Укридж. Любовь на фоне кур - Пэлем Грэнвилл Вудхауз Страница 45

– А когда?

– В один прекрасный день, – бодро ответил Укридж. – В один прекрасный день.

Длинная рука Чокнутого Коута

Обладая состоянием достаточно солидным, чтобы смягчать удары, которые отвешивает жизнь, некоторые мужчины и с течением лет остаются на удивление схожими с мальчиками, которыми когда-то были. В моем школьном отделении имелся отрок по фамилии Коут. Д. Г. Коут. Более известный как Чокнутый из-за нелепых и глупых суеверий, которыми руководствовался в каждом своем поступке. Мальчики – народ трезвый, практичный и не слишком терпимый к точке зрения того, кто отказывается пойти тихонько покурить позади гимнастического зала не из нравственных убеждений (таковые, к его чести, он презрел бы), но потому лишь, что утром видел сороку. А именно так поступил Д. Г. Коут, и вот тогда-то я впервые услышал, как его назвали Чокнутым.

Но, раз данное, прозвище это прочно к нему прилипло. Причем вопреки тому – поскольку на половине первой сигареты нас застукал и физически образумил мускулистый директор школы, – что эта его сорока как будто показала себя птицей очень осведомленной. Пять счастливых лет, пока мы не разъехались по нашим разным университетам, я Коута иначе как Чокнутым не называл, и как Чокнутого я приветствовал его, когда мы в один прекрасный день повстречались в Сандауне почти сразу после финиша трехчасового заезда.

– Удачно поставил? – поинтересовался я, когда мы поздоровались.

– Просвистал, – ответил Чокнутый пригашенным, но не страдальческим тоном плутократа, который может себе это позволить. – Поставил десятку на Моего Камердинера.

– На Моего Камердинера! – вскричал я, потрясенный такой необъяснимой поддержкой одра, который уже на разминке продемонстрировал внушительные симптомы летаргии и апатии, не говоря уж про склонность спотыкаться о собственные ноги. – Что на тебя нашло?

– Да, пожалуй, у него никаких шансов не было, – согласился Коут, – но неделю назад Спенсер, мой камердинер, сломал ногу, и я счел это указанием.

И тут я понял, что, вопреки усам и добавочному весу, он остался прежним Чокнутым моих школьных лет.

– Ты всегда ставишь на лошадей по этому принципу? – осведомился я.

– Ну, ты не поверишь, как часто он срабатывает! В тот день, когда мою тетку заперли в фешенебельном приюте для умалишенных, я выиграл пятьсот фунтов, поставив на Безумную Джейн в розыгрыше юбилейного кубка. Сигарету?

– Спасибо.

– Боже мой!

– Что случилось?

– Мой карман обчистили, – пробормотал Чокнутый Коут, извлекая из него дрожащую руку. – У меня в бумажнике было без малого пятьсот фунтов, и он исчез!

В следующую секунду я с изумлением заметил на его лице слабую улыбку покорности судьбе.

– Итого два, – прошептал он как бы самому себе.

– Два – чего?

– Два несчастья. Они обязательно выпадают тройками. И когда случается какая-нибудь пакость, я всегда стискиваю зубы перед следующими двумя. Ну, во всяком случае, теперь, слава Богу, осталось только одно.

– Ну а первое?

– Я же сказал тебе, что Спенсер, мой камердинер, сломал ногу.

– Но по-моему, оно должно числиться в трех несчастьях Спенсера. Так при чем тут ты?

– Ну, дорогой мой, без Спенсера мне приходится очень скверно. От болвана, которого прислало мне взамен агентство, толку никакого. Ты только погляди! – Он выставил элегантную ногу. – По-твоему, это можно назвать складкой?

С учетом мешковатости моих собственных брючин, я бы назвал эту складку идеальной, но его она словно бы совершенно не устраивала, и потому мне пришлось посоветовать ему покрепче стиснуть зубы и терпеть, как подобает мужчине, а вскоре прозвонил колокол, возвещая заезд три тридцать, и мы расстались.

– Да, кстати, – сказал Чокнутый в последнюю секунду, – ты будешь на обеде выпускников-рикинианцев на следующей неделе?

– Да, буду. И Укридж тоже.

– Укридж? Боже мой, я не видел старину Укриджа уж не знаю сколько лет!

– Ну, он там будет. И думается, займет у тебя малую толику на краткий срок. Так что ты обретешь свое третье несчастье.

Решение Укриджа присутствовать на ежегодном обеде выпускников школы, в которой мы с ним (так сказать) учились, явилось для меня неожиданностью: пусть обед, предположительно, будет превосходно приготовленным и насыщающим, однако билеты стоили полсоверена с головы, причем участникам полагалось быть в вечерних костюмах. А Укридж, хотя иногда располагал десятью шиллингами, заложив фрак, а иногда располагал фраком, взяв его напрокат за десять шиллингов, тем и другим одновременно располагал крайне редко. Тем не менее он сдержал слово и вечером перед банкетом появился у меня для предварительного подкрепления, одетый безупречно и готовый для пиршества.

Быть может, нетактично, но я спросил, какой именно банк он ограбил.

– По-моему, на той неделе ты мне говорил, что с деньгами у тебя туго, – добавил я.

– Было туже, чем эти инфернальные брюки. Ни в коем случае не покупай готовую одежду, Корки, мой мальчик. Она никогда не бывает впору. Но теперь все это позади. Я прошел поворот, старичок. В прошлую субботу в Сандауне мы собрали неслыханный урожай.

– Мы?

– Фирма. Я же тебе говорил, что вошел пассивным компаньоном в дело одного букмекера.

– Господи Боже ты мой! Или ты хочешь сказать, что оно приносит доход?

– Приносит доход? Мой дорогой старый малышок, да как оно может не приносить дохода? Я же тебе сразу сказал, что это золотое дно. Богатство светит мне в глазные яблоки. Позавчера я купил дюжину рубашек. Так что сам видишь.

– И сколько ты заработал?

– В некоторых отношениях, – сентиментально вздохнул Укридж, – я сожалею об этом благосостоянии. Ведь прошлые беззаботные безденежные деньки были не так уж плохи, а, Корки, старичок? Жизнь тогда казалась забористой, стремительной, яркой, интересной. И не следует забывать об опасностях богатства, которое может расслабить и изнежить человека. Впрочем, оно имеет свои положительные стороны. Да, в целом я не жалею, что разбогател.

– И сколько же ты заработал? – снова осведомился я. На этот раз с уважением. Тот факт, что Укридж купил шесть рубашек вместо того, чтобы похищать мои, указывал на финансовое благополучие по меньшей мере графа Монте-Кристо.

– Пятнадцать фунтов, – сказал Укридж. – Пятнадцать золотых соверенов, мой мальчик! И всего за одну неделю скачек! Не забывай, скачки устраиваются круглый год. Из месяца в месяц, из недели в неделю мы будем расширяться, мы будем разворачиваться, мы будем развиваться. Было бы уместно, старичок, шепнуть словечко-другое ребятишкам на этом сборище, рекомендуя им наши услуги. Айзек О’Брайен – так называется наша фирма, Блю-стрит три, Сент-Джеймс. Телеграфный адрес: «Айкоби, Лондон». Наш представитель присутствует на всех сколько-нибудь значимых скачках. Но про мою связь с фирмой не упоминай. Не