Алёна Хренкова - Записки Замухрышки (сборник) Страница 9

После тихого часа начался обход палаты группой людей в белых халатах. Они открывали тумбочки и выбрасывали в ведро все, что не полагалось хранить. Дошло дело и до моей тумбочки, в которой кроме несчастного сухого апельсина, ничего не было.

Толстая тетка начала на меня орать, что я развожу в палате всякую гниль. Я ответила, что такой апельсин достался мне за обедом. Она же не захотела поверить и сказала, что апельсин лежит у меня уже целую неделю и поэтому засох. А в столовой такого не могло произойти, потому что, все продукты в столовой свежие. Мой апельсин полетел в ведро.

Я опять отвернулась к стене и зарыдала. Что я могла сказать им? Я даже не сообразила ответить, что я новенькая, – так была ошарашена всеми этими воплями. Мне в первый раз захотелось умереть, чтобы навсегда избавиться от этого кошмара. Самое страшное для меня было то, что я не ощущала себя больной и никакие глисты мне не мешали. Я могла бы преспокойненько жить и дальше дома. Зачем мне все это устроили родители?

В больнице я пролежала месяц. За мной пришла Лариса. Она принесла мне шоколадный батончик. Мы медленно шли домой. Одной рукой я крепко держалась за руку сестры, другой – сжимала шоколадку. Мы ни о чем не говорили по дороге.

МЕРЕСЬЕВ

До восьмого класса моя сестра училась в женской школе. Однажды их класс затеял ставить спектакль. Главная мужская роль была отдана моей сестре. Всей семьей мы готовились к премьере. Одним из элементов подготовки было доставание настоящей военной формы. Ларка должна изображать самого Мересьева, легендарного летчика, после потери ног успешно летавшего на истребителе и бившего, также успешно, фашистов во время войны.

Мать где-то узнала, что в начале нашей Кочновки проживает некая женщина, сын которой учится в Академии имени Жуковского и, следовательно, является военным человеком. Втроем мы двинулись в начало переулка, вооружившись чемоданом. Я сначала не очень поняла, зачем он нам нужен. Потом обрадовалась находчивости матери.

Женщина оказалась дома, но ее сын отсутствовал по причине отпуска. Переговоры шли туго. Без разрешения сына мать не хотела отдавать военную форму в чужие руки. Мало ли что могло с ней случиться. И правда, мы очень рисковали. В то же время она понимала и все трудности нашего, вернее Ларкиного, положения: не может Мересьев быть одет черт знает во что. Он же легендарный летчик! Сын ее тоже летчик и может стать когда-нибудь тоже легендарным.

Доводы победили разум. Большую роль при этом сыграл чемодан. Он как бы подчеркивал наше трепетное отношение к военной форме и нашу аккуратность. Форма была уложена в чемодан, все клятвы были даны, а женщина приглашена на спектакль в школу.

Всего представления я не помню. Помню только, что спектакль разыгрывался в классе. Зрители сидели у дальней стены, на поставленных друг на друга партах. Наша Ларка мучительно долго ползла по полу от окна до двери, тихо шепча что-то и изображая движения обмороженного летчика. А я в это время с ужасом думала о том, как бы она не испачкала форму. Эта мысль не давала мне покоя, и я ничего не поняла в спектакле, но аплодировала громко вместе со всеми.

Форма была вычищена, выглажена и с благодарностью возвращена. Спектакль состоялся.

ТОЛИНЫ ПОДАРКИ

Толя Монин, или Доходяга, тайно за мной ухаживал. Он был первым влюбленным в меня мальчиком. В те годы (а нам было по пять лет) я уже знала, что такое детская любовь и как с ней борются взрослые. Наши с ним отношения моими родителями пока поощрялись. Тетка Оля меня просто обожала и видела в будущем своей снохой. Ко всему этому я относилась спокойно. Толька был для меня подружкой и не больше.

Мы дарили друг другу незатейливые подарки, например, живого жука в спичечном коробке, красиво изогнутую палку, которую можно использовать в игре, фантики от конфет, карандаши и всякую мелочь. Отец Доходяги был военным. В их сарае стояли мешки с настоящей дробью. Наверно, он любил охоту. Так вот эта дробь тоже выступала в качестве подарка, но в этом случае Толька шел на преступление. Дробь трогать не разрешалось, но его никогда не ловили на воровстве.

Как-то на первомайские праздники тетя Оля напекла пирогов и послала своего сына с угощением к нам домой. От смущения Доходяга дошел только половину дороги, пристроил пироги на кочке, а сам исчез. Так как за всеми его выкрутасами велось бдительное наблюдение как из его окон, так и из наших, меня отрядили спасать подношение, пока его не раздавила бы случайно оказавшаяся в наших краях машина.

Угощение было персонально для меня и с запиской. Одна заботливая мамаша написала от имени Толика поздравление с праздником, другая это поздравление мне зачитала. Пироги оказались вкусными. Чуть позже Толька все-таки пришел ко мне с настоящим подарком – двумя большущими, яркими шариками, надутыми газом, чтобы летали.

Мы стояли с ним около моего садика. Смущенный Доходяга не знал, как преподнести свой подарок. Будучи еще без комплексов, он решил пописать перед таким важным делом. Меня же такой поворот событий несколько смутил. Слегка отвернувшись к забору, увитому цветами и держа крепко в руке шары, он засопел. Мне было неприятно, что Толька писает на цветы, но самое ужасное было то, что он умудрился описать и воздушные шарики. Праздничное настроение было испорчено.

Когда же, наконец, он протянул мне свой подарок, я заявила, что терпеть не могу всякие дурацкие шарики, и что меня зовут домой.

Пока я обегала дом, слезы катились уже в три ручья. «Какой глупый мальчишка!», – думала я.

О ГРУСТНОМ

Мать моя всю свою жизнь была «по мелочи» авантюристкой. Из-за сугубо личных соображений выкидывала какой-нибудь номер и думала, что никто ничего не видит. В карты лучше не садись с ней играть: обязательно начнет шельмовать, а застукивали – так круглые глаза и честное лицо делала. Такая уж порода.

В мои четыре года она умудрялась как бы тайно натягивать мне на голову вязаную шапку наизнанку, будто по ошибке. Шапка давно выцвела: вместо зеленой с белыми снежинками была какой-то серой. Мать стыдилась нашей убогости и делала вид, что ребенок, одеваясь, перепутал стороны, а издалека не видно, все прилично.

Но я всегда ее ловила. Я не могла «перепутывать». Мы рвали несчастную шапку друг у друга из рук, пытаясь натянуть ее на мою голову, каждая своей стороной. «Лучше как есть, чем как дура», – думала я тогда, борясь с матерью. Перекрасила бы она шапку, и все было бы спокойно.

Вот так и со школой получилось. Не захотела моя мать, чтобы я училась в одном классе с Доходягой, уж очень она его недолюбливала, но вида не подавала. Пошла она тайно от всех в школу и попросила перевести меня в другой класс, хотя первоначально нас записали вместе.

На следующий день пришла к нам тетя Оля, какая-то вся расстроенная, и говорит матери, что дети почему-то оказались в разных классах. Мать и ухом не повела. Судьба значит. Я в слезы. А тетка Оля начала меня успокаивать, что, мол, упросила она директора нас не разлучать. Я обрадовалась, а матери стало обидно: не получилась затея. А зачем затевать надо было? Я-то сразу все поняла, тетка Оля тоже. Мне тогда очень стыдно было за материны трюки.

Не разлучила она нас тогда. Мы сидели на одной парте два года и все так же дружили. Но жизнь сама поставила все на свои места, как будто услышав мою мать. Толькиного отца с семьей отправили в командировку за границу. Надолго.

Доходягу привезла к нам в гости тетя Оля спустя лет восемь. Он очень стеснялся и не хотел подниматься в квартиру – остался ждать во дворе. Я предполагаю, что наша встреча была организована, в свою очередь, теткой Олей, стремившейся нас как-то соединить.

Я пошла за ним во двор и увидела здоровенного, мешковатого парня с прилизанными волосами и пробором на голове. «Видно, детская совместная кормежка пошла ему на пользу», – услышала я внутри себя зловредный голосок своей мамаши.

Я была разочарована. Куда же делся мой милый приятель с ласковым именем Бося? Мне почему-то больше не хотелось дружить. Я поняла, что мы выросли и стали чужими друг другу.

Не знаю, что подумал он обо мне. Доходяга молчал. Говорила, в основном, его мама, а я что-то «мекала». Они быстро собрались и уехали, не попив даже чая. Больше мы никогда не виделись. Потом мне рассказывали, что, окончив институт, он женился, обзавелся детьми и уехал работать за границу.

У меня сохранилась фотография, на которой нас запечатлел мой отец в «самый первый сентябрь». Перед началом занятий мы стоим с цветами и новыми портфелями в саду около его дома. Есть еще школьная фотография класса, где рядом с ним я как, настоящая боевая подруга, – маленькая белокурая санитарка с красным крестом на сумочке, висящей не плече. Тогда я была ему настоящей подругой.