Дора Карельштейн - Дурочка Страница 9

И у меня тоже щемило сердце.

Какое у него было лицо! Одновременно мужественное и нежное, нос с горбинкой и совсем особые, смеющиеся голубые глаза.

Он обладал неожиданным для военного лётчика качеством, часто краснеть, и был при этом неподражаем!

Именно о таком мужчине мечтают женщины: сильном и робком, уверенном, надёжном и добром.

А если к этому добавить стройную фигуру и военную форму, перетянутую ремнями?

Перед таким все возрасты покорны!

(Мы тоже были женщинами только маленькими и больными.)

Всех остальных лётчиков мы радостно встречали и спокойно провожали, как шефов.

Но Сергей Сергеевич! Это было нечто особенное!

Когда мы обнаружили, что он и Августа Ивановна влюблены друг в друга, мы переживали за них и, забыв о собственной влюблённости, хотели, чтобы они были счастливы.

Наш доктор Августа Ивановна была всегда очень добра к нам, и мы любили её без критики и зависти.

Здесь, в санатории, во мне, распятой на кровати, начала просыпаться женщина.

Иногда я не спала по ночам и выдумывала истории с красивыми мужчинами-принцами, которые, конечно же, все поголовно будут влюблены в меня и с которыми я встречусь как только выберусь из гипсовой кроватки!

Главная мечта здесь была об одном: когда сделают рентген и разрешат встать.

СОН СЕДЬМОЙ.

– Скажи, ГОСПОДИ! Можно ли создать на земле Бога, чтобы почитать и поклоняться ему?

– НЕТ! Это будет дьявол, на пьедестале, спрессованном из голов безумцев, воздвигших его.

Так было всегда!

Самым умным мальчиком в санатории считался Сергей Пан, китайского или корейского происхождения с соответствующей внешностью.

Однажды, после отбоя, мы (я и он) стали при помощи зеркальцев писать зайчиками на потолке (из коридора падал свет) вопросы и ответы. Робкие слова, полунамёками.

Сердце замирало от страха и томления.

Мальчик был умница. Игра захватывала. Мы с волнением каждый вечер ждали отбоя и того времени, когда все дети в палате уснут, чтобы никто не мог увидеть наш потолок с зайчиками. Днём мы вели себя как обычно.

Да и что больше могли себе позволить двое, привязанных (буквально) к постели подростка, читавших в книгах кое-что о любви.

Однако вскоре наша «светлая» любовь открылась и умерла на корню.

Было очень жаль. Это был в буквальном и в переносном смысле «луч света в тёмном царстве»

Как хорошо ждать вечера, если тебя что-то ждёт, заманчивое и таинственное!

Примерно в это время, в одну из ночей, меня мучило какое-то неблагополучие, томление, беспокойство, страх, что-то непонятное.

Я не спала всю ночь, не зная почему.

А утром, когда нам всем раздали судна, как обычно, я, вдруг, обнаружила, что в нём – кровь!

Я не подняла крика, но испугалась и тихо плакала.

Как раз дежурила моя спасительница Полина.

Она меня успокоила и пообещала, что эти «радости» будут теперь повторяться каждый месяц.

Однако, вероятно, в связи с «безоблачным» детством, они повторились только через год, когда я уже ходила.

Как же осуществилась эта несбыточная мечта – встать на ноги?

Через три года после того, как меня «уложили», был сделан рентген, и мне сказали, что всё хорошо.

Сустав в бедре замкнут и не сгибается, что оказывается хороший показатель, а посему завтра меня будут поднимать!

Многие дети не так уж строго выполняли наш строгий постельный режим… после отбоя они вставали и тайком ходили по палате.

Дети, конечно, друг друга не выдавали.

Были даже девочки и мальчики, которые иногда осмеливались ложиться друг к другу в кровати.

Одна девочка Аня Френкель через какое-то время после моей «зеркальной» любви с Серёжей Пан была такой смелой, что после отбоя ложилась к нему в постель.

Что-то такое, особенное было, наверное, в этом Серёже, что влекло к нему девочек.

По-моему там, между прочим, ничего «такого» не происходило, просто они ласкали друг друга.

Не помню, чтобы я особенно страдала от этой «жестокой» измены.

В это время в моих мечтах уже царствовал другой мальчик, которого звали Витя.

(Наверное, до ста лет в моих мечтах будет царствовать какой-нибудь «мальчик», который так никогда и не приблизится к выдуманному в те времена идеалу.)

Так вот, я со своим развитым чувством долга (если сказали нельзя – значит нельзя!) все три года не только не встала, не села, но даже на бок не повернулась.

Я добросовестно отлежала на спине три года. Меня можно было не привязывать.

Но теперь!

Когда мне сказали, что всё хорошо и что завтра меня будут поднимать!

Почему я должна ждать до завтра?

Я попробую сегодня…

Наконец наступило время отбоя. В палате тихо. Спят дети, и отдыхает персонал.

Дрожащими руками развязываю и снимаю ватные кольца, которыми привязаны плечи, развязываю специальную привязь над коленями, осторожно отодвигаю гипсовую кроватку на край постели, медленно-медленно сдвигаюсь на другой край.

Встать очень трудно, так как левая нога совсем не сгибается в бедре и почти не сгибается в колене, остальные суставы как чужие, неподатливые и деревянные.

Однако, дело хоть медленно, но двигается.

Я делаю один заключительный рывок и встаю на ноги…

Палату огласил страшный крик, а я без сознания рухнула на пол.

Как могла я знать, что если три года не стоять на ногах, а потом встать, то пронизывает такая боль, как будто в ступни одновременно на всей поверхности вонзились иглы на всю глубину!

Месяц мне пришлось пролежать дополнительно.

Потом меня осторожно, по одной, две минуты в день поднимали и учили стоять, держась за кровать, потом переставлять ноги, потом я делала первые шаги, поддерживаемая с двух сторон.

И только потом, я постепенно начала ходить на двух костылях, закованная в специальный корсет.

Когда я немного привыкла к вертикальному положению и научилась осторожно передвигаться на двух костылях, меня отправили назад в «родную» Пихтовку для дальнейшего отбывания наказания за несовершённые преступления.

Я по-прежнему была ссыльная (хоть и получила для болезни трёхлетний перерыв) и должна была каждый месяц отмечаться в милиции.

ЮНОСТЬ И МЕЧТЫ.

Мне было примерно 13 лет и я отличалась от Венеры Милосской тем, что у той вообще не было рук, а мои были заняты костылями, кроме того моя левая нога была на три сантиметра короче правой и несколько тоньше в объёме, да ещё не сгибалась в бедре.

По всем остальным параметрам мы с Венерой могли бы пользоваться общим гардеробом и вместе ходить на танцы.

Правда, у нас было ещё одно небольшое отличие: Венера была каменная, а во мне жажда жизни, пылала ярким пламенем, способным учинить пожар.

По плечам разметались дикие волны чёрных волос, а из карих глаз летели такие искры, что хоть табличку вешай: «Осторожно! Огнеопасно!»

К счастью начиталась классической литературы и затвердила вслед за Чернышевским:

«Умри, но не дай поцелуя без любви».

Но такая сумасбродка могла увидеть и выдумать любовь даже на необитаемом острове, если там будет хоть один Робинзон?

И начались поиски выдуманного, не существующего в природе мужчины.

В основу был положен Чеховский герой в очках, нежный и добрый.

Всё остальное в нём постоянно трансформировалось и менялось.

Но оставалось вечным и всепоглощающим ожидание любви.

Вот-вот он появится из-за поворота!

К этому времени Броничка уже подросла.

Хавалы вышла замуж за сибиряка и жила в доме его родителей.

Родила первого сына и превратилась в обыкновенную располневшую деревенскую сибирячку, с заботами о домашней скотине и огороде.

Мама, Броня и я продолжали жить в нашем домике над речкой.

Я какое-то время ходила на двух костылях и в корсете.

Потом сняла корсет, потом оставила костыли и ходила с палочкой, потом и палочку выбросила и только немного прихрамывала.

Нужна была специальная обувь, в которой можно было бы спрятать недостающие три сантиметра слева. Ничего этого, конечно, не было.

В Пихтовке я носила какие-то тапочки.

Позже, когда я училась в Новосибирске, то заимела резиновые боты с каблуками. В левый я напихивала больше бумаги, чем в правый и это давало некоторое равновесие.

До чего же было неудобно ходить!

Позже я узнала, что можно заказывать специальную ортопедическую обувь, которая даёт устойчивость и делает незаметным мой «недостаток».

Но обо мне некому было позаботиться и подсказать мне.

Я продолжала мучаться и страдать, стыдясь своей походки и замирая каждый раз от страха услышать вслед: «хромая»…

Но ничто не могло лишить меня моих мечтаний и ожиданий.

Нет, наверное, в мире ни одной Золушки без мечты о Принце.

Не мешало бы провести исследование: сколько реальных Золушек приходится на одного вымышленного Принца.

Это была бы печальная статистика!

Но количество мечтательных Золушек во все времена от этого не меняется.