1985 года, Валентин Распутин после многолетнего молчания опубликовал повесть „Пожар”, ставшую — кажется, помимо авторской воли — провозвестницей перестройки. Задумал он ее, разумеется, задолго до пришествия Горбачева, а напечатал бы без него или нет — бог весть”.

“Распутинский „Пожар” шире и глубже навязанного ему социального смысла. Помню, как эту вещь ругали тогда за публицистичность и даже „полухудожественность”, — художественности, вишь ты, всем не хватало; а между тем почти все эстетские и высокохудожественные сочинения восьмидесятых-девяностых канули, но „Пожар”, увы, не утратил поистине обжигающей актуальности. Большой художник может себе позволить прямую речь, а вот чего не может позволить — так это эскапизма, бегства от реальности, от того, чем живет и мучается большинство”.

Дмитрий Быков. Грин, переводчик с неизвестного. 23 августа мы отметили — непышно, тихо и узким кругом — 130-летие гениального русского писателя, создателя бесконечно манящей реальности. — “Новая газета”, 2010, № 93, 25 августа <http://www.novayagazeta.ru>.

“Грин указал русской литературе прекрасный, спасительный путь — прочь от России или, если угодно, в Россию, но кружным путем. В самом деле, русскую реальность описывать больше невозможно, да и не нужно. В ней нет ничего нового. Описывать русскую жизнь — значит пилить опилки. Русский реализм давно выдохся. Русскую орнаментальную прозу — стилистические фиоритуры поверх все того же невыносимо однообразного пейзажа — читать в принципе невозможно. Все сюжеты уже были. Типажи по большей части описаны, а новым неоткуда взяться. Проблема российской реальности не в том, что она кровава, криминальна, дискомфортна, тоталитарна и т. д., а в том, что она скучна”.

“Литература сегодня должна разрывать круг русского существования и писать о том, чего еще не было, воспитывая в читателе опять-таки те качества, которых у него нет. Ибо то, что есть, обнаружило свою роковую недостаточность”.

Дмитрий Быков. Последний звонок, или Отречемся и отряхнемся. По каким правилам будем жить? — “Новая газета”, 2010, № 71, 5 июля.

“С 1988 года меня тревожил вопрос: почему советская тирания породила несколько замечательных поколений — в частности, то, которое выиграло войну, — а постсоветская свобода привела в основном к разгулу бандитизма, не дав ничего выдающегося даже в культурном отношении? Сегодня, 20 лет спустя, я могу сформулировать ответ: потому что тирания была первосортная, а свобода второсортная”.

“Пора признать, что мы вступили в эпоху молчания классики: при всем своем совершенстве она больше не отвечает на вопросы современного человека. Нынешний десятиклассник может зачарованно слушать Маяковского, но не понимает, из-за чего он так беснуется. Впрочем, советская литература его может увлечь — потому что это тоже литература, делавшаяся с ноля, поверх старых и как бы отмененных понятий о добре и зле”.

“Поймите, что пришло другое время, новая эра, изменившая критерии и упразднившая почти все, чем мы жили. Не отягощайте детей этим наследием, которое уже привело к величайшей гекатомбе в человеческой истории. Поймите, что мировая культура в очередной раз сбрасывает кожу, и цепляться за эту кожу — проявление не столько ностальгии, сколько трусости”.

Быть лузером — это геройство. Финалист “Большой книги” Олег Зайончковский в литературе считает себя дилетантом. Беседу вела Ольга Рычкова. — “Российская газета” (Федеральный выпуск), 2010, № 195, 1 сентября <http://rg.ru>.

Говорит Олег Зайончковский: “Для себя, про себя всякий, кто пишет хотя бы письмо бабушке, вступает в некие отношения с литературой и волен переживать их как угодно глубоко. Но профессиональный писатель — это культурная и в каком-то смысле производственная единица. Он понимает (и принимает) свои общественные, цеховые и разные прочие обязательства. Помимо знания Word и умения сочинять, он владеет еще кучей полезных навыков, необходимых в делании того, что мы расплывчато называем „писательской карьерой”. Я же такими навыками не обладаю и никаких обязательств перед кем бы то ни было (кроме моей литературы) брать на себя не хочу”.

Глобализм запредельного. Философ и переводчик-синолог Владимир Малявин о том, как выучить китайский, зачем ехать в Гималаи и что общего у китайских и библейских священных текстов. Беседу вела Ольга Проскурнина. — “Ведомости. Пятница”, 2010, № 32, 20 августа <http://friday.vedomosti.ru>.