Укридж. Любовь на фоне кур - Пэлем Грэнвилл Вудхауз Страница 44

– Не стоит так волноваться, – повторил молодой человек и посмотрел на Укриджа злопыхательски. Его появление вызвало сенсацию. Мистер Прайс, который мял плечо Укриджа с безмолвным сочувствием сильного мужчины, возвысился над вошедшим, насколько позволял его рост в пять футов и шесть дюймов.

– Мистер Финч, – сказал он, – могу ли я узнать, что вы делаете в моем доме?

– Ладно-ладно…

– Мне кажется, я сказал вам…

– Ладно-ладно, – повторил Эрни Финч, который, видимо, был молодым человеком с характером. – Я просто пришел, чтобы разоблачить самозванца.

– Самозванца!

– Вот его! – сказал молодой мистер Финч, уставляя презрительный перст на Укриджа.

По-моему, Укридж собирался заговорить, но вдруг передумал. Ну а я тихонько ретировался из центра событий и постарался оставаться настолько незаметным, насколько позволяла спинка пунцового плюшевого дивана. Мне хотелось полностью отъединиться от происходящего.

– Эрни Финч, – сказала миссис Прайс, грозно набычившись, – что это значит?

Общая враждебность атмосферы словно бы ни на йоту не обескуражила молодого человека. Он покрутил свои усики и улыбнулся ледяной улыбкой.

– Это значит, – сказал он, пошарив в кармане и доставая какой-то конверт, – что у этой вот личности никакой тети нет. А если есть, то она не мисс Джулия Укридж, прославленная и богатая писательница. У меня с самого начала были кое-какие подозрения насчет этого джентльмена, могу вам сразу сказать, и с тех пор как он появился в этом доме, я наводил о нем справки. Для начала я написал его тете – то есть даме, которую он называет своей тетей, – будто я старый школьный друг ее племянника и хотел бы узнать его адрес. И вот ее ответ – можете прочесть сами, если хотите: «Мисс Укридж получила письмо мистера Финча и в ответ указывает, что у нее никакого племянника нет». Никакого племянника! Достаточно ясно, правда?

Он поднял ладонь, предотвращая высказывания.

– И еще одно, – продолжал он, – авто, в котором он разъезжает. Оно и не его вовсе. Оно принадлежит человеку по фамилии Филлимор. Я записал номер и навел справки. А фамилия этой личности и не Укридж вовсе. А Смоллуид. Он нищий самозванец, который водил вас всех за носы, едва переступил порог этого дома; и если вы выдадите за него Мейбл, то совершите самую большую глупость в своей жизни.

Наступила зловещая тишина. Прайсы смотрели на Прайсов в немом обалдении.

– Я тебе не верю, – наконец сказал хозяин дома без всякой, впрочем, уверенности.

– В таком случае, – возразил Эрни Финч, – вы, может быть, поверите вот этому джентльмену. Входите, мистер Гриндли.

Бородатый, осюртученный и неописуемо грозный, в комнату широким шагом вошел Кредитор.

– Скажите им, – попросил Эрни Финч.

Кредитор не заставил просить себя дважды. Он пригвоздил Укриджа сверкающим взглядом, а его грудь вздымалась от с трудом сдерживаемых чувств.

– Прошу прощения, что вторгаюсь в круг семьи в воскресный вечер, – сказал он, – но от этого молодого человека я узнал, что могу найти тут мистера Смоллуида, и потому отправился сюда. Я более трех лет разыскивал его повсюду по вопросу об одном фунте двух шиллингах и трех пенсах за поставленный товар.

– Он должен вам деньги? – в растерянности промямлил мистер Прайс.

– Он мне не уплатил, – ответил Кредитор с абсолютной точностью.

– Это правда? – спросил мистер Прайс, обернувшись к Укриджу.

Укридж в самом начале поднялся на ноги и, казалось, прикидывал, возможно или нет выскользнуть из комнаты незаметно. Этот вопрос его остановил, и на его губах заиграла слабая улыбка.

– Ну-у, – сказал Укридж.

На этом глава семьи свой допрос прекратил. По-видимому, он сделал все необходимые выводы. Он взвесил улики и принял решение. Глаза его метнули молнию. Он поднял руку и указал на дверь.

– Покиньте мой дом! – загремел он.

– Ладненько, – сказал Укридж кротко.

– И больше никогда не переступайте его порога.

– Ладненько! – сказал Укридж.

Мистер Прайс обернулся к своей дочери.

– Мейбл, – сказал он, – твоя помолвка расторгнута. Расторгнута, ты понимаешь? Запрещаю тебе впредь видеться с этим пройдохой. Ты меня слышишь?

– Да ладно, пап, – сказала мисс Прайс, открыв рот в первый и последний раз. Характер у нее, казалось, был ровный и покладистый. Мне почудилось, что я перехватил не слишком недовольный взгляд на его пути к Эрни Финчу.

– А теперь, сэр, – вскричал мистер Прайс, – уходите!

– Ладненько, – сказал Укридж.

Но тут Кредитор внес в происходящее деловую ноту.

– А как насчет, – осведомился он, – моих одного фунта двух шиллингов и трех пенсов?

На момент могло показаться, что возникли некоторые затруднения. Но Укридж, неизменно находчивый, тут же отыскал выход.

– Старичок, у тебя при себе не найдется одного фунта двух шиллингов и трех пенсов? – обратился он ко мне.

И они у меня нашлись, спасибо моему вечному невезению.

Мы пошли рядом по Пибоди-роуд. Укридж уже полностью оправился от мимолетной растерянности.

– Вот тебе и доказательство, малышок, – провозгласил он ликующе, – что никогда не следует отчаиваться. Как ни черна перспектива, старый конь, никогда ни в коем случае не отчаивайся. Сработал ли бы этот мой план или нет, решить невозможно. Но вместо этой всей канители с хитрым притворством, против которой я всегда возражаю, мы получили милый бесхлопотный выход из положения, палец о палец не ударив. – На несколько секунд он предался приятным мыслям. – Мне и в голову не приходило, – продолжал он, – что настанет время, когда Эрни Финч вызовет у меня прилив самых добрых чувств, но, провалиться мне, малышок, будь он сейчас здесь, я бы его расцеловал. Прижал бы его к своей груди, черт подери!

Он вновь погрузился в размышления.

– Поразительно, старый конь, – сказал он затем, – как все само собой складывается. Сколько раз я почти совсем был готов уплатить этому прыщу Гриндли его деньги для того лишь, чтобы избавиться от его назойливых выскакиваний в самые неподходящие минуты, но всякий раз меня словно что-то останавливало. Не могу тебе объяснить, что именно. Какое-то чувство. Будто твой ангел-хранитель руководит тобой у тебя за плечом. Кошки-мышки, только подумай, что было бы со мной теперь, поддайся я этому импульсу. Именно появление Гриндли перевесило чашу весов. Черт побери, Корки, мой мальчик, это счастливейший день в моей жизни.

– Он мог быть и счастливейшим в моей, – грубо проворчал я, – если бы я верил, что когда-нибудь снова увижу эти один фунт два шиллинга и три пенса.

– Малышок,