«Дневник сумасшедшего» и другие рассказы - Лу Синь Страница 20

чем раньше. Хотя стряпня и не была призванием Цзы Цзюнь, но она вкладывала в нее все свои силы. Ее усердие в работе днем и ночью, заставляло и меня работать вместе с ней, как говорится, делить и горечь и сладость. И без того у нее целый день не сходил пот с лица, короткие волосы прилипали ко лбу, а руки погрубели. Нужно было еще кормить А-Суй, цыплят… Все это доставляло ей много работы. Еще раньше я как-то сказал ей, что я не буду есть дома, не стоит ради этого так много работать. Она только взглянула на меня и ничего не сказала, выражение лица стало совершенно несчастным. Лучше бы я и рта не раскрывал. После этого она все равно продолжала усердно работать.

Удар, которого я ожидал, был наконец нанесен. За день до праздника годовщины революции я сидел без всяких мыслей дома, Цзы Цзюнь мыла посуду. Кто-то постучался и я пошел открыть дверь. На пороге стоял посыльный из канцелярии. Он передал мне отпечатанную записку… Я уже догадывался в чем дело. У лампы я прочитал…

«По приказанию начальника канцелярии, Ши Цзюань-шен отстраняется от службы!». Отдел корреспонденции. 9 октября.

Раньше, когда я еще жил в землячестве, я подозревал, что когда нибудь это наступит. Как раз – та с кремом то и была партнершей по азартным играм, сына начальника нашей канцелярии. Определенно это она насплетничала и донесла на меня. Только теперь с опозданием, донос принес свои результаты. Правда, лично для меня это не было ударом. Я давно решил – пусть кто-нибудь другой переписывает, а я займусь преподаванием, или, хотя это и тяжелый труд, могу что-нибудь переводить. Главный издатель «Друга свободы» был мой старый знакомый. Мы встречались с ним несколько раз и еще два месяца назад переписывались. Все же сердце мое упало, когда я узнал об увольнении. Даже всегда спокойная Цзы Цзюнь и та переменилась в лице. За последнее время она стала как бы слабее.

– Ну, что же тут такого! Пфу! Начнем новое… сказала она, но не договорила. Не знаю почему, но для меня этот возглас прозвучал надрывно. И даже свет лампы показался мрачным.

Люди, забавные существа, самое ничтожное происшествие может бросить на них глубокую тень. Сначала мы безмолвно смотрели друг на друга и только через некоторое время постепенно начали советоваться. Мы решили усиленно экономить скопленные деньги и дать публикацию в газете в отдел мелких объявлений – искать уроков или переписки. Кроме того, написать письмо главному издателю «Друга свободы», объяснить ему наши затруднения и просить его опубликовать мои переводы, чтобы помочь нам в тяжелое время. Сказано – сделано! Пойдем по новому пути!.. Я сразу же сел к письменному столу, оттолкнул в сторону бутылку с маслом и блюдце с уксусом. Цзы Цзюнь придвинула тусклую лампу. Сначала я составил объявление. Потом выбрал книги для перевода. Со времени переезда на квартиру я не трогал их и на каждой было много пыли. После всего принялся писать письмо. Все время я колебался и не знал, как написать лучше. Когда в нерешительности переставал писать, глядел на нее. При свете лампы она казалась мне очень жалкой. Я не мог предположить, что такое незначительное обстоятельство может вызвать резкую перемену у решительной и спокойной Цзы Цзюнь. За последнее время она стала очень слабой. Началось это, конечно, не с сегодняшнего вечера. Я был в большом смятении. Перед моими глазами внезапно возникла картина спокойной жизни, промелькнула тишина моей бедной комнаты. Я только задумался и устремив неподвижный взор, снова увидел тусклый свет лампы на столе. Письмо я писал очень долго. Оно получилось довольно длинным и в нем был выражен упадок моего настроения. Мы решили, что завтра отправим письмо и дадим объявление в газете. Как будто бы одновременно мы разогнули спины и невольно почувствовали энергию и стойкость. Так из ранних, молодых порослей поднимается надежда будущего.

Удар со стороны возбудил во мне новую энергию. Моя жизнь в канцелярии была похожа на птицу в руках бродячего торговца. Хотя и есть немного проса, чтобы поддерживать жалкую жизнь, но никак нельзя растолстеть. Проходит время и опускаются омертвевшие крылья. Даже, если птицу выпустить из клетки – ей уже не расправить крыльев и не улететь. Сейчас можно считать, что я вырвался из клетки. У меня появилось желание парить в новом, просторном небе… Благо, что я еще не забыл как взмахнуть крыльями. Объявление в газете на один раз, конечно, не могло принести результатов. Переводы оказались делом нелегким: как будто понятно, а начнешь работать – возникает множество трудностей. Работа шла очень медленно, но я решил упорно продолжать. Не прошло и полмесяца, как на обрезе почти нового словаря, появилась большая, черная полоса – следы моих пальцев. Одно это свидетельствовало о серьезности моих занятий над переводами. Главный издатель «Друга свободы» говорил, что его журнал не интересуется плохими произведениями. Жаль, что у меня не было комнаты, где было бы тихо. Цзы Цзюнь чувствовала себя свободно, не стеснялась как раньше. По комнате всегда были разбросаны чашки, тарелки, и всегда было дымно. Но все это возбуждало досаду только против самого себя – почему раньше я не устроил себе комнату для занятий? А тут вдобавок еще А-суй и цыплята. Цыплята выросли и стали еще более легким поводом для ссор между Цзы Цзюнь и хозяйкой дома. Прибавились ежедневные неудержимые как поток заботы о пропитании. Все усилия Цзы Цзюнь сосредоточились на пище. Мы проедали наши сбережения, ели и считали. Кроме этого, приходилось кормить А-Суй и цыплят. Цзы Цзюнь как будто бы забыла все, что она знала раньше. Не обращая внимания на мои занятия, она часто прерывала мою работу и звала есть. За столом я вспыхивал от злобы. Она как бы не замечая, продолжала безучастно громко жевать. Прошло больше пяти недель, когда Цзы Цзюнь поняла, что мои переводы не могут обеспечить нам пропитания. Она была очень подавлена, но ничего мне не говорила. Моя работа над переводами стала, наконец, подвигаться сравнительно быстро. За короткое время я перевел пятьдесят тысяч иероглифов. Нужно было немного дополнить и можно было составить две хороших работы для «Друга свободы». Вопрос о пропитании по-прежнему угнетал меня. Приправа к вареному рису неизбежно была холодной, и ее не хватало. Иногда не хватало и риса. Целыми днями я сидел дома и работал, у меня совершенно пропал аппетит. Прежде всего кормили пуделя, иногда даже бараниной, которой мы сами за последнее