Башир Керруми - Красная пелена Страница 10

У меня возникло впечатление, что эти люди давно смирились со своей судьбой и не видели возможности ее изменить.

Что было тому виной? Одиночество? Душевная боль, превратившая их в живых мертвецов? Этого я не знал.

Прежде мне еще не доводилось видеть ничего подобного, и меня охватила глубокая печаль. Даже в Оране, при всей тамошней нищете, я не наблюдал такой безысходности. Здесь же, глядя на лица этих людей, я читал на них такую пронзительную, въевшуюся в плоть и кровь тоску, что по спине у меня побежали мурашки. Если это – иммиграция, то зачем я проделал путь длиной в сотни километров? – спрашивал я себя.

Я медленно пил свой кофе с молоком, стараясь растянуть удовольствие и заглушить голод – есть мне тем вечером было нечего.

Напротив меня села за столик женщина. На вид лет сорока пяти – пятидесяти, с увядшим лицом и дряблым телом. Мне почудилось, что она явилась сюда из моих страшных снов. Она спросила, не марокканец ли я, и я отрицательно покачал головой. Но потом добавил, что у меня есть родственники марокканцы; действительно, моя бабка с отцовской стороны родом из Марокко. Но сам я, объяснил я женщине, приехал из Алжира, из Орана.

– Ах, Оран! – воскликнула она, на миг просветлев лицом. – Сказочный город!

Я улыбнулся. Значит, во Франции все еще жива легенда об Оране как о прекрасном для жизни месте.

Но я не собирался разбивать ее иллюзии. Пусть думает, что в Оране и в самом деле существует земной рай.

Затем она устроила мне настоящий допрос – в манере, свойственной всем обитателям Средиземноморья. Вам задают какой-нибудь вопрос и, едва выслушав ответ, тут же задают следующий. И так до бесконечности.

Я назвался студентом и, поскольку ее бесцеремонность мне совсем не нравилась, отвечать старался в основном пословицами и поговорками.

Вообще-то жители Северной Африки любят играть в эту своеобразную игру, которая позволяет слушателю толковать полученные ответы как ему вздумается. На женщину, судя по всему, они произвели благоприятное впечатление, потому что она пригласила меня на следующий день на обед.

Покидая кафе, она сказала:

– До завтра.

Окружающая обстановка действовала на меня настолько угнетающе, что я забыл спросить, как ее зовут, и сам ей не представился. Но дал себе слово назавтра исправить эту оплошность.

Как мы и договаривались, она ждала меня возле черного хода своего обшарпанного дома.

Стены в подъезде были такие грязные и замызганные, что уже никто не смог бы определить, какой краской – серой или зеленой – они выкрашены. Я бы не удивился, если бы ветхая лестница вдруг начала проваливаться у нас под ногами.

Мы с моей новой знакомой прошли длинным коридором, в котором витали запахи дезинфекции. Она впустила меня в свою комнату – чистенькую и уютную. На полу лежал матрас; стояло два старых деревянных кресла и низкий столик. В углу была оборудована крохотная кухонька.

– Садись, сынок, – сказала она мне, указывая на стул. – Я очень рада, что ты у меня в гостях.

И добавила:

– Ты напоминаешь мне сына. Он остался в Марокко.

При этих словах ее лицо осветилось радостью. Мне показалось, что она говорит искренне. Я сказал ей, как меня зовут. Она тоже назвала мне свое имя – Аиша.

По-арабски «Аиша» значит «живая». Мы вкладываем в это слово понятие благоденствия.

Я воспринял это как добрый знак. Она подала мне большую тарелку риса с шафраном, картофель и кусок мяса.

– Кушай, сынок, а то ты больно худенький. Наверное, плохо питаешься.

Наворачивая угощение, я задал ей вопрос:

– А что ты думаешь насчет иммигрантов? Тех, что приехали сюда, во Францию?

– На нас тут смотрят как на собак, если не хуже. Собак-то хоть жалеют. Вот, смотри, сынок. Я работаю уборщицей в нескольких гостиницах и еще хожу убираться в одну французскую семью. И там и там я делаю свое дело хорошо. Но видел бы ты, как на меня смотрят! Слышал бы, как со мной говорят! Хуже, чем с собакой, много хуже! А все почему? Потому что меня зовут Аиша, потому что у меня смуглая кожа. Они думают, что я – низшее существо, что я – не такая, как они. Не понимаю, как у них мозги устроены. Ну да, они говорят по-французски лучше, чем я, но почему они все решили, что я дура? Ум ведь не в голове, ум – в сердце…

Один раз хозяйка заплатила мне только треть того, что должна была. И сказала: «Не нравится, иди пожалуйся в полицию». Знает, что у меня нет документов и никуда я жаловаться не пойду. Знает, что я всего боюсь. По-моему, французские полицейские к нам относятся не так, как к ним, своим соотечественникам, а много, много хуже. Что мне было делать? Я села и заплакала. А потом стала искать другую работу. У нас, у иммигрантов, никакой жизни нет. На нас смотрят как на пустое место. И вернуться домой мы не можем, потому что там просто умрем с голоду. Иногда мне кажется, что мы тут делаемся какими-то бесчувственными. Как будто умираем заживо.

Знаешь, сегодня утром я была счастлива – потому что знала, что ты придешь ко мне в гости. Но такое со мной случается редко. Чаще всего я или боюсь, или отчаиваюсь. И понимаю, что этот настрой меня потихоньку убивает. Прости, что рассказываю тебе все это, но мне больше не с кем поговорить. А ты – хороший мальчик. Добрый. Надеюсь, с учебой у тебя все будет в порядке.

Мы немного помолчали, а потом я сказал:

– Я долго думал. Не знаю, стоит ли мне оставаться во Франции. Я хотел бы учиться и работать. Просил у алжирского правительства стипендию, но получил отказ. Вот ты давно живешь в Европе… Скажи, а в других странах у тебя есть знакомые?

– Поезжай в Голландию, вот тебе мой совет. У меня там брат. Там вроде бы полиция не такая строгая, да и работу найти легче.

Ее слова соответствовали тому, что я уже слышал раньше.

– Если хочешь передать весточку брату, – предложил я, – давай, я отвезу.

– Спасибо, сынок. Мне так много надо ему рассказать. Только вот писать я не умею. Так и не выучилась.

– Ничего страшного, – успокоил я ее. – Если твой брат умеет читать по-арабски, я напишу письмо от тебя.

– Вот спасибо! У нас, ты ведь и сам знаешь, в школу ходили только дочки богатых. Остальные девочки так и росли неграмотными. Когда я была маленькой, отец не позволил мне учиться. Может, из-за бедности, а может, не хотел нарушать традицию. Мы это даже никогда не обсуждали. У нас вообще отношение к женщинам невероятно лицемерное. Мужчины утверждают, что они защищают женщин, а на самом деле бессовестно их угнетают. На женщин смотрят как на существ второго сорта. Но так быть не должно. Лично я думаю, что женщины намного умнее мужчин. Когда я смотрю, как мужчины ведут себя в кафе, мне их просто жалко делается. О чем они говорят? О скачках да о сексе. И пьют без остановки. Почему я все это говорю тебе, сынок? Потому что не хочу, чтобы ты стал таким же, как они. Но ты хоть читать умеешь! А если человеку доступны книги, он найдет для себя спасение.

– Не бойся, Аиша, таким, как они, я точно не стану. А ты лучше скажи мне, как попасть в Голландию, чтобы меня не задержали на таможне?

Едва я произнес эти слова, как понял по выражению ее лица: она догадалась, что у меня тоже нет документов.

– Если не хочешь, чтобы тебя поймали таможенники или полицейские, поезжай на автобусе. Садись в субботу вечером, часиков в девять-десять. Выйдешь в какой-нибудь деревушке поближе к бельгийской границе, а дальше пойдешь пешком. Обычно пешеходов никто не проверяет. Но если тебя вдруг остановят, скажешь просто, что идешь на дискотеку по ту сторону границы.

Еще можно добраться автостопом. Французы, которые вечером едут развлекаться на дискотеке где-нибудь в Бельгии, обычно уже навеселе, так что вполне могут тебя взять.

Как только окажешься в Бельгии, садись на поезд до Брюсселя, а уж там пересядешь на другой и на нем доедешь до Фландрии. Выйдешь в ближайшем к голландской границе городе. Я знала, как он называется, да вот забыла… Походишь по городу, пока не найдешь указатели, в какой стороне Голландия. Вот по этим указателям и иди. Полтора часа – и ты в другой стране. Там опять можешь сесть на поезд. Имей в виду, в Бельгии и в Голландии на приезжих вроде нас почти не обращают внимания. Там тебе ничего особенно не грозит.

Она убрала со стола и предложила мне чаю. Я охотно согласился.

– Раз уж сегодня такой удачный день, – сказала она, – я заведу тебе хорошую музыку. Она называется «андалус», а поет поэт по имени Бензарга. Он давно умер… Очень я люблю одну его песню. Называется «Рашда». Вот, послушай…

Песня проняла меня до самых печенок. Мне вспомнилась вся моя жизнь, проведенная в Оране, вспомнились те вечера, когда мы с друзьями сидели за чаем и тоже слушали музыку. Самые старшие у нас курили опиум, но никогда не предлагали младшим последовать их примеру – опиум стоил слишком дорого.

Из глубин памяти всплыло еще одно воспоминание. Прошлым летом мой двоюродный брат женился, и они с отцом под влиянием близких захотели пригласить на свадьбу группу, исполняющую музыку в стиле рай.