«Дневник сумасшедшего» и другие рассказы - Лу Синь Страница 15

– У… y!..

На дворе стало тихо. Спустились сумерки. Зеленый, ясный огонь светильника все еще светит в главном притворе у нашего алтаря. Его свет пробивается во двор до зарешетченной деревом темноты.

Дети выбежав из ограды кумирни и взявшись за руки, медленно отправились по домам. Они смеялись и напевали про себя переделанную песню:

Белопарусное судно к берегу придуло.

Сейчас же потушить, сам потушу.

Сыграло песенный лад.

Я подожгу. Ха-ха!

Огонь! огонь!

Покушало немного сластей.

Сыграло песенный лад.

Развод

– А… Дядюшка Му-сань! С новым годом! С новым годом!

– Как поживаете, Ба Сань? Поздравляю, поздравляю!

– А… а. С новым годом! Ай Гу, вы тоже здесь…

– Зятек Му-сань, с новым годом! Со счастьем, с богатством!

Чжуан Му-сань с дочерью Ай Гу, только что взошел на пароход с пристани в Мулянь. Самые разнообразные голоса на пароходе сливались в общий гул. В толпе несколько человек кланялись друг другу, отбивая новогодние поклоны. На скамейке парохода освободилось место для четырех человек. Чжуан Му-сань, продолжая переговариваться, сел на свободное место. Свою длинную трубку он удобно положил на перила. Ай Гу молча села слева от него, а две свои серповидных ступни поставила в направлении к Ба Саню, точь в точь как иероглиф «ба» – восемь.

– Му-сань, едете в город? – спросил один из пассажиров, с маленьким, круглым, как панцирь краба, лицом.

– Нет мы не в город. Мы только в Лунчжуан.

Му-сань был подавлен. Но на его лице, цвета желтого сахарa, было так много морщин, что в конце концов, по выражению лица нельзя было заметить какой-либо перемены настроения. На пароходе понемногу затихли и теперь все смотрели на них.

– Все по делам Ай Гу? – немного погодя спросил Ба Сань.

– Да, все из-за нее. Надоело это мне до смерти. Целых три года спорят. Сколько раз дрались, сколько раз мирились. Все без толку…

– Этот раз вы опять к почтенному Вэю?

– Опять к нему. Он их два раза мирил. Я не соглашался. Но ничего, в этот раз у него на новый год соберутся родственники. Даже сам Ци Да-жэнь из города приедет…

– Ци Да-жэнь?! – глаза Ба Саня широко открылись от удивления.

– Он почтеннейший тоже будет говорить! Ну это…

– В прошлом году дело дошло до того, что мы в их доме алтарь разломали[38]. Можно считать, что обозлились. Для чего же Ай Гу то туда возвращаться – смысла никакого нет… Он опустил глаза…

– Я вовсе не рвусь вернуться туда, братец Ба Сань, – поднимая голову, сердито сказала Ай Гу. Я зла на них! Ты подумай только, эта – «маленькая скотина» завел себе любовницу вдову, а от меня отказывается. Такое это простое дело! «Старая скотина» только и знает, что помогать своему сыну и, тоже отказывается от меня. Так просто! А?.. Ну что же, что Ци Да-жэнь?! Не думаю, чтобы он у господина судьи справился и не стал бы судить по человечески. Не может он ничего не понимать, как почтенный Вэй, который только и твердит – «Разойтись хорошо, разойтись хорошо». Я наконец расскажу Ци Да-жэню все мои горести за эти годы. Посмотрим, что получится. Он скажет кто прав.

На пароходе стало тихо. Только было слышно как бежала вода ударяясь о борт. Му-сань протянул руку за трубкой и стал набивать ее. Какой-то толстяк, сидевший как раз напротив, вытащил из кожаного кошелька огниво, зажег трут и дал ему прикурить.

– Затруднил, затруднил – кивая головой, благодарил Му-сань.

– Мы хоть и в первый раз встретились, но имя дяди Му-сань я и раньше слышал, – почтительно сказал толстяк.

– Да здесь по всему морскому берегу, во всех 18 деревнях, кто же не знает, что сын семьи Ши завел себе любовницу-вдову. Мы давно знаем. В прошлом году дядюшка Му-сань разломал у них в доме алтарь. Все говорили: – правильно сделал… Ты почтеннейший до больших людей дойдешь – широко шагаешь. Чего их бояться!..

– Ты вот, дядюшка, сочувствуешь мне! – довольная сказала Ай Гу. – Я хотя и не знаю, почтеннейший, кто ты…

– Меня зовут Ван Дэ-гуй, – тотчас же ответил толстяк.

– Захотели они от меня отделаться… не выйдет. Ци Да-жэнь[39] хорошо. Ба Да-жень, тоже хорошо. Я все равно буду скандалить, пока их всех не разорю и не погублю. Разве почтенный Вэй не уговаривал меня четыре раза? Даже у отца и то глаза разгорелись и в голове помутилось, когда он увидел деньги, которые хотели заплатить за мировую.

– Молчи мать твою… – тихо и зло выругался Му-сань.

– Но я слышал, что в конце старого года семья Ши послала в подарок почтенному Вэй целый стол выпивки, – сказал человек, с лицом похожим на панцирь краба.

– Это дела не портит, – заметил спокойно Ван Дэ-гуй. Разве может выпивка смутить человека? Если уж выпивка может смутить, тогда что же будет, если поставить целое угощение. Они – люди знающие книги, знающие правду… Они как раз вместо других говорят по справедливости. К примеру – одного человека все оскорбляют, тут они появляются и говорят по справедливости. Им все равно, есть вино или нет вина. В конце прошлого года в нашу деревню, из Пекина вернулся господин Юнь. Он видел многие места, не то что мы – деревенские. Он говорит, что самым первым человеком можно считать госпожу Гуан, непреклонная и…

– Пассажиры в Ванцзя, на берег! – громко закричал матрос. Пароход медленно останавливался.

– Я, я! – толстяк схватил трубку и соскочив со среднего трюма, через стоящий сбоку пароход, выбрался на берег.

– Виноват, виноват! – говорил он людям на пароходе, кивая головой.

Пароход продолжал двигаться в тишине. Снова стали слышны звуки воды: – чуань, чуань! Ба Сань задремал и широко открыл рот в направлении серповидных ножек. У переднего трюма две старухи начали бормотать буддийскую молитву. Они перебирали четки, смотрели на Ай Гу, переглядывались, кривили рты и покачивали головами. Ай Гу уставилась широко открытыми глазами в тент парохода. Она думала как она будет скандалить с ними, чтобы – «семью разорить, людей погубить», «старая скотина», «маленькая скотина» – все шло без конца, кругом. Почтенного Вэя она не принимала в счет. Видела она его только два раза. Всего-навсего неуклюжий коротышка. Таких и в деревне много, только деревенские, лицом немного потемнее его…

Чжуан Му-сань давно уже выкурил свою трубку. Огонь дошел до нагара на самом дне трубки и слышалось пустое посапывание: он