Путешествие на Запад. Том 4 - У. Чэнъэнь Страница 39

Путники расположились под ивами, только Сунь У-кун стоял и наблюдал за девой.

Наставник пошел вперед. Подойдя к воротам, он увидел, что они покосились. Кругом царило запустение и не было ни души. Танский монах приоткрыл ворота и стал осматривать двор. Сердце его сжалось от грусти и скорби: длинная галерея вокруг храма была пуста. Древний монастырь казался покинутым, когда-то богатый двор порос мхом и лишайником, дорожки заросли бурьяном. То тут то там мелькали светляки, словно летающие фонарики, не слышно было колокола, отбивающего часы, лишь раздавалось кваканье лягушек. У праведного монаха потекли из глаз непрошеные слезы. Вот как выглядел этот монастырь:

Храм разрушен,

     И кровля успела, прогнив, обвалиться,

В кельях тихо и пыльно.

     И гонга не слышится звон.

Всюду битый кирпич

     И поломанная черепица.

Балки, треснув, прогнулись.

     Столбы покосились колонн.

В кухне пусто,

     Завален очаг перепрелою гнилью.

И трава разрослась

     На парадных и черных дворах.

Украшенья разбиты,

     И плиты подернулись пылью.

Барабаны без кожи.

     И башня рассыпалась в прах.

Многоцветных лампад

     Перебиты узорные стекла.

Потускнел образ Будды.

     Упали архаты вокруг.

И богини чело Гуаньинь,

     Словно глина, размокло.

И она уронила

     И чашу и ветку из рук.

Дни за днями проходят,

     И здесь ты не встретишь монаха.

Только вихри в провалах

     И в каменных сводах поют.

Только тигр иногда забредает,

     Не ведая страха,

Только барс и лисица

     Ночами находят приют.

Покривились столбы

     Монастырской старинной ограды.

Повалился забор,

     И молельня вот-вот упадет.

И калитка распахнута настежь

     И створки ворот.

Грустно людям бродить меж развалин,

     А демоны – рады.

Старинный монастырь,

     Заброшенный, затих.

Лишь ветры

     В храмину слетаются пустую.

И зимние дожди

     Размыли лик святых,

И Будды голову

     Размыли золотую.

Сквозь трещины в стене

     Глядит глухая даль.

И даже духу тьмы

     Ночлег здесь дик и страшен.

Разбитый колокол

     В душе родит печаль…

Жаль древней звонницы

     И жаль упавших башен.

Набравшись храбрости, Танский монах прошел через вторые ворота. Здесь он увидел развалины колокольни и сторожевой башни. Его внимание привлек медный колокол, вросший в землю. Верхняя его часть покрылась белым, как снег, налетом, а внизу он стал синим, как индиго. Произошло это оттого, что колокол долго лежал под открытым небом. Белый налет на верхней его части образовался от дождей, а синева – от испарений земли. Поглаживая колокол рукою, Танский монах стал причитать над ним:

Ты когда-то

     На башне высокой висел

И качался на балке,

     Резной и богатой.

Ты рассвет, как петух,

     Возвещал нам когда-то,

И, прощаясь с закатом,

     Твой голос звенел.

Где ж прилежный умелец,

     Подвижник простой,

Тот, кто гулкую бронзу

     В горниле расплавил?

Расскажи, где ваятель,

     Где мастер святой,

Кто в узорную форму

     Струю золотую направил?

Скрылись оба в подземных чертогах

     В назначенный час.

Имена их забыты.

     Твой голос угас.

Танский монах стал громко вздыхать и охать, не подозревая, что растревожит обитателей монастыря. Первым услышал его голос монах, ведавший возжиганием лампад и фимиама. Он поднялся с земли, подобрал обломок кирпича и кинул его прямо в колокол. Раздался металлический звук. Танский монах с перепугу повалился наземь, затем хотел бежать, но зацепился за корень дерева и снова упал. Лежа на земле, он поднял голову и стал взывать:

Упавший колокол!

     Я плакал средь развалин

Об участи твоей

     В вечерней тишине.

В безлюдных сумерках

     Ты вдруг ответил мне

Могильным голосом,

     И гул твой был печален.

Испуганный монах,

     Подумал я, скорбя,

Что оборотня дух

     Вселился и в тебя.

Тем временем монах подбежал к Сюань-цзану, помог ему подняться и учтиво сказал:

– Прошу тебя, отец, вставай скорей! Не думай, будто колокол превратился в оборотня, это я только что кинул в него осколком кирпича, вот он и звякнул!

Танский монах поднял голову и поглядел на говорившего.

– А сам ты не оборотень камней или деревьев? Может, злой дух? – с опаской спросил Танский монах, вглядываясь в безобразное чумазое лицо незнакомца. – Имей в виду, что я из великого Танского государства. Мои ученики умеют покорять драконов и укрощать тигров. И если только ты заденешь их, прощайся с жизнью!

Монах опустился на колени.

– Отец родной! Ты не бойся! – молил он. – Я вовсе не оборотень и не злой дух, а служу в этом монастыре, слежу за лампадами и курильницами. Мне по душе пришлись твои добрые речи, обращенные к колоколу, вот я и захотел приветствовать тебя. Однако я побоялся, думал, это козни одного оборотня, а потому и решил сначала кинуть в колокол кусок кирпича. Прошу тебя, отец, вставай!

Выслушав монаха, Сюань-цзан совсем успокоился.

– Ну и напугал ты меня! – сказал он чумазому. – Чуть не до смерти! А теперь веди меня к себе!

Монах повел Сюань-цзана за собой, и они вошли за третьи ворота. Тут перед Сюань-цзаном предстала совсем иная картина.

Из серо-голубого кирпича

Крутые стены

          Росписью покрыты.

Изгибы крыши покрывают плиты,

Как ярко-изумрудная парча.

Над храмом Будды —

          Блеск луча, —

Стрела летит, горя,

          И нет числа

Кумирам.

А там внизу

          Ступени алтаря

Сверкают белой яшмой и порфиром.

В восторге благостном

          Душой крылатой

Узришь ты храм Пило31

          Здесь в час заката.

Наполнена стоцветным ароматом

Манджутры пышная молельня… Посмотри!

Украшенный орнаментом богатым,

Зеленый зал затмил огонь зари.

Там сотни книг буддийских —

          Древний клад! —

В крутящихся хранилищах лежат!

Трехъярусные круглых пагод крыши

Увенчаны узорным куполком.

Большие вазы

Украшают ниши.

Всех пагод башня