Жук. Таинственная история - Ричард Марш Страница 3

– Что, опять ты здесь! Чего это ты тут удумал? Вообразил, что у меня и дел иных нет, как тебе подобных привечать?

– Я хочу, чтоб меня впустили!

– А вот и не впустят!

– Мне нужен кто-нибудь из начальства.

– А я разве ж не из него?

– Мне нужен кто-то поглавнее – позовите управляющего.

– А вот и не позову!

Он быстро потянул на себя дверь, но я, приготовившись к подобному маневру, успел подставить ногу, чтобы он не смог закрыться изнутри. Я вновь обратился к нему:

– Вы уверены, что в приюте нет мест?

– Уже два часа как нет!

– И как же мне быть?

– А мне почем знать, как тебе быть!

– Где здесь ближайший работный дом?

– В Кенсингтоне.

Говоря это, он внезапно распахнул дверь, высунул руку и столкнул меня с крыльца. Не успел я опомниться, как дверь захлопнулась. Человек в лохмотьях продолжал угрюмо наблюдать за происходящим. Вскоре он заговорил:

– Чудный малый, не находишь?

– Да он же просто один из бедняков, разве есть у него право тут распоряжаться?

– Скажу тебе, кое-кто из энтих бедных похужее всякого служаки будет, ох уж похужее! Думают, что энто ихний собственный дом, черт побери, точно! Да уж, в славном мире мы живем!

Он замолчал. Я все мешкал. Какое-то время в воздухе носился запах дождя. И вот закапало – пошла мелкая, но частая морось. Именно ее не хватало, чтобы чаша моего терпения переполнилась. Мой товарищ смотрел на меня с угрюмым любопытством.

– Неужто совсем деньжат нету?

– Ни фартинга.

– Частенько так попадаешь?

– В первый раз пришел в ночлежку – но, кажется, и сюда теперь не впустят.

– Я так и понял, что ты из новеньких… Делать-то что станешь?

– До Кенсингтона далеко?

– До работного-то дома?.. Мили три, но на твоем месте я б потопал в Святого Георгия.

– Он где?

– На Фулхэм-роуд. В Кенсингтоне заведение маленькое, но неплохое, вот оно и битком, стоит только дверь раскрыть; в Святом Георгии тебе скорей подфартит.

Он умолк. Я размышлял над его словами, не чувствуя ни малейшего желания идти ни в первый приют, ни во второй. Вдруг он заговорил снова:

– Я из Рединга притопал… нынче… на своих – на двоих! И всю дорогу я о том, как в Хаммерсмите заночую, думал… да вот так я дотуда и не дошел! Край у нас – да славный, да уж, притопить бы всех его обитателей в море, черт побери, точно! Я теперь отсель ни шагу… иль меня в Хаммерсмите кладите в постелю, иль была не была.

– И что вы намерены делать? У вас что, деньги есть?

– Деньги?.. Боже правый!.. Неужто похоже, что есть? Неужто ты энто из разговора смекнул?! Да последние полгода карман пуст, разве что медяк изредка звякнет.

– И как вы тогда собираетесь устроиться на ночлег?

– Как собираюсь?.. А вот как. – Он взял в обе руки по камню. Тот, что в левой, он швырнул в стеклянное окошко над дверью приюта. Камень влетел внутрь и разбил там лампу. – Вот как я заполучу постелю.

Дверь поспешно отворили. Опять появился седой оборванец. Вперившись в темноту, он заорал:

– Кто это сделал?

– Папаш, энто я; могу повторить, ежели хочешь глянуть, как оно вышло. Вмиг глазки раскроются.

Он не стал дожидаться, пока седовласый опомнится, и швырнул камень правой рукой в другое стекло. Я понял, что пора мне уходить. Даже попав в столь плачевное положение, я не был готов платить за ночлег ту цену, которой его зарабатывал он.

Стоило мне отойти, как на месте происшествия появились два или три человека, к которым мужчина в лохмотьях обратился с такой искренностью, что дальше уже и некуда. Я улизнул незамеченным. И когда отошел, почти пожалел, что не попытал судьбу с храбрым бродяжкой и не разбил другое окно. Колени мои, правда, подогнулись не раз и не два, когда я чуть было не вернулся совершить подвиг, которого избегал.

Вряд ли мне удалось бы выбрать более неподходящую ночь для прогулки. Дождь смахивал на туман и не только промочил меня до нитки, но и мешал что-либо увидеть в двух шагах в любом направлении. Улицы тонули во тьме. Отправившись в Хаммерсмит за последним своим шансом, я очутился в совершенно незнакомом месте. Кажется, в попытке не протянуть ноги я исходил в поисках хоть какой-то работы все лондонские районы, и сейчас оставался один Хаммерсмит. Но здесь, в Хаммерсмите, меня не впустили даже в работный дом!

Покинув негостеприимное крыльцо этого заведения для бедных, я свернул за первый же угол слева – и в тот миг был рад скрыться. В темноте под дождем местечко, в которое меня занесло, выглядело диковато. Словно я оставил цивилизацию за спиной. Тротуар был земляной, дорога неровная и ухабистая, как будто ее бросили недоделанной. Построек виднелось мало, стояли они редко. То, что мне удалось разглядеть в неверном свете среди всеобщего запустения, оказалось домишками, разваливающимися прямо на глазах.

Я не мог сказать, где именно нахожусь. Было смутное ощущение, что если довольно долго идти прямо, то я выйду где-то в районе Уолхэм Грин. Оставалось лишь гадать, сколько мне идти, никуда не сворачивая. Вокруг не было никого, кто бы мог ответить мне на этот вопрос. Я будто попал на пустошь.

Полагаю, это произошло между одиннадцатью часами и полуночью, ведь я не оставлял попыток найти работу до закрытия всех магазинов, а в Хаммерсмите, во всяком случае в ту ночь, они не закрывались допоздна. Потом я, погрузившись в отчаяние, бесцельно бродил по улицам, не зная, как быть дальше. Бесплатную еду и крышу над головой я стал искать лишь потому, что побоялся провести ночь под открытым небом без пищи: утром я тогда буду окончательно разбит и точно ни на что не сгожусь. На самом деле именно голод привел меня к двери работного дома. Случилось это в среду. С воскресного вечера у меня во рту не было ни крошки, я лишь пил воду из уличных фонтанчиков, разве что как-то раз в Холланд-парке я обнаружил скрючившегося у древесного ствола человека, а тот поделился со мной хлебной коркой. Я голодал три дня – и едва ли не все это время провел на ногах. И вот я понял, что если до утра ничего не поем, то просто упаду – и больше не встану. Однако где мне отыскать еду в столь поздний час в этом странном и враждебном