Ночная Земля - Уильям Хоуп Ходжсон Страница 4

Потом мы обошли кругом огромную пропасть… Казалось, что ее ограничивает почти идеальная окружность, из которой, нарушая симметрию, выдавалась лишь увенчанная руинами скала.

Тут Тоннисон заметил, что наша бездна представляет собой не что иное, как колодец или жерло, уходящее в самые недра земли.

Потом мы вновь обратились к окрестностям и, заметив прогалину к северу от пропасти, направились к ней.

Здесь – в удалении от огромного жерла – располагалось большое и тихое озеро; гладкую поверхность его лишь в одном месте возмущало бурление струй.

Удалившись от пасти бездны, мы могли теперь спокойно говорить друг с другом, не напрягая голоса, и, интересуясь мнением Тоннисона обо всем этом урочище, я сказал, что оно мне не по душе и чем скорее мы оставим его, тем лучше.

Он кивнул в ответ и бросил короткий взгляд за спину – в сторону зарослей. Я спросил, в чем дело, полагая, что он услышал что-то или увидел. Тоннисон не ответил. Он молча прислушивался; я тоже не нарушал безмолвия.

Вдруг он заговорил:

– Внемли! – прозвучало отрывистое слово. Я мельком поглядел на него – а потом повернулся в сторону леса и невольно затаил дыхание. Минута прошла в напряженном молчании. Я ничего не слышал и уже повернулся к Тоннисону, чтобы сказать об этом; но не успел раскрыть рот, как из леса слева от нас донесся заунывный вой, проплывший среди деревьев, потом зашелестели листья – и настала тишина.

Тут Тоннисон положил мне ладонь на плечо.

– Идем отсюда, – проговорил он и неторопливо направился в ту сторону, где кусты и деревья казались реже. Последовав за ним, я заметил, что солнце уже опустилось, а в воздухе почувствовался холодок.

Тоннисон молча шагал вперед. Мы оказались уже среди деревьев; я то и дело нервно оглядывался, но ничего не замечал, кроме неподвижных ветвей, стволов и густых зарослей. Мы шли дальше, и ни один звук не нарушал тишины, только изредка под нашими ногами похрустывали ветви. Но несмотря на безмолвие, я с ужасом ощущал: мы здесь не одни. Я буквально жался к Тоннисону и дважды неуклюже наступил ему на пятки… оба раза он промолчал. Минута, другая – и мы наконец достигли окраины зарослей, за которыми начиналась привычная скалистая пустошь. Только тут сумел я избавиться от ощущения ужаса, никак не оставлявшего меня в чаще.

Мы удалялись; когда издали вновь донесся этот вой или стон, я постарался убедить себя в том, что виной тому ветер, – хотя вечер был совершенно тихий.

Наконец Тоннисон заговорил.

– Знаешь что, – решительно произнес он, – я не решился бы заночевать в этой чаще даже за все богатства мира. Есть в ней нечто нечистое… бесовское. Я вдруг понял это после твоих слов. Почему-то мне показалось, что весь этот лес кишит мерзкими тварями, – ты ведь и сам ощутил это!

– Да, – отвечал я озираясь, но урочище уже было скрыто от нас склоном холма. – А вот и книга, – проговорил я, запуская руку в мешок.

– С ней все в порядке? – внезапно спросил мой друг обеспокоенным тоном.

– Да, – отвечал я.

– Быть может, – продолжил он, – она кое-что нам расскажет, когда возвратимся в палатку. Давай поторопимся: идти еще далеко, а я не хочу, чтобы тьма застигла нас на открытом месте.

К своей палатке мы добрались часа через два и немедля принялись готовить еду, потому что не ели с самого полудня.

Покончив с ужином, мы убрали за собой и разожгли трубки. Тут Тоннисон попросил меня извлечь Манускрипт из ранца. Так я и поступил, и, поскольку читать его вместе было неудобно, Тоннисон предложил мне читать вслух.

– Но не смей, – предупредил он, зная мои наклонности, – пропускать каждую вторую страницу.

Если бы друг мой мог предположить, что содержит в себе эта книга, то, конечно, воздержался бы от столь неуместного предупреждения… Так, усевшись возле входа в нашу небольшую палатку, начал я читать странный рассказ под заглавием «Дом в Порубежье», выведенным на обложке Манускрипта. Содержание этого рассказа я привожу на последующих страницах.

Глава II

Равнина молчания

Я – старик. Я живу в этом древнем доме, посреди огромного дикого сада.

Крестьяне, обитающие в этой глуши вдали от моего дома, уверены, что я безумен. Должно быть, они так считают потому, что у меня с ними нет ничего общего. Я живу здесь вместе со старушкой-сестрой, которая ведет наше хозяйство. Слуг у нас нет – я не терплю их. Компанию мне составляет единственный старый друг – пес Рыжик, и пусть гибнет весь мир, пока он остается со мною. Уж он-то умеет меня понимать… ему хватает ума не докучать мне, когда я не в духе.

Я решил завести дневник, чтобы занести в него свои думы и впечатления, которые могу поверить только бумаге, но превыше всего стремясь описать странные события, очевидцем которых довелось мне быть за долгие годы, прожитые мною в этом зловещем и старом доме.

Дом этот пользовался дурной репутацией еще пару столетий назад и, когда я купил его, пустовал уже более восьмидесяти лет; посему мне и удалось приобрести поместье за смехотворно низкую цену.

Я не суеверен, но давно не могу отрицать, что в древнем жилище моем творится нечто странное… я не могу дать объяснения этим событиям, а потому вынужден облегчить свою душу, описав подробно все, о чем знаю; впрочем, трудно сомневаться, что, если после смерти моей дневнику суждено попасть в чьи-то руки, читатель будет в сомнении качать головой, в сердце своем именуя меня безумцем.

Дом мой, насколько же он древен! Тем не менее возраст его потрясает все же в меньшей степени, чем обличье – причудливое и фантастическое. Крутобокие башни с витыми шпилями языками пламени взмывают над крышей округлого здания.

Я слышал одно предание: местные жители утверждают, что построил этот дом сам дьявол. Что ж… возможно. Но так оно или иначе – мне все равно. Куда важнее, что россказни эти позволили сбить цену, когда я приступил к покупке.

Я успел прожить в нем около десяти лет, прежде чем начали подтверждаться досужие разговоры. Не спорю, не менее дюжины раз и до этого приходилось мне видеть здесь кое-что удивительное, а еще чаще – ощущать в большей мере, чем видеть. Но прошедшие годы привели за собою старость, и я часто чувствую нечто невидимое в пустынных комнатах и коридорах. Как я уже