Монахиня Евфимия - Испытание чудом. Житейские истории о вере Страница 9

– Я понял вас, Фархад Наилевич, – кивнул Жох. – А в чем в этом деле мой интерес?

– Прежде всего у тебя будет возможность хорошо заработать на ремонте. Прежде чем ты окончательно решишь эту проблему. Ну а потом… Как говорится: свои люди – сочтемся.

В этот миг в дверь кто-то постучал.

– Извини, дорогой, – господин Мамедов поднялся из-за стола, показывая, что разговор окончен. – Дела зовут. Мой шофер отвезет тебя, куда будет нужно. А на заднем сиденье – небольшой подарок для тебя.

Сгибаясь под тяжестью четырех пакетов, в которых что-то соблазнительно позвякивало, побулькивало и благоухало, как плодовый сад в пору сбора урожая, Жох вошел в свой офис, где одиноко, как царевна в башне, сидела его молоденькая секретарша Катюша, занимаясь художественной росписью собственных ноготков.

– Катюша, запри-ка дверь! – распорядился Жох, ставя свою ношу на пол и радостно потирая руки. – Сейчас мы с тобой отпразднуем новый заказик…

В самом деле, есть повод праздновать! Это же редкостный фарт! Две диаспоры борются друг с другом за влияние в Михайловске. А пресловутым «третьим радующимся»[18] будет Жох!

Предчувствие не обмануло Жоха. Он и впрямь хорошо заработал на реставрации старой мечети. Ведь, как известно, лучший способ украсть – это начать строительство. Однако чем меньше оставалось времени до окончания работ, тем сильнее Жоха тревожил вопрос: как выполнить главную часть его уговора с господином Мамедовым, сулившую такую прибыль, по сравнению с которой все, что он уже успел заработать на этом деле, покажется мелочью? Ведь ради собственной выгоды Фархад Наилевич идет на любые средства. И не жалеет средств. Итак, мечеть должна быть отреставрирована. Однако затем здание следует уничтожить. Но как? Здесь у Жоха не было сомнений: только поджог. Вот только кто его совершит? Ясно одно: это должен быть кто угодно, но не сам Жох. Хватит ему одной оплошности, из-за которой он в свое время угодил за решетку. Рисковать собственной свободой он больше не намерен. Тогда кто же это сделает?

И вот, когда Жох, сидя в своем офисе, в очередной раз размышлял над этим, к нему пожаловал…

…Увидев его, Жох встревожился не на шутку. Потому что именно он, Борис Семенович Жохов, в свое время сдал всю группу Игоря Котлова, клюквенника[19], поставлявшего ему в лавку награбленный по деревням антиквариат. Но впоследствии Котлов, всегда и во всем искавший собственной выгоды, переметнулся к конкурентам Жоха из Вологодской области. А с конкурентами и перебежчиками не миндальничают – расправляются. И вот теперь перед Жохом стоял один из членов недавно вышедшей на свободу команды Котлова: Серега Лунев. Век бы его не видать! И зачем он только пришел сюда? Что ему нужно?

Окажись на месте Жоха писатель, он бы ответил на этот вопрос сразу и не задумываясь: чтобы отомстить предателю. Однако подобное возможно разве что в каком-нибудь романе вроде всем известного «Графа Монте-Кристо». А в среде жохов, ищущих везде и во всем собственной выгоды, живут совершенно иными ценностями. И потому поступают совсем иначе. Вот и Серега явился к Жоху совсем по иной причине.

– А я к вам, Борис Семенович. Так сказать, по старому знакомству… – заявил он с порога. – Не найдется ли у вас для меня какое-нибудь дельце?

– И что же ты можешь делать? – не без ехидства поинтересовался Жох.

– По деревням могу ездить. Как раньше, – с готовностью предложил Серега.

– Ш-ш-ш! – встрепенулся Жох. – Типун тебе на язык! Чтоб никакого криминала, слышишь! Если хочешь у меня работать… Что ты еще умеешь делать?

На сей раз Серега надолго призадумался.

– Ну-у… Плотничать умею. На зоне научился. Мы там свинарник строили.

И тут Жоха осенило. Вот он, ответ на вопрос: кто будет исполнителем! Сегодня же он попросит Михаила Попова взять в свою бригаду еще одного плотника. А там… Ведь для Сереги не существует ничего святого – разумеется, кроме собственной выгоды. И в этом едины все жохи, кем бы они ни были: просто преступниками или людьми, изо всех сил стремящимися казаться законопослушными гражданами.

Однако уже через две недели, когда в Михайловске праздновали день города, Серега явился к Жоху в весьма воинственном настроении.

– Да что же это за… Борис Семенович! – возмущался он. – Я у них там ишачил, как папа Карло, пахал один за всех, как лошадь, а получил – овес![20] Да еще вчера этот старый чурка приканал, в черном комеле…[21]. Я ему так и так: мол, праздник на носу, отметить бы надо. Так он мне знаешь, что сказал? Мол, я на эти темы даже с бригадиром не разговариваю! А ты кто такой будешь?! Вот козел! Думает, раз комель напялил, так уже начальник! Что же это за… такая, Борис Семенович? А?!

– А чего ты хочешь?! – в тон ему ответил Жох. – С твоей-то непогашенной судимостью! Так что работай и не рыпайся.

– А почему это я должен на этих… пахать? Да гори эта ихняя стройка ясным пламенем!

– Радуйся, что хоть куда-то взяли, – промолвил Жох, довольный тем, что смог направить разговор в нужное русло. Теперь никто не обвинит его в подстрекательстве: ведь первым о поджоге мечети заговорил не он, а Серега. – Зато потом сможешь неплохо заработать.

– А что я должен сделать?

– То, что ты сказал: чтобы оно все сгорело ясным пламенем. Только не сейчас. А месяца через три-четыре, когда стройка к концу подойдет. Понял?

– Как не понять, Борис Семенович!

– То-то же… А деньги… вот, возьми. Так сказать, задаток.

– Спасибо, Борис Семенович.

В тот же вечер, около десяти часов, Серега нетвердыми стопами подошел к высокому забору на Англиканской улице, за которым в полумраке белело здание старой мечети. Проскользнув в незапертую калитку, он направился к деревянному вагончику, в окне которого призывно горел свет, и постучал в дверь.

– Кто там?! – послышался изнутри хриплый голос сторожа Васьки.

– Сто грамм! – отозвался Серега.

– А-а, это ты! – усмехнулся сторож, впуская ночного гостя. – Ну заходи! А то сегодня праздник, а мне и выпить не с кем. Все ушли, а мне тут кукуй всю ночь одному! Вот мы с тобой на пару и бухнем!

И они пили, и вели те откровенные разговоры за жизнь, которые испокон веков сопутствуют пьяному застолью, изливая друг другу все свои обиды на весь мир, на судьбу, на людей, лишивших их возможности отметить сегодняшний праздник как следует…

– Ишь т-ты! – заплетающимся языком промолвил сторож, когда Серега, расчувствовавшись от обилия выпитого, доверительно пересказал ему свой давешний разговор с Тагиром Ипатовым. – Они н-нас уже и за людей не считают. А мы на них пашем… к-как р-рабыня Изаура. – С этими словами он покосился на белевшее за окном сторожки деревянное здание, после чего завершил фразу. – Чт-тоб им всем сгореть!

Завершив эту тираду, сторож захрапел тут же, за столом, так и не сумев осушить до дна последний стакан водки. А в хмельной голове Сереги, как в вентиляционной трубе, вихрем проносились обрывки фраз, услышанных им за эти два дня: «Да кто ты такой… Радуйся, что хоть куда-то взяли… Нас уже и за людей не считают…» Но вдруг одна из этих фраз остановилась в полете и ударила ему в голову сильней, чем выпитая водка:

– Чтоб им всем сгореть!

И, ведомый этими словами, Серега поднялся из-за стола, едва не опрокинув его. После чего широко, по-матросски расставляя ноги, дабы совладать с неумолимо влекущей силой земного притяжения, вышел на улицу и направился к сарайчику, где в углу стояла канистра бензина, которым плотники заправляли бензопилы.

Чтоб им всем сгореть!

Праздник в честь дня города подходил к концу. И вот уже над Михайловском взвились разноцветные огни праздничного фейерверка, завершавшего торжества. Трескучим хлопкам ракет и петард вторили радостные, громкие крики горожан, собравшихся на Набережной, чтобы поглазеть на салют.

– Эка невидаль! – вдруг послышалось в толпе. – Да разве это салют? Вон где настоящий-то салют! Гляньте-ка!

– Точно! – раздалось в ответ. – Ух ты, как здорово! Нет, ты только глянь, а Аж искры во все стороны летят! Оле-оле-оле-оле! Вот это салют! Ура-а-а!!!

– Странный какой-то салют… – робко проблеял кто-то осторожный. – Такого раньше не было…

– И впрямь странный… – поддержал его другой голос. И вдруг перешел в крик. – Это же пожар! Пожар!

Радостные крики народа сменились воплями ужаса. Потому что совсем рядом с Набережной, где проходила основная часть праздничных торжеств, на улице Англиканской, горело то самое деревянное здание, которое (об этом благодаря книге и статьям краеведа Владимира Иванова теперь знали многие горожане) когда-то было мечетью. И которое не так давно начали реставрировать. Теперь же оно полыхало не как свечка – как чудовищный костер. Так что когда к горящему зданию наконец-то подъехала бригада пожарных, им оставалось лишь поливать водой соседние дома, чтобы они, в свою очередь, не занялись огнем. Ведь всем известно: пламя может возгореться от одной-единственной искры… А тем временем огонь, словно насытившийся хищный зверь, лениво кончал свою разрушительную работу. Так что вскоре на месте недавнего костра уже чернело пожарище.