«Дневник сумасшедшего» и другие рассказы - Лу Синь Страница 14

и от одной этой мысли, казалось, гибла вся вселенная. Они конечно догадывались, что гибель не пойдет дальше их деревни, но они чувствовали, что Цзигуан все же часть вселенной. В связи с происшествием, в чистой половине Сы-е быстро собрались гости. На почетном месте сидел пожилой и добродетельный Го Лао-ва, с морщинистым лицом напоминающим высохшее на ветру душистое апельсиновое дерево. Он приглаживал рукой взъерошенную бороду, словно хотел ее выщипать.

– В предобеденное время – оставив свою взъерошенную бороду в покое, медленно сказал он, – Лао-фу что живет на западной стороне, хватил удар. Его сын говорил что это из за того, что побеспокоили Ту Шэна[36]. Так что, в будущем, если что случится, то трудно будет избежать беспорядков. В дом… Все беспокойство придет в дом.

– Не так ли? – Сы-е погладил седые усы, как у сома и продолжал печально задумавшись.

– Все лежит на ответственности его отца. Он сам, когда был жив, не верил в Пу Су[37].

Когда он был жив я с ним не соглашался, однако нельзя ничего было поделать. Какой же смысл спрашивать сейчас?

– Я думаю остается только одно. Да, одно. Завтра связать его и отправить в город, а там отдать в храм бога города на одну ночь, что бы выгнать прочь влияние злых духов.

Го Тин и Фан Тоу защищали интересы всей деревни и в первый раз входили в эту недоступную для посторонних чистую половину, и не только сидели по старшинству вместе с Лао Ва и Сы-е, но и пили чай. Войдя вместе с Лао Ва, и сообщив новости они молча начали пить чай, как вдруг Го Тин стал высказывать свои взгляды.

– Этот способ чересчур медлителен. Ведь это касается всех. Самое важное быстро справиться с ним. На если он все таки подожжет…

Го Лао-ва от одних этих слов перепугался. Его подбородок заметно дрожал.

– Если действительно подожжет, – с ударением сказал фан Toy.

– Тогда, – продолжал Го Тин громким голосом. – Тогда, будет плохо.

Девочка с потускневшими волосами снова вошла залить кипятком чайные листья. Го Тин перестал говорить и принялся попивать чай. Он весь дрожал, сидя с высунутым кончиком языка, облизывая верхнюю губу, затем подняв крышечку чашки он начал осторожно дуть.

– И впрямь может навредить, – Сы-е хлопал рукой по столу. Этот «внучок» должен умереть! Го Тин поднял голову: – В прошлый год, Лян Кэ-чуань убил одного такого же. Все как в один голос сказали, – «будем стоять всегда все за одного». Если не поодиночке, а скопом бить кого бы то не было, то после никаких последствий не будет.

– Там было другое дело, – сказал фан Тоу, на этот раз это всех касается. Мы должны немедля придумать способ. Я думаю…

Лао-ва и Сы-е, оба со страхом смотрели ему в лицо.

– Я думаю достаточно если его запереть.

– Это верный способ. – Сы-е закивал головой.

– Верный! – воскликнул Го Тин.

– Это и впрямь верный способ – сказал Лао-ва, Мы сейчас же схватим его, притащим и быстро запрячем в какую нибудь комнату, да приготовим замок.

– Комнату? – Сы-е поднял голову и сказал: – у меня нет такой свободной комнаты. Да и не известно, когда он придет в себя…

– Тогда лучше воспользоваться его… его собственной комнатой, – сказал Лао-ва.

– Нашего Лю-шуна – неожиданно заговорил Сы-е, дрогнувшим голосом, – осенью женим. А то, лет то ему много, а только и знает сумасшествовать, не хочет остепениться. Вот и мой младший брат, хотя и прожил всю жизнь бестолково, но без потомства считал невозможным обойтись…

– Это, кончено – все трое сказали в один голос.

– Когда у Лю-шуна будут сыновья, я думаю – второго можно будет дать ему, чтобы усыновил. Но вот… чужой сын то, так даром что ли и отдать его?

– Это как же можно! – Опять все трое сказали в один голос.

– А насчет комнатушки этой, – я ничего не имею против. Лю-шун тоже ничего не скажет. А вот если в будущем родного сына даром отдать людям, то боюсь, что мать не очень то будет довольна.

– Это, конечно! – все трое сказали в один голос.

Сы-е был тих и задумчив. Трое людей молча смотрели ему в лицо.

– Я все время надеюсь, что он исправится – после короткой паузы, на этот раз медленно, сказал Сы-е. Но он нехорош. И не только не хорош, он сам не хочет хорошего. Нельзя ничего придумать. Только и остается, как говорит один из вас, запереть его, чтобы не вредил он людям Может быть это заставит его сделаться достойным своего отца.

– Это, конечно – сказал Го Тин взволнованно: – Но, дом…

– Разве нет свободного помещения в кумирне? – медленно повышая голос спросил Сы-е.

– Есть! – смущенно заметил Го Тин, есть! Войдя в главный вход, в западной части помещение свободно. В нем только одно маленькое четырехугольное окно, зарешеченное необтесанным деревом, быстро не додуматься его открыть, очень хорошее место. Лао-ва и фан Тоу обрадовались, Го Тин вздохнул, облизнул губы и стал попивать чай.

Вечернее время еще не наступило, но кругом уже мирно, все покончено и забыто. На лицах людей нет возбуждения, и бурное происшествие отодвинуто ранними следами радости. Людей перед кумирней, конечно, больше чем в обыденное время, но скоро и они стали редки. Двери в кумирню закрыты и дети не могут войти туда играть, сейчас они по привычке нашли себе занятие, поужинав они прибежали к кумирне играть в загадки.

– Разгадай-ка – сказал самый большой: – Я повторю:

Белопарусное судно с красным веслом,

Покачивая к берегу придуло,

Покушало немного сластей,

Сыграло песенный лад.

– А, что такое «красное весло»? – спросила девочка.

– Я объясню, это…

– Подожди – сказал один, у которого вся голова была в лишаях, – я разгадал: джонка.

– Джонка, – повторил голорукий.

– А джонка, – сказал самый большой: – Джонку гребут. Может ли она петь лады. Вы не разгадаете, я объясню.

– Подожди – сказал в лишаях.

– Да, вы все равно не разгадаете, я объясню, это – гусь.

– Гусь – смеясь сказала девочка, С красным веслом.

– А как же белопарусное судно? – спросил голорукий.

– Я подожгу! – раздался отчаянный крик.

Дети испугались. Они сразу вспомнили «его» и внимательно смотрели на западную пристройку. Они увидели одну руку просунутую сквозь деревянную решетку, другую руку, срывающую кору с дерева, и пару светящихся глаз.

Мальчишка в лишаях, на один миг притих, затем, вдруг испустил крик и отбежал Оставшиеся громко смеясь и крича побежали прочь. Голорукий показав тростинкой на свой зад, сплюнул и