Виктория Токарева - Ни с тобой, ни без тебя (сборник) Страница 9

Каждую субботу праздновали «шабат». Столы покрыты льняной скатертью, густое вино, наподобие кагора, фаршированная рыба. Молитва перед трапезой – все так торжественно и трогательно.

Тамара в тот год была улыбающаяся, счастливая, легкая. По вечерам танцевала с Турком под музыку, и по тому, как он вел ее в танце, как они двигались и смотрели друг на друга, было видно, что после танцев они вернутся в номер и лягут в постель. И Бог снов покровительственно хлопнет турка по правому плечу.

Они оба были молоды, но не первой молодостью, а второй. Ей сорок, ему пятьдесят. У них есть прошлое, но и будущее тоже есть.

Прошло пять лет. Их счастье было ровным и насыщенным, как хорошее вино.

Турку исполнилось пятьдесят пять. Эту дату справляли торжественно. В ресторане. Собрались все друзья и родственники, и, конечно же, дети.

Дети – это три дочери. Старшая пришла со своими детьми, то есть внуками. Средняя дочь проходила службу в армии и пришла на юбилей в форме. У нее не было времени переодеться.

Младшая дочь училась живописи и подарила отцу картину. На картине были изображены все члены семьи: отец, покойная мать, три дочери, зять и два внука – мальчик и девочка. И это все. Тамары там не было и близко.

Что это значило? Очень просто. Они не считали Тамару членом своей семьи.

Да, живет с отцом некая русская (все, кто из России, – русские), обстирывает его, готовит еду, убирает в доме, сексуально обслуживает – бесплатная рабсила плюс проститутка. Но семья (как там говорят: мешпоха) – это другое. В семью Тамара не входит.

У Тамары потемнело в глазах. Она устроила скандал прямо на месте, в ресторане. Она испортила весь праздник. Она орала Турку в лицо:

– Немедленно под хупу, или я сейчас же ухожу.

– Уходи, – сказали дочери. – Что же ты стоишь?

Турок безмолвствовал, тем самым поддерживал дочерей. Тамара ушла.

– Я правильно сделала? – спросила Тамара у своей соседки, тоже русской. В Москве ее звали Римма, а здесь Ривка.

– Правильно, – согласилась Ривка. – Только не надо было скандалить при людях. Скандалить – это унижаться.

– А как?

– Промолчать. А потом вернуться домой и поставить ультиматум.

Тамара позвонила Турку по телефону и повторила свое требование. Под хупу. А иначе полный разрыв отношений.

Турок тяжело молчал. Страдал. Но стоял как скала. Тамара перестала звонить. Ушла на погружение. Она выжидала, что Турок не выдержит одиночества и приползет к ее ногам.

Но оказывается, турка познакомили с другой женщиной, моложе Тамары. Разведенной.

Эту весть принесла Ривка.

– Разводушка, понимаешь? – спросила Ривка.

– Конечно, понимаю, – отозвалась Тамара. – Чего там не понять?

– Из Марокко, – уточнила Ривка. – Марокканка.

Турок стал жить с марокканкой, а Тамара осталась на бобах.

Время шло, она тосковала. Жалела, что проявила максимализм. Лучше было жить без хупы, чем никак.

Тамара – красивая женщина, с высшим образованием. Книги читала. Знает русскую классику, это тебе не мароканье, которое понаехало из Африки, на хвостах качаются. Русские евреи принесли высокую русскую культуру на землю обетованную. Но Турку не нужен был Достоевский. Ему нужна была просто женщина с сиськами, а все женщины одинаковы и взаимозаменяемы.

Турок и сам не семи пядей во лбу. Перекупщик овощей.

Тамара работала в русской газете. Писала статьи и очерки. Ее называли «золотое перо».

За Тамарой стал ухаживать завотделом. Не чета Турку. Но…

Чужой. И не так пахнет.

От Турка пахло фруктами: персиками, яблоками. Ничто на свете не издает такого аромата, как спелые яблоки.

Господь Бог снабдил фрукты буквально божественным ароматом. Зачем? Чтобы летели пчелы.

А от завотделом пахло рыбой. При этом у него были любовницы в машбюро и среди внештатных журналисток. Никого не пропускал.

Разве можно сравнить его с Турком? Турок был предан каждой своей клеточкой. Каждой своей секундой. Принадлежал ВЕСЬ. Он привык быть преданным и верным.

Тамара стала жалеть, что тянула его под хупу. Что такое хупа? Формальность. Штамп в паспорте. А люди живут не штампами, а духом и материей.

Однажды ей приснился сон: Турок пришел к ней и заплакал. И она тоже заплакала.

Проснулась в слезах. Вся подушка была мокрой.

Тамара встала с постели, подошла к телефону и позвонила своему Турку. Он взял трубку, и в его голосе зазвенела такая радость…

Дальше все случилось как во сне. Сон оказался вещий. Он пришел и заплакал, и она заплакала. Когда прошли первые минуты размягчения души, Тамара проговорила, сморкаясь в платок:

– Мы больше никогда не расстанемся, но ты должен повести меня под хупу…

– Нет, – слабо отозвался Турок.

Он любил – да. Он скучал – да. Хочет ли он обратно к Тамаре – несомненно. Но под хупу – нет. Этим самым он предаст жену и обидит детей. А семья для верующего еврея – святое. Семья – это часть веры.

Тамара поняла, что сломить сопротивление невозможно. Единственно, что удалось выколотить: пенсия Турка после его смерти отходила Тамаре.

Это можно оформить как-то.

Турок, прежде чем дать согласие, навел справки: может ли пенсия после его смерти отойти детям? Сказали: нет. Не может. Значит, после его смерти пенсия просто пропадет. Не достанется никому. В таком случае – пусть ее забирает Тамара. Дети не ущемлены.

Интересы детей Турок ставил превыше всего, и Тамару это бесило.

Но что поделаешь? Пришлось подчиниться.

Турок оформил необходимые бумаги. Что-то подписал. Будущее Тамары было обеспечено, хотя не ясно – кто умрет раньше. Турок был здоров как бык. Вернее, другой зверь – сухой, жилистый. А такие долго живут.

Итак, разлука не удалась. Турок и Тамара снова стали жить вместе. Вместо ели. Тамара готовила его любимые турецкие блюда. Научилась выпекать турецкие сладости с невообразимым количеством сахара.

Приучила Турка к совковой еде: салат оливье, борщ с чесноком, пирог с черникой. Турку нравилось все, что исходило из Тамариных рук.

Вместе ездили отдыхать. Он носил чемодан. Помогал распаковывать. Все делалось в четыре руки, что гораздо легче и веселее.

Вместе спали, ощущая тепло друг друга. Они спали под одним одеялом, а это значит – не расставались всю ночь. Пропитавшись теплом друг друга, оба были неуязвимы. В броне любви.

Все было замечательно, кроме одного обстоятельства. Тамару мучила марокканка, которая ее замещала. И она (Тамара) постоянно задавала вопросы.

– А где она сейчас?

– Не знаю, – отвечал Турок. – Наверное, у себя дома.

– А она на тебя обиделась?

– Не знаю. Может быть.

– А что ты ей сказал?

– Сказал, что не могу без тебя жить.

– Так и сказал?

– А что?

– Ей же обидно.

– Зато все ясно. Я не морочил ей голову.

– Она, наверное, переживает… – притворно сочувствовала Тамара.

– Привыкнет.

– А почему она не старается тебя вернуть?

– Это бесполезно. Она – неглупая женщина.

– Не глупая – значит умная? – уточнила Тамара.

– Да. Она умная.

– Красивая? – напряглась Тамара.

– Не красавица, но все при ней.

– А что при ней? – насторожилась Тамара.

– Ну… то, что у женщин.

– А тебе с ней было хорошо?

– Хорошо.

– А как?

– Что «как»?

– Как она тебя любила?

– Я не хочу об этом говорить.

– Как я? Или по-другому?

– Так и по-другому.

– А как?

– Мужчины об этом не говорят.

– Ну, скажи…

– Не хочу.

– Я тебя умоляю.

– Тебе будет неприятно.

– Честное слово, не будет. Ну пожалуйста… Я обещаю, что сразу забуду.

И он сказал.

Тамара обомлела. У нее было развито воображение, и она представила себе: как все происходило в мельчайших подробностях.

Тамара возненавидела. Она буквально плавилась от ненависти. Тамара не ожидала от себя такой реакции, но сделать ничего не могла.

Прошел день и другой, а ненависть не утихала. Она кипела в ней бурыми парами, заполняя сердце и мозги.

Так продолжалось месяц, другой и третий. Они по-прежнему вместе ели, но Тамара швыряла тарелки на стол. Они вместе спали, но под разными одеялами. Тамара постоянно оскорбляла его нехорошими намеками.

В конце концов он превратился в затурканного еврея – запуганного и затравленного. А она – злобная фурия, в душе которой горел адский огонь. Глаза полыхали. От легкой Тамары не осталось и следа.

Всю эту историю Тамара рассказала Ларисе Николаевне. Они сидели на террасе дорогого отеля, пили чай с мятой. В нескольких шагах ртутно поблескивало Мертвое море.

– Я ничего не поняла, – созналась Лора. – А в чем он виноват?

– Как?! – Глаза у Тамары вылезли из орбит. – Знаете, что она делала?

– Нет. Откуда же я знаю?

Тамара наклонилась к Лоре и прошептала ей в ухо.

– Ну и что? – равнодушно спросила Лора.

– А вы знаете такое? – ужаснулась Тамара.

– Да это все знают. Даже школьники. Я не предполагала, что у вас в Барнауле все такие целомудренные.